Вот и сказке конец…
– Постойте, постойте, а как же Василич? – запротестовал Анатолий Львович. – Что с ним случилось?
– А, Василич… – как бы удивившись своей забывчивости, сказал священник, – Василич… Когда произошла вся эта петрушка, то первое, что он почувствовал – это удивление от того, как такой великий, такой хитрый, такой мудрый план мог привести к таким печальным результатам. Он так удивился, что, наверное, умер бы от удивления, если б мог. Но он не мог умереть, так как был вечным, поэтому изумления он превратился в камень. До сих пор в тех местах есть поверье, что, кто найдет тот камень, тот станет обладателем всей хитрости этрусских преторианцев. А от всей великой этрусской цивилизации осталось только несколько безделушек, да кое-какие надписи, которые до сих пор не могут прочесть ученые…
– А что было потом? – спросил Колосов.
– Потом много чего было, – ответил отец Василий, – но это уже другая сказка. Одно лишь могу добавить. В самый разгар всей этой истории случилось событие, на которое никто не обратил внимания в силу его обыденности и незначительности. В одной из областей Этрурии двумя братьями было основано новое поселение, названное ими – Рим. Поселились там гордые и свободные люди, которые и дали начало новому народу – римлянам. Ну… а что было потом, вы, наверное, знаете из учебников истории.
– Стой! Кто идет? Стрелять буду! – раздался грозный оклик.
Все остановились как вкопанные, ошарашенные неожиданной командой. Оказалось, что только на Сергиенкова это происшествие не произвело никакого впечатления.
– Свои, свои, это я – Сергиенков! – отозвался он.
– Пароль! – продолжал требовать грозный голос.
– Интеграл! Отзыв?
– Абцисса. Проходите. Валерка, признайся, сегодняшние дурацкие пароль и отзыв – твоих рук дело? – спросил один из троих людей с оружием, вышедших из-за копны и стоящих теперь у дороги, когда Сергиенков и Вика поравнялись с ними.
– А что? Штык и пуля лучше, да? – огрызнулся он.
– Кто это с тобой?
– Свои, Чигрин приказал в станицу проводить.
– Дети, как есть дети, – сказал отец Василий, когда они миновали кордон, – все в игры играют. Хотя… До того как они здесь появились, скверно было… Разбойники совсем обнаглели…Скот угнать или человека ограбить… Каждый день такое происходило. Бывало и убивали. Меня самого три раза останавливали. Но у меня, Слава Богу, грабить нечего. Один раз, правда, с досады крест мой деревянный отобрали, нехристи. Потом отъехали и выбросили. Я его через километр на дороге подобрал… Ой, а когда с бензином было попроще, засады на машины устраивали. Дорогу перегородят… Да чего уж там.., – поставив ношу на дорогу, отец Василий отер пот со лба. – Валера, Валера! – окликнул он Сергиенкова, призывно маша рукой.
Сергиенков и Вика, заметив, что их зовут, подошли к священнику. Они стояли на перекрестке, на окраине станицы. Грунтовка, по которой они пришли продолжалась широкой асфальтированной улицей с тротуарами и горящими фонарями, а вправо и влево от них, между заборами пролегла корявая неосвещенная бетонка.
– Валера, дорогой, спасибо, что проводил, – сказал поп. – Ты куда собираешься людей вести? К себе? И где ты их там устроишь?
– Да сообразим что-нибудь, – не очень уверенно ответил тот.
– Вот-вот. Пока вы там будете соображать, ночь пройдет. Давай сделаем так. Я их заберу с собой, к своей хозяйке. У нее места много. Они там переночуют, а утром, когда от вас машина выйдет, ты на ней вместе с ихним Михаилом приезжай за ними. Лимоновая, 11. Понял? Знаешь, где это? Вот по этой вот улице, – отец Василий махнул направо, – через три квартала – налево. Это и есть Лимоновая. Ну, до завтра. Не забудь, мы ждем тебя с машиной и Михаилом. – Старый священник перекрестил Сергиенкова, подхватил сумку и, сказав: – Пойдемте, – двинулся по бетонке.
Анатолий Львович и Колосов, пожав парню руку, подняли сумки и двинулись вслед за попом. Марина кокетливо сделала ручкой:
– Бай-бай, – и добавила для Вики, – долго не задерживайся, догоняй.
– Ну… Пока.., – несмело протянула ладошку Вика.
– Пока… – он спрятал ее ладонь в своих руках, – жалко, что ты завтра уезжаешь…
Она пожала плечами:
– Мне надо идти. – И осторожно высвободив свою ладонь из его рук, бросилась догонять Марину.
Они недолго шли по темному переулку, ведомые попом, прежде чем остановиться перед калиткой в высоком заборе.
– Знаете что, мы в дом не пойдем, чтобы хозяйку не будить, – сказал отец Василий, – а залезем-ка мы на сеновал и прекрасно там выспимся.
