новой порции крови, как отражение нашей охватившей одержимости. Подхватывает за бёдра, отрывает от умывальной стойки, после буквально впечатывает – сперва в себя, затем, шагнув в сторону, в дверь чёртовой уборной. Упускаю, как щёлкает затвор. Зато отчётливо слышу, как трещит по швам моё платье, пока мужчина безжалостно убавляет на мне его количество. Опять брыкаюсь. Тщетно. Удар ему в колено – мимо. Новая попытка на этот раз пресечена. Обезврежена. Он стаскивает брендовую тряпку с меня одновременно сверху-вниз, обнажая грудь, и вместе с тем задирая подол выше, тем же коленом, по которому я прежде промахиваюсь, вынуждая меня развести мои – шире, обхватить его надёжнее. И да, я обхватываю. Демон во мне не позволяет иначе. Стоит его пальцам нахально уместиться между моих ног, греховно верно раскрывая и надавливая, как мои колени вероломно слабеют, а весь мой протест концентрируется в предательский протяжный стон и все мои предыдущие помыслы в один миг превращаются в жгучую волну похоти. Она зарождается где-то внизу живота, шмаляет в мой разум адовым пеклом. А Кай почему-то ругается. Не сразу осознаю, по какой именно причине. Лишь после того, как его пальцы гладят между моих бёдер на контрасте нежнее и медленнее, собирают всю доступную влагу, раскрывают шире, надавливают глубже, а затем…
– Блядь… – выдыхает мне в губы мужчина болезненно хрипло, очевидно только теперь вспомнив о позабытом в запале похоти небольшой нюансе моего женского организма.
Я вновь приподнята. Усажена на стойку. А досадная помеха для него исчезает в считанные мгновения.
И…
Будь я проклята и распята по всем кругам чистилища, до чего же охренительно ощущается это наше сумасшедшее единение!
С первого же толчка. До упора.
Вот так…
Меня выгибает с него до немыслимых пределов. Все мои предыдущие эмоции вмиг срабатывают против меня, обостряют каждое из ощущений тысячекратно. Как если бы вышвырнуло в параллельную вселенную. Туда, где снова не существует никого и ничего, кроме пронизывающего насквозь удовольствия, что растекается жгучей ядовитой патокой по моим венам, дурманит рассудок, травит мою кровь, убивает рассудок.
Не принадлежу себе больше…
Лишь ему. Одному-единственному в своей жизни мужчине, которому какой-то злой насмешкой судьбы отдаю своё сердце, вопреки всему, даже самой себе и всем выставленным запретам.
И да, Кай абсолютно прав. В одном.
Происходящее – что угодно, но только не сделка.
Не бывает таких уговоров. Либо чувствуешь. Либо нет.
Я – чувствую.
А ещё…
– Никогда не смей сбегать от меня, моя хорошая девочка, – шепчет Кай намного позже, когда всё заканчивается, а он продолжает удерживать меня в своих объятиях, зачем-то тихо укачивая, лениво перебирая мои рыжие локоны, пока я прихожу в себя после полученного нами обоими оргазма. – Вот что я собирался тебе сказать. Тогда. Не то, о чём ты подумала.
И вот кто подскажет, почему в районе солнечного сплетения мне вдруг так мучительно больно от этих его слов становится?
Поднимаю голову, чуть отклоняясь назад. Всматриваюсь в его тёмный взор в поисках то ли ответа на свой вопрос, то ли для того, чтобы удостовериться, правду ли он говорит, или же эта очередная уловка для моего покалеченного мозга, чтобы я снова оступилась.
Жаль, не понимаю…
Но для себя решаю:
– Я должна увидеть отца.
Не прошу. Ставлю перед фактом.
– Хорошо. Увидишь.
Глава 27
Эва
Внутри бетонных стен, огороженных высоким забором с колючей проволокой – тяжело и мрачно. Кай сдерживает своё обещание. И даже более чем. В рекордные сроки. Едва ли близится обеденное время следующего дня, а официальное разрешение для меня получено, я действительно могу увидеться с отцом.
И вот я здесь.
В тюрьме…
Тут всё строго. Вооруженные люди с автоматами пристально наблюдают за этим распорядком, в том числе и с вышек по всему периметру. Коридоры одного из зданий, по которым эхом разносится мой чеканный шаг – почти пусты, тянутся длинной вереницей из множества закрытых на засовы железных дверей. В таком месте я впервые и чувствую себя очень неуютно. Слишком уж давит атмосфера. Но я всё равно стойко изображаю видимое безразличие, пока иду рядом с конвоиром, который провожает меня в отдельное помещение – выделенную комнату для встреч с заключёнными. Там он оставляет меня одну. Закрывает. Снаружи. Это тоже отчасти нервирует. Какое-то время я предоставлена сама себе, могу вдоволь разглядеть поставленный здесь пластмассовый стол и два приставленных к нему стула, а больше тут и нет ничего, лишь голые, окрашенные самой обычной краской стены.
Время ожидания растягивается в бесконечность…
И как же я рада, что оно, наконец, заканчивается!
Отец…
Заметно усталый, но всё с той же гордой осанкой. Задерживается в двери, смотрит на меня с отчётливым чувством вины и сожаления. На нём непривычная одежда. Та, что тут носят все заключённые. Наручники. Под его глазами залегают тени, их я тоже замечаю. Но вслух ничего не говорю. Улыбаюсь из всех сил, старательно сдерживая всё плохое, в том числе слёзы, выдающие мою слабость. И просто несусь к нему. Обнимаю.
– Без прямого контакта, – слышится суровое следом.
Делаю вид, что не слышу. Родные ладони, обнимающие в ответ, пусть и не полноценно, в меру ограниченной возможности, греют не только физически, внутри меня словно солнце возрождается. Всё окружающее перестаёт иметь хоть какое-то либо значение. Главное, что я могу его обнять, прижаться, как в детстве. А он рядом. Дышит. Живой. Мой родной и близкий сердцу человек.
– Последнее предупреждение, – доносится снова. – Без прямого контакта, – звучит ещё более сурово, нежели прежде.
Жаль, но приходится подчиниться. Папа сам отстраняется, загораживает меня собой от грозных взглядов тех двоих, что его привели. Держится рядом, хотя больше не прикасается, пока мы идём к столику и стульям, с помощью которых располагаемся, как положено. Конвоиры на этот раз не уходят.
Ну и ладно!
– Как ты? – спрашивает первым делом отец.
Я и сама должна первой спросить у него. Да, пусть это и самый тупейший вопрос из всех возможных. Но что уж там.
– Хорошо, – киваю. – Правда, – подтверждаю, медлю немного, а после добавляю немного тише: – Он правда хорошо ко мне относится, как ни странно, – почти не кривлю душой.
Отец шумно и резко выдыхает. Сжимает свои кулаки, лежащие передо мной на столе. Внимательно вглядывается в моё лицо с подозрительным прищуром. Явно не верит. Но у меня совсем нет времени на то, чтобы заверять его в обратном или же как-то оправдываться. Нам отпущено лишь двадцать минут и я намерена потратить их на то, что куда более первостепенно. А именно…
– Я вытащу тебя
