я, ваше превосходительство, такое окончание дела, а все же, поверите, от крика этого словно очумел. Таково жалостно закричал Шахворостов, ну вот словно из него жилы вытягивали! Бросился я бегом туда, откуда крик раздался. Прибежал, смотрю: лежит это Шахворостов уже убитый, зарезанный, а кровь из раны так и льет, так и льет! Руками-то, бедняга, еще как будто землю роет, а Иван Васильевич, Спиридонов да Денисов на него хворост да древесный сор сыплют… Когда я прибежал туда, вдруг все всполохнулись: близко, совсем близко послышался звук лошадиных копыт. Бросились тогда все наутек. Побежал и я. Смотрю: на дороге лежит сумка, черная, клеенчатая. Схватил я ее и еще пуще побежал. Выбежав из леса, остановился передохнуть. Как раз в эту минуту по дороге, в саженях примерно пятидесяти от места убийства, проезжал английский посланник. Я сразу узнал его, потому у господ наших всего насмотрелся. Когда карета проехала, дошел я до речки и выкупался. Больно уж жарко да и не по себе мне было. Выкупавшись, пошел я по шоссе пешком в Петербург, куда и прибыл около семи часов вечера. Как пришел, прямо направился в заведение Ивана Васильевича, отдал ему сумку и выпил осьмушку водки. Потом в баню отправился. Из бани вернулся в заведение и спрашиваю Кабина: а сколько, примерно, в сумке капиталов находится? «Шестьсот рублей», – отвечает Калин. На другой день пришел я к нему и говорю: «Ой врешь, Иван Васильевич, не может того быть, чтобы у Шахворостова так мало денег было». А Калин тогда засмеялся и сказал, что он пошутил, что денег оказалось шесть тысяч.
– Сколько же ты получил из них за свою облаву? – спросил я Шарова.
– Не много, – с горечью и досадой в голосе ответил он. – Он сразу после убийства стал выпроваживать меня и Спиридонова из Петербурга. «Уезжайте, – говорит, – куда-нибудь, а то ведь, дурачье, проболтаетесь». Он дал всего тридцать рублей. Поехал я в Москву. Пробыл я там около трех месяцев. Оттуда писал Калину о нужде моей, но он ничего мне не прислал. Вернувшись в Петербург, стал наведываться к нему. В первый раз дал он мне всего 8 рублей, а потом выдавал все по грошам, когда тридцать, когда двадцать копеек.
«Уезжайте, – говорит, – куда-нибудь, а то ведь, дурачье, проболтаетесь». Он дал всего тридцать рублей. Поехал я в Москву…
– Сколько всего было денег в сумке Шахворостова? – допытывались у Шарова.
– Спиридонов перед моим отъездом в Москву рассказывал мне, что Калин в сумке зарезанного нашел более тринадцати тысяч.
На основании показаний Шарова все соучастники этого варварского злодеяния были разысканы и арестованы.
Я вздохнул свободно. Одним раскрытым преступлением было больше в мрачной и кровавой уголовной хронике. Кровь убиенного нашла себе отмщение.
Мертвая петля
Это дело было в 1870 году. Весь Петербург был страшно взволнован двумя таинственными и страшными преступлениями, причем общественное мнение было особенно заинтриговано и напугано однородностью этих убийств. И в первом, и во втором убийствах орудием преступления явилась мертвая петля.
В Петербурге стали ходить тревожные слухи о том, что появились какие-то таинственные убийцы-удушители, с поразительной ловкостью набрасывающие мертвую петлю на шеи своих жертв. Наше общество, зачитывающееся уголовными романами, английскими и французскими, было настроено, так сказать, мистично-уголовно. В любом запутанном и сложном преступлении ему представлялись особые скрытые ужасы, рисовались образы полулегендарных «героев-убийц», рисовалась картина «правильно организованной корпорации рыцарей крови и ножа».
В Петербурге стали ходить тревожные слухи о том, что появились какие-то таинственные убийцы-удушители, с поразительной ловкостью набрасывающие мертвую петлю на шеи своих жертв.
Это было трудное и ответственное время для нашей сыскной полиции. Взоры всего общества с надеждой и верой при всяком преступлении обращались на нас, настоятельно требуя немедленного распутывания уголовного клубка. И мы, чтобы не обмануть общественного доверия, должны были быть действительно на высоте нашего призвания, быть особенно энергичными, прозорливыми, быстрыми при разрешении труднейших криминальных происшествий.
К числу этих, безусловно, запутанных и темных происшествий должны быть отнесены и дела со страшной «мертвой петлей», которая навела панический страх на петербургских обывателей.
Ранним утром 25 ноября городовой Анцев, обходя Семеновский плац, нашел посреди плаца труп неизвестного мужчины, лежащий на снегу вниз лицом. Руки несчастного были вытянуты вдоль туловища. Городовой немедленно сообщил в квартал о страшной находке. При осмотре трупа врачом и местной полицией было обнаружено, что на шее покойного находится туго затянутая так называемая «мертвая петля». Эта петля была сделана из крепкой бечевки. В кармане была найдена колода засаленных карт и несколько иголок. При более тщательном осмотре трупа на среднем пальце правой руки покойного были усмотрены наколы, по-видимому от иголки.
На основании этих данных заключили, что удушенный принадлежит к цеху портных или обойщиков. Однако это предположение не подтвердилось, оказалось ошибочным: вызванные полицией портные и обойщики со всего Петербурга не признали в покойном знакомую личность.
Дело усложнялось. Не было ни малейшего следа к выяснению не только личности убийцы, но и убитого. Кто он? Как попал он на Семеновский плац? Почему у него в кармане карты и иголки? Кто убийца? Кругом на снегу было множество следов, но ведь плац – место, по которому проходят многие.
В таком виде дело поступило ко мне в сыскную полицию. Я прежде всего призвал к себе агента и отдал ему такой приказ:
– Вы переоденьтесь в соответствующий костюм, то есть как можно более рваный, и отправьтесь в самые темные и грязные притоны, где ютятся столичная рвань и мазурики. Особенно не забывайте домов терпимости и ночлежек. И в тех и в других местах мазурики любят «распоясываться» и под влиянием алкоголя и разврата хвалятся своими подвигами, выбалтывая свои похождения. Внимательно всматривайтесь, а главное, вслушивайтесь. Я твердо верю, что только этим путем мы найдем ключ к разгадке таинственного преступления на Семеновском плацу. Такие же инструкции я дал и другим агентам сыскной полиции. Всюду, где собирались подонки столичного пролетариата, находились представители сыскной полиции.
И вот в то время, когда сыскное следствие было в полном ходу, случилось второе, однородное преступление. 12 декабря на Преображенском плацу был обнаружен труп новой жертвы таинственной «мертвой петли». Тот же узел из крепкой бечевки на шее, те же судорожно вытянутые вдоль туловища руки, то же страдальческое выражение лица. Обнаружение второй страшной находки, подобно первой, сделалось достоянием газет, и вот тут-то паника овладела петербургскими обывателями с новой силой.
Я с особым старанием приналег на дело о «мертвой петле». Вера в мой
