братец, некогда. За табаком послали меня. Долго прохлаждаться не будем.
Но сильна сила сатаны. От одной посудины перешли к другой, и время в разговорах незаметно прошло.
Было около 8 часов вечера, когда возвратился с березинским нюхательным зельем искушенный нечистой силой Яков. Не без робости подошел он к келье отца иеромонаха. «Задаст он мне проборку», – проносилось у него в голове. Постучал. Никакого ответа. Позвонил. Молчание. «Верно, к кому из братии пошел Илларион», – подумал Яков.
Поздно вечером во второй раз попытался он вручить Иллариону пачку табаку, но келья была все так же заперта.
Настала заутреня. Потянулась лаврская братия в церковь, а иеромонаха Иллариона нет среди нее. «Что за чудо? – думает Яков. – Неужто отче иеромонах проспал?»
Настала обедня. Опять среди братии не видит Яков Иллариона. «Неладно тут что-то», – решил Яков. Лишь только отошла обедня, он подошел к келье Иллариона и стал смотреть в замочную скважину… И почти в ту же секунду до этого тихие и спокойно-величавые коридоры монастыря огласились страшным, полным ужаса криком Якова:
– Убили! Убили!
Этот крик, гулко подхватываемый эхом монастырских сводов, прокатился по лавре. Из всех келий сразу, толпой, выскочила встревоженная братия.
– Что такое? Кто убит? Кто убил? Господи, спаси, сохрани! – посыпались возгласы испуганных монахов.
– Убили! Убили! Иеромонаха Иллариона убили! – неистово кричал ошалевший от ужаса Яков, бежавший по коридору.
– Убили! Убили!
Этот крик, гулко подхватываемый эхом монастырских сводов, прокатился по Лавре. Из всех келий сразу, толпой, выскочила встревоженная братия.
Монахи бросились за ним. Яков, добежав до кельи иеромонаха Нектария, ворвался туда и прерывистым голосом заговорил:
– Бегите, отче, к благочинному… дайте знать: отец иеромонах Илларион убит!
– Что? Как?!
– Подошел это я к келье его. Дай, думаю, погляжу, что такое значит, что отец Илларион ни к утрене, ни к обедне не выходил. Посмотрел в замочную скважину, да и обмер. Вижу: лежит Илларион на полу, весь в крови.
– О господи!.. – вырвался крик ужаса из груди всей монашествующей братии.
– Скорей… скорей… – заволновался монах Нектарий. – К отцу благочинному… к казначею…
Невообразимая паника воцарилась в тихой, безмятежной лавре. Братия, бледная, трясущаяся, суетливо перебегала с места на место, охая, крестясь.
Через несколько минут к келье иеромонаха Иллариона подошли благочинный Лавры, казначей и иеромонах Нектарий. Сзади пугливо жались монахи.
В три часа дня ко мне в кабинет поспешно вошел, вернее вбежал, правитель канцелярии:
– Ваше превосходительство, страшное злодеяние! Убит иеромонах Илларион из Александро-Невской лавры! Только что нам об этом сообщили!
Я вскочил:
– Сейчас же сообщить прокурору и следователю. Экипаж!
Через десять минут я уже летел к месту убийства. У ворот Лавры я встретился с поспешно прибывшими судебными властями. Наскоро поздоровавшись, мы направились к огромному зданию, в котором находились кельи монашествующих.
– Экие негодяи! – ворчал врач, покусывая нервно усы. – И этого места не пощадили! Куда только не ведет преступная воля!
– Сюда… сюда пожалуйте… – понуро указывал нам дорогу пожилой монах с бледным скорбным лицом. Я заметил, как крупные слезы катились по его лицу.
У входа в помещение монастырского общежития нас встретил благочинный.
– Несчастье у нас, господа… – проговорил он, осеняя нас благословением. – Иеромонаха Иллариона убили.