– А собака во дворе есть? – поинтересовалась Вика.
– Нет. Давайте за мной. – Священник открыл калитку и, стараясь не топать, отправился через весь двор к сараю, стоящему в самом дальнем углу двора.
Утомленные ночной прогулкой, заснули все почти мгновенно, лишь только устроившись на свежем пахучем сене. Один только Виктор Петрович, которому мешала то тревога за сына, то могучий храп отца Василия, долго не мог заснуть. Но, в конце концов, и он забылся тяжелым, полным кошмарных сновидений сном.
Проснулся, когда солнце уже вовсю вливалось на сеновал сквозь открытую дверь сарая. Поднял голову, огляделся – никого. Встал на ноги, отряхнулся, постаравшись вытащить травинки из волос и одежды. Спустившись по скрипучей приставной лестнице вниз, Колосов увидел на пороге летней кухни маленькую, сухонькую старушку.
– Доброе утро, вы нас извините, что мы так бесцеремонно, без приглашения…
– Доброе, доброе, проходите сюда, молочка попейте, – сделала приглашающий жест старушка.
Но в это время за забором раздался зычный голос автомобильного клаксона. Колосов бросился к калитке и, распахнув ее, вывалился на улицу. Напротив двора стоял УАЗ – «буханка» и рядом с ним Сергиенков со счастливой, мечтательной улыбкой на лице. Виктор Петрович схватил его за грудки:
– Где Михаил? Где?
Улыбка сползла с его лица, мгновенно сменившись выражением смущения и оторопелости.
– Они только что вернулись… Сейчас у командира, докладывают… – залепетал Сергиенков.
Колосов опустил руки. «Слава Богу, жив», – подумал он. В это время на улице показались Вика, Марина, Анатолий Львович и отец Василий. Сергиенков явно приободрился, улыбка снова вернулась на его уста.
– Он знаете какой боевой оказался, ваш Михаил-то, – с жаром принялся рассказывать он, – если бы не он, Чигрин бы сразу в станицу вернулся. А так они тех хунхузов всю ночь выслеживали и вышли на самое их гнездо. Самого главаря поймали, который уже несколько лет в розыске находится… – выпалив это, Сергиенков перевел дух. – Загружайте вещи, поедем за вашим Михаилом.
«Слава Богу, – снова пронеслось в голове у Колосова, – вот и заканчивается наше путешествие».
– Здравствуй, земляк, – сказал он, подойдя к открытому окну водителя. – Ты в Волгограде в какой район поедешь?
– Не беспокойся, довезу вас до места, куда скажешь, – ответил тот.
– Нам на пристань надо, на ту, что в районе сельхозакадемии. – уточнил Виктор Петрович, – Знаешь ее?
– У матросов нет вопросов, – скаламбурил водитель, – быстрей загружайтесь и вперед.
Забросить вещи внутрь, попрощаться с гостеприимными хозяевами и рассесться по местам – заняло меньше минуты. УАЗик зафыркал, наполняя воздух запахом скверного бензина, и, переваливаясь на колдобинах, двинулся вперед по улице, провожаемый отцом Василием, смотрящим ему вслед и чертящим воздух размашистыми крестами.
Когда УАЗик подъехал к зеленым воротам с белыми орлами, Мишка уже стоял на ступеньках КПП и ждал их. Вика выбралась из машины и бросилась к брату – обниматься. Вслед за ней вышел Виктор Петрович и, подойдя к детям, обнял их:
– Ну, пойдемте. Еще час, и будем на месте. Пойдем, пойдем, неудобно людей задерживать.
– Папа, я с вами не поеду, – неожиданно дрогнувшим голосом сказала Вика, – я останусь здесь.
– Н-не понял… Это в каком это смысле, останусь? – изумился Колосов, до которого постепенно стал доходить смысл слов, сказанных дочерью. – Это из-за этого мальчишки, из-за Сергиенкова? Вика, но о чем ты говоришь? Ведь тебе еще даже нет восемнадцати лет. Ты еще несовершеннолетняя…
– Ничего, бать, ты не беспокойся, я присмотрю за ней, – солидно вступил в разговор Михаил.
– Что значит, ты присмотришь? Вы сговорились, да? Это у вас что, шутки такие? – Виктор Петрович просто-таки оторопел от происходящего и не знал как себя вести. Наконец он овладел собой и ему стало казаться, что это обычное детское упрямство, что стоит ему только немножко надавить, немножко пристыдить их, и все встанет на свои места. – Да вы с ума сошли! – воскликнул он. – Миша, ну, Вика, предположим, влюбилась, как ей кажется, но ты-то серьезный мужчина, – решил подольститься он к сыну, – или до сих пор в казаки-разбойники не наигрался?
– При чем тут влюбилась, – оскорбилась Вика, – вовсе я и не влюбилась.
