Пока однажды ночью я не проснулась от его голоса.
— Энид…
Я встрепенулась и тут же открыла глаза.
— Прекрати это, — сказал он, глядя на меня с соседней подушки.
— Что?
— Я чувствую твое давление. Перестань, — он твердо смотрел на меня. — Ты пытаешься дышать моими легкими вместо меня. Ты должна прекратить.
— О чем ты? — эти слова, меня будто окатили холодной водой.
— Ты знаешь, — прошептал он, и его губы растянулись в усталой слабой улыбке.
Я уткнулась ему в грудь вместо ответа.
— Энид, ты контролируешь свой камень?
— Отчасти.
Он поднялся и начал одеваться. Я села на кровати, понимая, что я должна его отпустить. Я должна его отпустить. И это опять было больно.
— Куда ты?
— Нам лучше побыть врозь. Решить свои собственные проблемы.
Я обхватила его сзади руками:
— Мы ведь ещё встретимся?
Он тихо рассмеялся, обернулся и поцеловал меня:
— Ты всегда знаешь, где меня искать.
Я откинулась обратно на подушку и закрыла глаза. Не хотела видеть, как он уходит. Услышала, как хлопнула входная дверь. Но я всё ещё чувствовала эту ниточку, тянущуюся к нему. За ним.
Потом взяла с тумбочки визитку крылатой и долго вертела её в руках. А затем отложила. Я не буду звонить в Бюро сама. Никогда.
Наутро я позвонила Хугу, еле-еле разобрав, что написано на очередном разбитом экране моего телефона.
— Фу, такой завтрак испортила, — произнес он вместо приветствия.
— Я тебе жизнь спасла!
— Спасибо. Но завтрак ты испортила, — повторил Хуг. — Я догадываюсь, зачем ты звонишь. Нет. И нет. И нет. Не скажу.
— Ты там, где продают тунец за бешеные деньги?
Он вздохнул недовольно в трубку:
— Допустим.
— Сейчас приеду.
— Я тебе ничего не скажу, Энид.
— Приятного аппетита.
Только спускаясь в лифте вниз, я поняла, что ехать, кроме как на такси «Секунда», мне не на чем. Но, выйдя на улицу, расплылась в улыбке. Моя маленькая, любимая, черная «Загга»! Шака вернул мне машину, её лобовое стекло, раздавленное дельфином, было новое.
— Привет! — позвал меня кто-то. Я обернулась — оперевшись о стену моего дома, на солнце грелась Рене. Она бросила мне ключи, я поймала их.
На ней был яркий сарафан в пол и много серебряных украшений.
— Он попросил вернуть тебе машину, — сказала она, подойдя ближе.
— Он мог бы и сам это сделать…
— Нет, не мог, детка Ладно, мне ещё пончики печь, заказов много. Удачи, тебе, дорогая.
— Рене! — окликнула я. Она обернулась. Я хотела узнать всё, так о многом её спросить! — Как он?
Рене пожала плечами:
— Обычный Шед. Он свяжется с тобой, когда разберется… не знаю, в себе.
Она развернулась и пошла прочь. Я так и не поняла, знает ли Рене, что случилось. И что я сделала с ним.
Не знаю, зачем я опять поехала к «Соратникам». Но башен больше не было. Точнее… самих скульптур. Я увидела, что на земле валяется огромный отломанный бетонный кулак. У другого «соратника» не было головы. Всюду были строительные леса, скульптуры разбирали. В одной из башен зияла огромная дыра.
Они всё-таки подрались.
Хуга я нашла в кафе недалеко от парка «Символы искажений». Он с довольным видом пил кофе, подставляя солнцу лицо в черных очках. Рядом стояли две пустые тарелки. Его левая рука была в черной перевязи. Блаженная улыбка сползла с его лица, когда я загородила ему вид на парк.
— Ты ещё в городе? Я надеялся, ты свалила куда-нибудь после такого, — выпалил он и недовольно плюхнул пустую кружку на стол.
— Где он? — спросила я, оперевшись о маленький столик.
Он непонимающе посмотрел на меня.
— Где он, Хуг? Где настоящий?
— Не понимаю, о чем ты, — слабо отозвался он. Я злобно цыкнула, вот упертый баран.
— Одной меня Пирамиде достаточно, разве ты не заметил? Его надо уничтожить.
Хуг снял очки и внимательно на меня посмотрел своими карими, почти черными глазами, и мне казалось, что если совру эти глаза мне что-нибудь сделают.
