Это была действительно «поэтическая» ошибка, которую мог совершить только Тукай. Не задумываясь над тем, что он серьезно болен, что в столице стоит самая скверная погода, и путь до нее займет двое, а то и трое суток, он с видом человека, которого ждут неотложные дела, отправляется на вокзал. Впрочем, понять его можно — великий город, о котором он столько слышал и читал, город, связанный с именем Пушкина, неумолимо притягивал к себе Тукая. Он должен был подышать воздухом, которым дышал когда-то его любимый поэт, увидеть дворцы и памятники, пройти по дорожкам, по которым ходил он. Представится ли ему такая возможность в другой раз?
5
Много татар было уже среди бесчисленных крестьян, пригнанных к устью Невы для строительства новой столицы. К тем из них, кто остался в живых и обосновался в городе, постоянно присоединялись новые соплеменники. После 1812 года в Петербург больше всего поставляли людей разных специальностей Нижегородская, Пензенская и Симбирская губернии. Особенно много ехало в столицу касимовских татар.
Часть «мусульман», продолжая традиции предков, специализировавшихся на торговле со Средней Азией, занималась куплей-продажей и захватила в свои руки почти всю торговлю азиатскими товарами. Что касается касимовских, то более состоятельные из них предпочитали вкладывать свои капиталы в рестораны и трактиры. Было, например, время, когда некие Байрашевы прибрали к рукам все железнодорожные буфеты.
Чем больше становилось магазинов, тем больше требовалось и приказчиков. Хотя татарские приказчики в основном работали в «мусульманских» магазинах, их охотно брали на работу и русские купцы. Возникали все новые рестораны и трактиры, а это, в свою очередь, увеличивало потребность в буфетчиках, официантах и половых. Сюда по традиции шли касимовские. Те же татары, которым не по плечу была торговля и служба в трактирах, шли в дворники да в извозчики. После отмены крепостного права, когда приток из деревень в города заметно усилился, на фабрики в Петербург пришли и рабочие-татары.
В конце XIX и начале XX века, в период национального пробуждения татар, стала расти в Петербурге и татарская интеллигенция. Из татарских семей, живших в самом Петербурге, выходили адвокаты, врачи, инженеры, чиновники и военные. На учебу сюда стали приезжать со всех концов России татарские и башкирские парни и девушки. В 1912 году в университете, в технологическом институте, на Бестужевских высших курсах и в других высших учебных заведениях Петербурга училось несколько десятков юношей и девушек из татар и башкир.
Ко времени приезда Тукая столичные татары жили тремя приходами — махалля. Два благотворительных общества разделили татарскую интеллигенцию на две «партии». Одна, возглавлявшаяся М. Бигиевым, проповедовала либеральные взгляды. Она пользовалась типографией Бураганского и материальной поддержкой просвещенных купцов, вроде Галима Максудова. Другая, во главе которой стоял ахун Сафа Баязитов, полностью лояльная к властям, противилась любым новшествам, отстаивая неприкосновенность существующих порядков. Ее поддерживали Байрашев и другие касимовские богачи, рупором которых была религиозная газета «Hyp» («Луч»). Партии эти хотя и враждовали, но без ожесточения. Ощутив, очевидно, потребность в своей газете, столпы либеральной партии в поисках редактора решили остановиться на кандидатуре Тукая и поручили Бигиеву пригласить его в Петербург.
К этому времени стала намечаться, правда, пока еще никак организационно не оформленная и третья «партия», которую представляла молодежь, придерживавшаяся революционно-демократических взглядов. Самым выдающимся и влиятельным из них, без сомнения, был будущий революционер Мулланур Вахитов, который, прожив недолгую жизнь, оставил неизгладимый след в истории татарского народа. Пока же, исключенный из технологического института, он учился в психоневрологическом институте, куда не был закрыт путь так называемым «неблагонадежным». К этой же группе относился и Шариф Ахметзянов из Башкирии, готовившийся к поступлению в тот же институт и впоследствии сыгравший видную роль в революции, и студент университета Шакир Мухаммедьяров. Близки к ним были Карим Сагит, который, работая приказчиком у купца Понизовского, одновременно занимался писательской и журналистской деятельностью, а также Кабир Бакир, исполнявший обязанности секретаря редакции газеты «Hyp», но тем не менее склонявшийся к «радикалам».
О своем приезде в Петербург Тукай писал: «Восемь утра. Не слышно шума и грохота; темно, туманно, едешь в фаэтоне на резиновых шинах по улицам, мощенным деревянными шашками, словно идешь в валенках на толстой подошве. И до чего же высокие дома! Сам черт не разберет, где тут небо, где солнце. То ли пасмурно, то ли ясно, не могу описать свой приезд в этот город, как описал приезд в Уфу. Я поражен, я весь во власти величия этого города. Похожие друг на друга, мощенные шашками улицы. Конки не вызывают улыбки, как в Самаре, потому что рядом с ними и трамвай и автомобиль! Еду и считаю дома: «Сергиевская, 81». Стоп! Приехали!..
Нажал звонок. Было еще довольно рано. Оказалось, Муса-эфенди только что встал. Он вышел мне навстречу».
После обмена приветствиями и небольшой суматохи гостя устроили в кабинете Мусы Бигиева. Кровать, рабочий стол и книги, книги, книги. В большинстве на арабском языке.
Дом во дворе, а квартира на втором этаже. Перед окном Тукая — до неба глухая кирпичная стена. «Квартира зажата между стенами, которые, подобно преградам, воздвигнутым Александром Македонским, заслоняют от меня и Петербург, и весь мир».
Тукая снова одолевает лихорадка. Он лежит в постели, глотает аспирин, курит, листает книги. Так проходит четыре дня. Раз-другой Тукай пробовал выйти посидеть в Таврическом саду, неподалеку от дома, но это было мучительно. В городе ветрено, холодно, беспрестанно моросит дождь. Есть, однако, беда и похуже: чтоб выйти на улицу, надо пройти через зал, а там частенько сидят женщины. Добро бы только супруга Бигиева Асма-ханум. Но тут живет, оказывается, и курсистка Марьям, которая доводится хозяину племянницей. Частенько приходит и сестра Асмы-ханум, тоже бестужевка Гульсум Камалова.
Хозяин же беспрерывно занят. Лишь раз сводил поэта в гости к Лотфи Исхакову, и все. У Бигиева дел по горло: учится, ходит на лекции, роется в библиотеках. Дома, наспех перекусив, садится писать. Тукай завел было разговор о переезде в гостиницу. «Не беспокойтесь, будет, все будет», — ответил Муса. Но все оставалось по-прежнему.
Когда Тукай, чтобы разыскать Кабира Бакира и Карима Сагита, спросил адрес газеты «Hyp», Бигиев не мог его назвать. Тукай поразился, но Бигиев с людьми из «Нура» пе общался; как-никак разные партии. Без внимания, правда, Тукая но оставляли и эти четыре дня. Его посетил приходский мулла Лотфи Исхаков. Приходила с букетами группа курсисток, но Тукай, сославшись на болезнь, их не принял. Видимо, визит этот был организован стараниями Гульсум и Марьям.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
