как бешено бьется ее сердце о натянутую кожу горла. — Я подумала, что кто-то вломился в дом, чтобы напасть на меня.
От мысли, что кто-то причинил ей боль, кровь приливает к моей голове так быстро, что меня начинает тошнить. Мне приходится резко выдохнуть, чтобы не потерять сознание.
— Если мужчина будет держать тебя в таком состоянии, — рычу я ей в лицо, — ударь его головой в лицо и пни по яйцам.
— А потом что? Закричать и убежать?
Моя ответная ухмылка — прямо-таки садистская.
— А потом ты оставишь его мне, чтобы я его прикончил. Я научу его понимать, что такое боль, прежде чем убью.
Я не пытаюсь скрыть маниакальные нотки в своем голосе.
Прежде чем она успевает ответить, Беллами стучит в дверь и говорит.
— Сикс? Ты в порядке? Я услышала громкий шум и крик.
— Да, я в порядке! Я только ушибла палец об угол кровати, но со мной все в порядке. — Она отвечает, ложь плавно слетает с ее губ. — Ты можешь вернуться в постель, извини, что разбудила тебя.
— Все в порядке, спи спокойно!
Я слушаю звук шагов Беллами, возвращающейся в свою спальню, а затем ее дверь закрывается.
— Ты не рассказала обо мне своим друзьям, — говорю я. Это прозвучало слегка обвинительно, и мне это не нравится.
Она смотрит на меня широкими, полными нежности глазами, которые заставляют монстра во мне хотеть убить, чтобы защитить ее от любого дискомфорта, каким бы незначительным он ни был.
— Что бы я им сказала?
Она не пытается вырваться из моей хватки или угрозы моего тела над ее, вместо этого беспрекословно подчиняясь мне. От ее покорности мой член твердеет, а по венам бежит жидкая похоть, нагревая каждую клеточку и частицу, которой она касается.
— Что ты станешь моей женой, — соблазнительно шепчу я ей на ухо. На этот раз мой голос звучит горячо. Властно.
Она никогда не станет моей женой, поэтому я наслаждаюсь теми немногими возможностями, когда еще могу сказать это.
Ее лицо раскраснелось, а розовые щеки, из-за которых веснушки кажутся слившимися воедино.
— Это должно быть секретом, помнишь?
— Недолго.
— К тому же, — продолжает она, не останавливаясь, — твой друг разбил сердце моей подруге. Сейчас не самое лучшее время говорить о ком-то из вас.
— Он идиот.
— Да, он такой. — Она отвечает, прежде чем бросить на меня удивленный взгляд. — Я потрясена, что ты так думаешь.
— Это потому, что ты думаешь обо мне только как о неприятности.
— Ты только что вломился ко мне через окно, — отмечает она.
— Раньше ты никогда не возражала.
Ее дыхание сбивается, а глаза ищут что-то в моих. Не знаю, нашла ли она это, но она говорит.
— Нет, не возражала.
Воздух между нами сгущается, и я опускаю глаза к ее рту, привлеченный ее блестящими пухлыми губами. Они раздвигаются под моим пристальным взглядом, и я чувствую, как моя голова слегка наклоняется к ней.
— Я была сегодня на вашем матче. — Она говорит торопливо, разрушая чары момента и останавливая мое падение.
Я отступаю назад.
— Я знаю. — Я видел, как она стояла на трибунах и смеялась с Тайер.
— Ты видел меня? — удивленно спрашивает она.
Я захватываю прядь ее волос и провожу пальцем между ними.
— Их довольно трудно не заметить, — говорю я ей. — Именно это привлекло меня к тебе в первый день нашего знакомства.
Если судить по тому, как расширились ее глаза, то не я один удивлен своим признанием.
— Правда?
У меня нет другого выбора, кроме как сказать ей об этом.
— Солнце отразилось от них в поле, и они привлекли мое внимание. Я не знал, что может так блестеть. Я подумал, что это может быть что-то ценное — мой десятилетний мозг решил, что это может быть сокровище, — и я пошел проверить.
— Ты, наверное, разочаровался, когда там была только я.
Я отпустил прядь волос и вместо этого провел пальцем по ее щеке, позволяя навязчивым мыслям победить себя и предаваясь обведению ее веснушек, как я думал сделать это уже много лет.
— Я ведь оставил тебя себе, не так ли?
Мои слова звучат более навязчиво, чем я предполагал, но ее ответный тон пропитан едва скрываемой горечью.
— Недолго.
Напоминание о том, почему я вычеркнул ее из своей жизни, почему я не должен находиться здесь, в нескольких сантиметрах от ее тела, словно ведро льда, вылитое на мою голову. Мой позвоночник выпрямляется, а мышцы напрягаются.
— Мы же договорились не говорить о прошлом. — Я рычу, хватаясь за подол ее пижамных шорт и стягивая их вместе с трусиками вниз по бедрам. Я стягиваю свои собственные брюки с задницы.
— Ты первый заговорил об этом, — возражает она, ее дыхание учащается.
— Моя гребаная ошибка. — Я рявкаю, сплевывая на свой член и размазывая его по кончику, чтобы смазать. Другой рукой я скольжу по ее киске, чтобы проверить, насколько она мокрая. — Как всегда, мокрая, — замечаю я.
Без дальнейших приготовлений я подношу член к ее входу и погружаюсь внутрь. Она шипит, ее спина слегка выгибается, а рука хватается за мою грудь в поисках облегчения.
Я не собираюсь давать ей никакого. Я хочу, чтобы было больно и жестко. Я хочу, чтобы было болезненно. Я хочу, чтобы это было наказанием за то, что она переступила черту, как она это и сделала.
Я не жду, пока она привыкнет, прежде чем начать входить в нее. Я распахиваю ее ночную рубашку, и пуговицы разлетаются вокруг нас. Ее сиськи подпрыгивают при каждом толчке моих бедер, и я не могу удержаться, чтобы не размять их и не наклониться, чтобы жадно всосать ее соски в свои губы.
Ее ногти пробегают по моим волосам, вызывая мурашки на шее. Секунды спустя они впиваются в мою спину, отчаянно цепляясь за кожу. Добавление боли превращает меня в безумца.
Я делаю еще несколько толчков, затем перекидываю ее левую ногу на правую, чтобы она легла на бок, и снова погружаюсь в нее. Мне нравится эта позиция: я могу смотреть ей в глаза и одновременно иметь доступ к ее попке.
Моя рука с громким шлепком опускается на ее ягодицу, и ее рот раскрывается в беззвучном крике, а мышцы сжимаются вокруг моего члена в тандеме.
Я снова шлепаю ее по заднице, и на этот раз она издает звук, небольшой вскрик, который я ловлю рукой, закрывая ей рот.
— Помнишь, как тебе нравилось, когда я издевался над этой попкой после драки? — спрашиваю я, попеременно вдавливаясь в нее и шлепая по заднице. — Ты
