– В сумке валяется.
Ириска приносит сумку Чучуни, ее содержимое вываливают на стол. Королева указательным пальцем откатывает в сторону помаду, духи, флаконы с растворителями, зажигалку, упаковку анальгина, о! Презерватив. Мы сначала смотрим друг на друга, потом – синхронно – на сына Ириски.
– Не отвлекайтесь, девочки, – Чучуня накрывает презерватив ладонью. – И хватит копаться в моей личной жизни. Приемник – это упаковка таблеток.
Осматриваем два ряда запаянных в пластик таблеток, по шесть в каждом.
– Ну? – я киваю на цепочку. – Изобрази!
И тут Чучуня заявила, что она столько всякого повидала в своей жизни, что разучилась пугаться. Она сказала, что у нее больше не срабатывает этот рефлекс, она не кричит, не падает в обморок и уж тем более не покрывается мурашками, даже когда ее в полвторого ночи на пустой улице со страшным ревом окружают на восьми мотоциклах накурившиеся роллеры и требуют раздеться догола.
– Так не бывает, – растерянно смотрит Пенелопа. – Все чего-то боятся!
– Бывает, – машу я рукой. – Я знаю такого мужчину.
– А какого черта ты тогда ее на себе таскаешь? – раздраженно спрашивает Королева.
– Нравится она мне! Алиса, примерь.
– Но как же тогда проверить этот приборчик? – интересуется Ириска.
– Это очень просто, – отвечает ее сын. – Мы выставим Алису на улицу без одежды. Она покроется мурашками не от страха, а от холода!
– Эй! – кричу я уже от двери, куда меня толкают Королева и Чучуня. – Если вы сейчас же не прекратите, я разозлюсь! А когда я злюсь!..
– Ну на одну минуточку, ну пожалуйста, – просит Чучуня. – Мы должны быть уверены, что он работает, тебе же носить!
– Ну ладно, извращенки, я вам это припомню!
Оказавшись на ступеньках, оглядываюсь. Вечереет. Зажигаются фонари. В кафе на той стороне площади наверняка все служащие уже заготавливают селедку, чистят ее и режут на мелкие кусочки… Холодно, однако. Поеживаюсь. У ступенек останавливается такси. Выходит высокая женщина в длиннющей норковой шубе. Она эту шубу еле вытащила за собой из машины, а в правой руке у нее сверток. Голова не покрыта, пушистые волосы раздувает ветер. Достала очки, нацепила их и внимательно меня рассмотрела. Мне стало не по себе. Немного страшно – уж очень она похожа на волшебницу, – но навряд ли этот страх проявится потоотделением. И мурашек тоже не наблюдается. Сняла очки, читает надпись.
– Как тебя зовут? – спрашивает она вдруг.
– Алиса, – я начинаю пританцовывать.
– Что ты здесь делаешь?
– Жду, когда появятся мурашки, – зубы мои начали стучать.
– Алиса – а потом как?
– Ген-надьевна Ка-кат-т-тран.
– Вот как, – кивает женщина, снимает шубу и набрасывает мне на плечи. – Алиса Катран?
– Не над-д-до, – отказываюсь я, – так у меня никогда не будет мурашек.
– Ты единственный ребенок Кемира, признанный им официально, – заявляет женщина.
– Как эт-т-то? Я не его ребенок!
– Это уже не важно. Ты работаешь в прачечной? Отлично. Значит, это ты нашла письма в моем доме?
Молча киваю.
– Я не знала, что они кому-то понадобятся, и забрала с собой. А когда узнала, сразу вернула.
– Молодец. Где он?
– Кто?
– Где Кемир, ты знаешь?
– Нет, – опускаю голову пониже. – Возьмите шубу, замерзнете. Вы пришли заплатить? Не надо. Я же ничего не искала, просто вернула, и все.
– И тем не менее я очень рада, что встретила тебя. Ты потрясающе хороша, я его понимаю. Поставить на карту жизнь ради хорошенькой девушки, это в его стиле. Ну что ж, тогда это – тебе.
Мне протягивают сверток. Что-то плоское, упакованное в плотную бумагу, сантиметров восемьдесят на шестьдесят.
– Иди в дом, простудишься!
Шуба ушла с моих плеч, женщина села в такси, прощай, волшебница! Я решила немедленно посмотреть, что мне всучили, и стала разрывать бумагу, а она все никак не давалась, еще мешала бечевка, но наконец бумага содрана, в моих руках оказалась картина в раме, я ее разворачиваю лицом к себе и застываю. Это портрет моего отчима в черно-красных тонах – красное у него лицо, как в отблесках пламени, а черные – мантия и шапочка магистра на голове. Какой там страх! На меня накатил настоящий ужас, подмышки тут же вспотели, я бросилась к двери, она распахнулась, Ириска хотела было набросить на меня теплую шаль, но уперлась в картину, которую я выставила перед собой как щит, чтобы лицо молодого корейца было подальше от меня, а Чучуня радостно кричала: «Работает! Работает!» – и в ее руке еле слышно пищала упаковка анальгина.
