— Мы ведь дойдем до Счастливых островов, правда?
— Да. Осталось уже не так много.
— Раньше я не верила… А теперь вот верю. И знаешь, я хочу тебя спросить об одной вещи… только ты ответь честно…
— О какой вещи?
— Сперва пообещай, что ответишь честно.
— Честное уголовное.
— Перестань…
— Тогда честное земноводное. Еще пару ночей поспим в лужах, и у нас жабры отрастут.
— Ты не шути, ты пообещай по правде…
— Обещаю. О чем ты хотела спросить?
— Ты ведь все наврал, да? Ты врал с самого начала? Про то, какой ты умопомрачительный вычислитель и как все оптимально просчитываешь? Ты меня успокоить хотел, да?
Она ждала ответа, но ответа не было.
— Почему ты молчишь? Жалеешь меня?
— Да, — глухо сказал Эрвин. — Я все наврал. Ты расстроена?
— Нет, что ты. Я рада. Это ужасно — любить человека, который может рассчитать твою любовь и ввести ее в систему уравнений, правда?
— Правда.
Ночь выдалась чудесная: ясная, но теплая. Не напали змеи, не шевельнулась топь, выдавая медленное приближение язычника. В эту ночь они поняли, что болото может быть щедрым.
Утром Кристи спросила:
— Мне по-прежнему идти впереди?
— Так надежнее, — ответил Эрвин, вздохнув. — Пусть я не вычислитель, но ясно же… Хотя если хочешь, мы будем меняться.
— Ладно уж. — Кристи махнула рукой и улыбнулась. — Плетись сзади, любуйся на мои кривые ноги.
— Они прямые…
Чем дальше они уходили на восток, тем меньше жизни становилось в болоте. Бывали дни, когда им не попадалось ни одно живое существо. Поиски головастиков изнуряли, не давая результата. Комочки слизи — и те куда-то исчезли с ленточных водорослей. Лишь серые крылатые твари по-прежнему висели высоко в небе, неотступно дожидаясь своего часа.
На девятнадцатый день, считая от Гнилой мели, Кристи стала жаловаться, что ботинки ей жмут. По-видимому, от голода и соленой воды стали опухать ноги. Эрвин с трудом снял с нее обувь и спрятал в рюкзачок, больше похожий на ком грязи. Назавтра, почувствовав, что начинает опухать сам, он разулся и, не желая таскать лишний вес, зашвырнул обе пары ботинок в ближайшую лужу.
— Лучше быть босыми, но живыми, — прокомментировал он свой поступок.
На двадцатый день огромный язычник взорвал зыбун в каких-нибудь пятидесяти шагах от них. Его взметнувшееся вверх лиловое щупальце было ростом с телемачту. Когда оно изогнулось и начало обшаривать болото вокруг себя, по водорослевому ковру заходили штормовые волны. Спасаться бегством было бессмысленно. «Не шевелись!» — крикнул Эрвин, хотя Кристи и без того оцепенела от ужаса. Щупальце описало круг, прошло выше Кристи, задело и вдавило в зыбун неподвижного Эрвина, но не схватило. Быть может, ближе к основанию оно было не столь чувствительно.
Они ползли из опасного круга, боясь колыхнуть зыбун, боясь шевельнуть гнилой водорослью, часто и надолго замирая. Им уже удалось отползти на безопасное расстояние, когда язычник вновь почуял добычу и, снова оставшись ни с чем, принялся бешено хлестать щупальцем во все стороны, мигом превратив болотный ковер в непролазную топь. Они успели убежать, а потом долго лежали в теплой соленой луже, не в силах подняться и продолжить путь.
— А помнишь нашу ночь? — еле слышно спросила Кристи.
— Конечно, — прохрипел Эрвин. — Разве можно забыть?
— Болото швырнуло ее нам, как подачку. Больше у нас не будет таких ночей.
— Наверное… То есть не будет на болоте. Вот погоди, доберемся до Счастливых островов…
— Я буду уродиной там, на Счастливых островах, опухшей злой уродиной. Даже если отмою всю эту грязь. Там прыщи. Ты и смотреть на меня не захочешь. Саргассово болото просто так не отпускает. А по ночам я буду кричать от кошмаров.
— Ты будешь самой лучшей. Самой прекрасной.
— По-моему, эта грязь никогда не отмоется…
— Отмыть можно все, поверь. Мы забудем прошлое, как дурной сон. А болото забудем в первую очередь, это я тебе обещаю.
— Я не смогу. — Кристи покачала головой. — И ты не сможешь.
— Кто знает. Во всяком случае, мы с тобой очень постараемся, правда?
На двадцать первый день хищное растение незнакомого вида, больше похожее не на растение, а на клубок иссиня-черных змей, пропустило Кристи мимо себя и набросилось на Эрвина. Ему удалось срезать с тела лианы-щупальца и освободиться от рюкзачка, очевидно, принятого растением за лакомую добычу.
В тот же день Эрвин нашел лозу-бичевку и срезал ее, но потерял при этом нож, утащенный в зыбун взбесившимся обрывком лозы, и едва не лишился кисти. Горевать не приходилось: только тот, кто никогда не ходил по Саргассову болоту, мог воображать, что нож ценнее бича.
На двадцать третий день Эрвин обнаружил, что передвигаться на четвереньках, оказывается, гораздо проще и приятнее, нежели на двух ногах. И почему он не знал этого раньше?.. Лишь невероятным усилием воли он заставил себя встать, выждать, когда рассеется чернота перед глазами и в первый раз из многих тысяч раз за этот день выдрать из вязкой грязи ошметок мокроступа.
Чвак. Чвак. Чвак.
Голодные обмороки повторялись с пугающей регулярностью. Когда падала Кристи, Эрвин отмечал этот факт сознанием, но продолжал идти вперед, пока не спотыкался о распростертое тело и не падал сам. Когда падал Эрвин, Кристи некоторое время пыталась идти вперед, зря натягивая веревку, затем нехотя возвращалась. Помогая друг другу подняться, они думали о том, что вряд ли сумели бы встать, не опираясь друг на друга. А главное — не захотели бы.
Вероятно, одна-единственная голодная змея могла бы сейчас без особого труда убить их обоих. Но змей не было. Лишь стервятники не переставали выписывать круги в веселом безоблачном небе.
— Все, — выдохнула Кристи, остановившись, и не упала только потому, что оперлась на обломок шеста. — Больше не могу. Пусть мы умрем, так будет лучше…
— Мы еще можем идти, — пробормотал Эрвин, с мучительным трудом переставляя ноги. — Мы не умрем…
— Я не хочу жить, не хочу! — Кристи беззвучно плакала.
— Чуешь? — спросил Эрвин и потянул носом воздух.
— Нет. Что я должна чуять, скажи? Ну что?
— Морской воздух. Воздух открытого моря, а не Саргассова болота. Так пахнет свобода. Жизнь, твердь под ногами и наверняка пища. Осталось совсем немного.
— Тебе почудилось. — Кристи безнадежно помотала слипшимися сосульками волос. Но голос ее дрогнул.
— А я тебе говорю, что осталось немного. День, может быть, два. Скоро будем там.
— Ты правда в это веришь?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