Мы вошли в келью убитого. Тело иеромонаха Иллариона лежало в прихожей головой в сторону входных дверей, руки были распростерты. Мы все склонились над трупом. Лицо покойного было обращено вверх. На нем застыло выражение страха, ужаса и большого физического страдания. Глаза, не закрытые, производили особенно тягостное впечатление. Горло было проколото в нескольких местах. Зиявшие раны были теперь полны запекшейся кровью. Огромные лужи крови виднелись вокруг всего трупа. Он, казалось, плавал в кровавом озере.
Лицо покойного было обращено вверх. На нем застыло выражение страха, ужаса и большого физического страдания. Глаза, не закрытые, производили особенно тягостное впечатление. Горло было проколото в нескольких местах.
– Отойдите, господа, немного в сторону! – обратился к нам доктор.
Мы отошли от окна. Доктор низко склонился над трупом и пристально стал всматриваться в мертвые глаза Иллариона. Прошло несколько томительных минут.
– Простите, доктор, – начал прокурор, – почему вы так пристально смотрите в глаза убитому?
– А вы не догадываетесь? Видите ли, некоторые современные ученые Запада в области судебной медицины сделали весьма важное и ценное открытие. Оказывается, что в иных случаях глаза убитых, подобно фотографической пластинке, запечатлевают образ убийцы. Случается это тогда, когда предсмертный взор жертвы встречается со взглядом убийцы… К сожалению, в данном случае этого, очевидно, не произошло. Зрачок тусклый, потемневший… да… да… ничего, ровно ничего не видно. Однако будем осматривать труп.
На правой ладони убитого виднелся глубокий порез.
– Несчастный отчаянно защищался… Видите эту рану на руке? Он хватался за нож убийцы, стараясь его обезоружить, – продолжал доктор.
– А вот и орудие преступления, – сказал я, поднимая с пола два ножа. – Один из них – хлебный, другой – перочинный… Лезвие его согнуто.
– Убийца, очевидно, во время борьбы поранил изрядно себе руки. Видите, вся ряса убитого иеромонаха испачкана отпечатками кровавых пальцев, – вмешался судебный следователь.
Доктор все еще возился с осмотром трупа. Я, прокурор и следователь занялись тщательным осмотром кельи несчастного иеромонаха.
За перегородкой этой комнаты виднелась большая лужа крови у окна. Брызги крови попали и на подоконник, и на лежавший тут расколотый сахар. В большой комнате кровь заметна в разных направлениях. Комод, шкатулка – взломаны.
– Убийство совершено с целью грабежа, – заметил я.
– Без сомнения, – ответил следователь.
На стуле мы нашли тяпку, употребляемую для колки сахара. На комоде, на шкатулке, на столе – везде кровавые следы рук.
– Да, убийца порезал себе руки… – заметил я. – Это очень важная и ценная улика.
– Семь проколов горла! – обратился к нам доктор, покончивший с осмотром трупа. – Убийца в ожесточенной борьбе не мог, очевидно, сразу нанести быстрый и сильный удар. Он медленно и постепенно прокалывал горло своей жертвы.
Я подошел к печке и открыл ее. В ней виднелась большая куча золы. Труба была не закрыта. Я стал рыться в золе и вскоре нашел две жестяные пуговицы.
– Ага! – воскликнул я. – Эти пуговицы доказывают, что убийца сжигал в печке носильное платье, свое, разумеется.
Покончив с осмотром и распорядившись об отправке трупа в медико-хирургическую академию для вскрытия, мы приступили к первоначальному допросу.
– Скажите, отец благочинный, слыл ли покойный за человека особенно состоятельного?
– Не думаю. Мне, конечно, в точности неизвестно, сколько у усопшего было денег, но предполагаю, что о больших деньгах не может быть и речи. Так, несколько билетов, по всей вероятности.
– Нет ли у вас подозрения на кого-либо? Вам, конечно, лучше должны