В восемь тридцать утра за мной приехала «Волга». Шофер учтиво взял рюкзак двумя пальцами за лямку, положил его на переднее сиденье, а мне открыл дверцу сзади.
– Проблемы? – поинтересовался он минут через двадцать, вероятно, заметив в зеркальце мою напряженную позу.
– Да как вам сказать… Я вообще-то нахожусь под следствием в данное время, но суд отложен до середины января.
– За что?
– Мне шьют непреднамеренное убийство. Подписка о невыезде.
– А что твои родители говорят об этом?
– Мама умерла, отчима убили. Но сейчас меня больше всего заботит не это. Понимаете, я совершенно не умею готовить коктейли.
– А ты когда-нибудь что-нибудь смешивала?
– Ну… Я люблю мартини с соком и немного водки туда. Еще шампанское с фантой, но чтобы было ровно пополам. Еще я делаю чай с лимоном и добавляю ликер «Крус».
– А говоришь – не умеешь. Это очень просто. Мешай все подряд, что тебе покажется вкусным, пробуй почаще, добавляй, если потребуется чего-нибудь, а потом придумывай название.
– И все? А если… А если мне закажут, к примеру, ликер «Африка»?
– Скажешь, что сейчас «Африку» делают только в гей-клубах. Что на тусовке в «Какаду» хит недели коктейль «Синяя цапля», а в «Кодле» предпочитают делать «Отвертку». Никто ничего не спросит, выпьют и еще похвалят! Лишь бы вкусно было.
– А вы ремонтируетесь в «Кодле»? – осторожно интересуюсь я.
– Да. Пару раз заезжал по ремонту, там ребята неплохие, а позавчера смотрю – они рядом с мастерской открыли маленький бар. Их старший играет на саксофоне, а девчонка – шизанутая такая там есть, видела? – напитки делает. Говорят, у нее можно травку купить, но я таким не интересуюсь. Сколько тебе лет? – спрашивает он вдруг.
– Скоро шестнадцать.
– Когда?
– К лету, – осторожно отвечаю я.
– Что ты будешь делать в августе?
Август… Август кажется мне далеким и недосягаемым, как другая галактика.
– Приглашаю тебя на подводную рыбалку, – без всяких эмоций в голосе заявляет шофер.
– А сколько вам лет?
– Сорок два.
– Женаты?
– Нет.
– Дети?
– Нет.
– Заметано!
– Приехали. Снаряжение и акваланги обеспечиваю я. – Шофер вышел, открыл передо мной дверцу. Дождался, когда я выйду, щелкнул каблуками и с легким кивком головы по-офицерски представился: – Сергей Владимирович.
– Алиса, – кивнула я.
Он донес мой рюкзак до калитки, дождался, когда та откроется с легким щелчком, проводил до дверей дома и удалился с таким же бесстрастным лицом, с каким встретил меня у прачечной.
Дверь открылась. Маленькая рыжая старушка в строгом костюме – юбка, вы только посмотрите – выше колен! – с пышным жабо под вздернутым подбородком и в войлочных то ли ботинках, то ли высоких тапочках на молнии спереди проблеяла надменным голосом:
– Аделаида!
Я молча продолжала ее разглядывать.
– Аделаида, – объявила старушка еще раз.
– Новалис, Фридрих фон Гарденберг! – громко доложила я первое пришедшее в голову имя философа-натуралиста.
– А мне сказали, что тебя зовут Алиса, – растерялась старушка.
– Новалис – это псевдоним.
– Твой?
– Нет. Фридриха фон Гарденберга, – я потеснила ее от двери и затащила в прихожую рюкзак.
– А кто это – Новалис? – в глазах старушки появился испуг, она выглянула за дверь и быстро закрыла ее.
– Мистик, – вздохнула я, оглядываясь. – Можно сказать, вырожденный в мистика натурфилософ герменевтик.
– Браво, – похвалил меня кто-то с верхнего пролета лестницы – были видны только ноги в брюках и в шлепанцах. – Как доехали, фрау? – мужчина спустился. Это был Коржак.
– Нормально. Ваш шофер берет почасовую оплату?
– У меня нет шофера. Когда необходимо, я заказываю этого в фирме по перевозкам. По крайней мере, от него никогда не пахнет перегаром. Аделаида, сердце мое, покажи Алисе ее комнату.
– Лена просила сразу же показать Алису Милорду. Вы забыли?
– Ах да, Милорд… Ладно, пусть отнесет свои вещи и спустится в гостиную. Я привезу Милорда.
– Привезу? – пробормотала я про себя, поднимаясь за Аделаидой вверх по лестнице.
– Он повредил ногу. Слишком самоуверен, а к старости следует быть более осторожным.
Значит, это не собака, как я подумала сначала. Где же у них содержится главный охранник? Почему он не выбегает напасть на меня? Я вспомнила о догах корейца и даже услышала рядом с собой их тяжелое дыхание. Так, спокойно! От таких воспоминаний запросто случаются мурашки по всему телу.
