— Слышишь меня? — Я присел рядом и поводил перед его лицом двумя пистолетами, сцепленными бледно-голубым разрядом. — Понимаешь меня?
Не смыкая губ и не сводя глаз с послушной, как ручная кобра, молнии в моих руках, он закивал.
— Иди на двор, кликни тех, кто там еще живой, садитесь в машину и газуйте в город. Жена и дети есть? Прекрасно.
Вот езжай к жене и детям и сделай для них все, что когда-л ибо обещал, да не сделал. Свози на море, покатай на лошадке, шубу шиншилловую подари. Понял? Дальше. Мы оба с тобой понимаем — понимаем же, да? — что все, что тут произошло, — сказочная небывальщина, и пересказывать ее никому не надо. В общем-то я могу сказку довести до конца по законам жанра: выживет только красавица, рыцарь и его верный конь… Но тогда твоим деткам моря не видать, так? Поэтому, друг Котовский, своим ты расскажешь, что Лауреат устраивал здесь собачьи бои, буйные мастифы вырвались и перегрызли всех к чертовой матери. Начали палить по собакам — случайно пристрелили босса. Кто это сделал, ты не знаешь. Ты убежал. Понял? Давай, не теряй времени. А мы тут пока приберемся.
Мой немногословный собеседник вскочил и проворно скрылся, едва не сбив с ног подошедшего Замалтдинова. Тот уже успел перетянуть каким-то лоскутом оцарапанную пулей ладонь и теперь ждал указаний.
Я подошел к скорчившейся на полу Белоснежке и подал ей руку:
— Давай помогу.
Она медленно подняла голову. Я никогда не видел ее вблизи. Фотографии, попавшие в ее досье, были либо старыми, либо плохого качества, либо изображали ее в гриме и парике. По сути, я не знал, как она выглядит на самом деле. В досье, как и полагается, был занесен рост (168 см), тип телосложения (средний), вес (около 60 кг), цвет, размер и посадка глаз (голубые, большие, широко расставленные), волосы (светлые, густые, средней длины, на сцене носит черный парик), зубы (коронок нет), особые приметы (шрам от аппендэктомии, монохромная татуировка на шее сзади в виде портрета Че Гевары, уши проколоты, правое — в трех местах). Коллеги добросовестно пометили особенности походки, мимики, жестикуляции, манеры говорить… Вроде бы все сказано. На деле (я в этом убеждался тысячу раз) — ничего. Их миллионы, голубоглазых девушек с быстрой походкой и светлыми волосами средней длины. Ни в одном досье никогда не будет упомянуто это злое и отчаянное выражение глаз затравленного рысенка, низкие, опасно сдвинутые брови, паническая бледность, пыль в морщинках лба, следы от грязных пальцев на щеке, подрагивающие ноздри, напряженные уголки тонких губ и свалявшиеся змейки волос.
А главное — ни в одном досье не будет сказано, что она похожа на мою Наську как сводная сестра.
Знают ли ее родители, какой дьяволенок живет с ними под одной крышей? Послушная дочь, добрая учительница школы эстетического развития, любимица воспитанников, которая терпеливо, с неизменной улыбкой показывает детям, как рисовать кораблики и солнышки, которая только что заставила свору диких псов растерзать четверых взрослых мужчин… Обладательница редчайшего и опаснейшего таланта. Горгона Медуза.
— Вставай, — сказал я.
Она смотрела не на меня — на стоявшего позади Замалтдинова, и глаза ее медленно расширялись. Все так же глядя исподлобья, она покачала головой. Сил драться не осталось, но шанса блеснуть упрямством она не упустила.
— А выбора у тебя нет, — разъяснил я. — Я помог Артему отбить тебя у бандитов в обмен на то, что ты уйдешь отсюда со мной, а не с ним.
— Его бы, кстати, тоже забрать не мешало, — пробормотал Замалтдинов, пихая лежащего Горинца в бок носком пыльного ботинка.
— Вот и займись. Тащи его и Лицедея в машину. Аптечка… в общем, ты знаешь.
Замалтдинов кивнул, крякнул, загреб Горинца под мышки здоровой рукой и натужно поволок во двор. Там уже заводили машину уцелевшие бандиты. Езжайте, хлопчики, Бог в помощь…
— А эта… лейтенант Инга, она тоже с вами? — осмелилась спросить Венди.
— Нет, и слава богу, — честно ответил я. — Вставай, пошли. Все кончено, Венди-Наташа.
— Отпустите Артема, он вам не нужен. И Отто отпустите, он не инициатор.
Она наконец распрямилась, проигнорировав протянутую руку (лицо повела гримаса боли). Венди упорно не капитулировала. Подвиг, которого никто не оценит.
Впрочем, мое молчание она расценила верно: не будет никакого торга. Спросила:
— А родителям что скажете?