— Да так уж уничтожить?
— Это надо сделать.
Хуг состроил понимающую гримасу. А потом рассмеялся:
— Я не отдам его. Никому. Вообще. Никогда.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Маркус отдал его тебе не за этим.
— Он его мне переслал, чтобы прикрыть себя в первую очередь. Из-за этого пострадала Сэра. И ты, кстати. И я, о да, и я, аж два раза.
Он погладил плечо.
— Мне предстоит ещё одна операция, потому что этот теневой ублюдок хорошенько испортил мне рабочую руку. Но мне понравилось, как ты управлялась со своим камнем.
— Вот я об этом и говорю. Марии Сокол тоже понравилось. И Гишшу. Это всем очень нравится, да настолько…
Подошла официантка и забрала тарелки. Мы умолкли. Телефон Хуга на столе завибрировал. «Сэра». Он цыкнул.
— Ей я его, конечно, тоже не отдам.
— Его надо бросить в пресс, в плавильню, да куда угодно. Убрать. Убить!
— Тихо ты! Ты в приличном месте. Убийца чертова, — зашипел Хуг и сбросил звонок.
Он прищурился и опять уставился на меня. Будто оценивая шансы того, удастся ли от меня отделаться.
— А ты можешь его убить? Камень?
— Они такие же живые, как и люди, — пожала я плечами.
Он перегнулся через стол:
— Поклянись именем Маркуса, Энид, что уничтожишь его.
— Клянусь, — сказала я. А потом спросила: — Хуг, а как ты их отличил?
— Когда ты держишь его в руках — сразу понимаешь.
***
Хорошо, что у меня в багажнике была маленькая саперная лопатка. Потому что Хуг очень постарался зарыть камень поглубже. Но у него наверняка была лопата побольше. Под корнями огромного широченного дуба, на севере от Пирамиды, он дал мне координаты. Если бы я знала, что буду рыть землю почти носом, я надела бы спортивные штаны, а не сарафан.
Но он звал меня из-под земли.
Я нервничала и рыла всё быстрее. Потом сунула руки в черную землю. Нащупала его и вытащила. Сложно было их не отличить, настоящий от подделки. Ведь он был так одинок.
Я зажала красный ши-ире в кулаке и закрыла глаза. Села на траву. Это было так, словно ты встретил кого-то очень на тебя похожего. Я глубоко вздохнула. Я и мой ши-ире едины и мы хотим, чтобы ты умер…
Нет.
Я разжала ладонь. Он был такой теплый. Как родной. Что-то словно тянуло ко мне свои слабые руки. И звало по имени.
Энид. Энид-Энид-Энид…
Такой одинокий. Он искал кого-то.
Я залюбовалась им, кроваво красным, с неровными гранями, с бьющейся внутри иной жизнью. Словно убить саму себя. Разве можно так с собой? Разве можно?
Я улыбнулась камню на ладони. Ведь никто не узнает, никто. Ни одна живая душа, я сижу здесь в лесу в совершенном одиночестве. Я поднесла его к губам.
— Привет, меня зовут Энид Сардо. И я хочу, чтобы ты стал моим, — сказала я красному камню и он, отзываясь, задрожал на моей ладони.
***
Музыка проходила через меня. Барабанные перепонки отбивали бит вместе с ней. Клуб был полон народа. Было очень жарко, громко, ярко. Свет софитов мерцал и выхватывал взмахивающие вверх под такт музыки руки. Голые спины, мокрые от пота.
Я отдавалась музыке, сжалась до размера точки и распространилась всюду одновременно. И люди вокруг танцевали вместе со мной. Танцевали вместо меня и для меня.
Сопротивлялись.
Дым-машина работала на полную. Я извивалась в полном одиночестве, но все они были со мной. Каждый. Каждый. Каждый. Я взмахивала руками, и они тоже хотели это сделать. Мне хотелось пить, и они испытывали жажду. Я смеялась и не слышала своего смеха. Только свет прожекторов гуляющий по танцполу, выхватывал вокруг меня каменные искаженные лица. Тогда я заставляла их улыбаться. Заставляла быть счастливыми.
Заставляла танцевать. Отдаваться музыке.
Я была счастлива.
— Ещё! Ещё! Громче! — орала я, не слыша собственный голос. И диджей делал, что я говорю.
Он обнял меня сзади за талию. В толпе я сразу распознала его, почувствовала. Мой синий камень.