— Сама им все объяснишь. Что нашла достойную работу в Красноярске, в органах, не где-нибудь. Мы тебя на курсы отправим, звание дадим, все будет как в хорошей советской сказке. Сработаемся.
— Заставите меня делать для вас магов?
— «Заставите», — передразнил я. — Ты их уже столько понаделала… Сотней больше, сотней меньше — тебе не все равно? Ты и так уже работала на нас. Вот Замалтдинов, полюбуйся — твоя работа.
— И вы?
— И я.
— Вы старый.
— Бенард тоже не юноша. Такое бывает, тебе ли не знать.
— И много вас? Магов в погонах?
— Прилично, — ответил я, не вдаваясь в подробности.
Вернулся Замалтдинов, сверкнул на нее глазами и взялся за Лицедея.
— А если откажусь? — Она уже была согласна, согласна на все, но зачем-то длила бесполезные переговоры.
— Антипов отказался.
— Кто это?
— Кажется, вы звали его Дэном.
Венди поникла:
— Ладно. Идемте. Только не надо никакой химии. Сама пойду.
— Надо, Венди, надо. Мы… Как бы это сказать помягче?.. Тебе не доверяем. Ты не переживай, будет не больно.
Я неторопливо пошел к выходу, и Венди послушно последовала за мной. Она еле переставляла ноги, и мне следовало бы поддержать ее и помочь сесть в машину. Но она не дастся. Я — враг, а от врага она не примет ни помощи, ни сочувствия.
Замалтдинов во дворе возился с Лицедеем. Ноги китайца в карикатурно огромных кроссовках торчали из салона, а мой напарник пытался упаковать их внутрь.
— Вот же зараза, — с досадой бросил Замалтдинов, — на арене в горошину сжимался, а тут раскорячился, как роженица.
— Брось, я сам. Иди лучше убери дохлятину.
Замалтдинов поднял бровь:
— Всю?
— Собак и крыс. Всю тебе… Бандитов не трожь — пусть их похоронят по-человечески.
Замалтдинов с облегчением бросил Лицедея и отправился зачищать поле боя, а я обернулся к понурой Венди:
— Ну и как ощущения после первого убийства? Или ты и раньше?..
— Никак, — сухо ответила она.
— Пять трупов на твоей совести. Ты обставила даже Цыбульского. Нигде не свербит? Совесть там, жалость?
— Я защищалась.
— У них ведь тоже есть родители, жены, детишки…
— Раньше надо было думать о женах и детишках. Десять против меня одной… получили свое, — скривилась она.
— Тринадцать, если быть совсем точным. Эх ты, принцесса цирка, ведь ты ничуть не лучше их. И точно так же могла бы лежать сейчас хладным трупом, и жалеть никто бы не стал…
— Трупом я могла бы стать и раньше, ваши же люди стреляли мне в спину.
— Наш сотрудник действовал в рамках инструкции. Ты — преступница, как ни крути, и ты сопротивлялась при задержании.
— И за что же меня задерживали? — прищурилась Венди. — За причинение тяжких астральных повреждений? Или за жестокое обращение с животными? Нет такого закона, по которому меня можно было бы арестовать.
— Поверь мне, девочка, его сейчас пишут. Специально для тебя и таких, как ты. А пока что хватит с тебя и мошенничества.
— Не докажете.
— Знаешь ли, если моя контора захочет доказать, что Земля плоская, — докажет.
Мои слова не произвели на нее должного впечатления, потому что тут некстати вернулся Замалтдинов. Насвистывая, выбрался через провал во двор и стал взглядом «подметать» крысиные трупики. Они вспыхивали и оседали маленькими облачками пыли. Это зрелище повергло Венди в ужас: такого возбуждения я не видел даже в момент, когда Лауреат держал ее на прицеле. Нервные импульсы заструились по всему телу, глаза забегали. Она его боялась. Больше, чем Лауреата, больше, чем меня. Отлично, его-то мы и отрядим с ней работать.
Я только приготовился усадить ее в машину, как оттуда, где только что находился Замалтдинов, послышался гулкий удар, всхлип и шорох падения тела. Я оберну…
Артем— …ну, давай я, если сама не можешь. Я быстренько: чпок-чпок, контрольные в голову. Потом схожу, понятное дело, к батюшке знакомому, он мне отпустит. Он мне как-то троих отпустил. И епитимью наложил так, по-божески. Хороший дядька, рекомендую…
Сперва я подумал, что снова чудит моя мозговая ложноножка, на сей раз выуживает для меня какой-то эпизодец из прошлого, потому что в будущем Макса с его «хорошими дядьками» не должно быть. Просто не должно. Я же все сделал для того, чтобы ни его, ни кого бы то ни было из наших криминальных знакомых больше в этой истории не было. Неужели не выкатило? Неужели проиграли?..
