— Скажи, тебе удалось привыкнуть ко всему этому? — наконец спросила она. — Привыкнуть по-настоящему?
Ребекка размышляла над ее вопросом, обхватив чашку ладонями, усеянными с тыльной стороны веснушками.
— Мне кажется, да… — И слабо улыбнулась: — После этого дождя будет такая же слякоть, в которой мы тонули несколько дней назад. Придется снова ждать, когда подсохнет земля. — Закончив кофе, она поставила чашку на стол.
За дверью послышался топот, и кто-то постучал в дверь. В комнату вошел, улыбаясь во весь рот и обливаясь потом, Дэниэл-Морган Бун. Его влажные волосы прилипли к голове. Он поставил на скамью тяжелое ведро и в мгновение ока исчез.
— Он так похож на Дэниэла… — сказала Китти.
— Он и поступает во всем как он, — Ребекка встала со стула. — Ну… я, пожалуй, пойду: загляну к Элви Портер — может, ей нужна моя помощь.
— Как себя чувствует Льюрен? Все еще плохо? — Китти совсем забыла о несчастной девочке, задушевной подружке Присси…
Ребекка кивнула.
— Вчера ей стало еще хуже. Бабушка Хоукинс не отходит от нее, пробует на ней свои зелья. Я предложила Элви послать за мной одного из своих мальчиков или Джемину, если понадоблюсь посидеть с больным ребенком.
— Подожди, — попросила Китти. — Сейчас возьму шаль и пойдем вместе.
Льюрен Портер умерла перед рассветом… Она тихо отошла, хотя ее мать, Ребекка и Китти последние два часа перед смертью из сил выбивались, стараясь спасти ее: прикладывали горячие компрессы к груди, мыли холодной водой ноги и руки, чтобы сбить высокую температуру, усаживали ее в кровати, чтобы ей было легче дышать. Но постепенно промежутки между вдохом и выдохом становились все длиннее, и наконец она сделала последний вдох, словно печально вздохнула, — и все было кончено.
Элви с минуту стояла, склонившись над ее кроватью, растирая своими руками маленькие ручки Льюрен. Потом отошла к камину, отвернувшись от девочки в тот момент, когда Ребекка закрывала ее лицо простыней.
— Я всегда хвасталась, что выращу их всех, — сказала она наконец. — И все было в порядке, ни одной неудачи при родах, никаких мертворожденных… все дети такие здоровые… — Глаза у нее покраснели, и впервые на них навернулись слезы. — Это была единственная моя дочка… Господи, да помоги же мне!
Она, не выдержав, тихо заплакала, закрыв лицо ладонями. Ребекка подошла к ней, встала рядом, пытаясь ее утешить… Через несколько минут, вытерев глаза краем фартука, Элви кивнула головой.
— Может, Господу виднее… Сейчас я ношу под сердцем еще одного. И, по правде говоря, мне пришлось из-за него поспорить с Генри. Может… хорошо, что у меня есть ей замена, хотя, конечно, трудно заменить такую девочку.
Она встала со стула.
— Давайте подготовим ее к похоронам, — сказала Элви измученным голосом. — Я хочу, чтобы она лежала красивой в гробу.
Ночью дождь прекратился, и на чистом горизонте показался краешек солнца, что предвещало яркий безоблачный день. Сквозь щели в толстых бревенчатых стенах проникали лучи света, но Элви не хотела открывать ни окна, ни двери. При мерцании свечей женщины омыли тело Льюрен, надели на нее лучшую домотканую блузку и юбочку, расчесали волосы…
— Теперь можете звать Генри. Скажите, что я его жду. — Элви обессиленно села на стул.
17
Сара, свернувшись калачиком, мирно посапывала, обхватив свой располневший живот, словно защищая его. Роман тихо выскользнул из-под одеяла и одевался при сумеречном свете. Он улыбался, вспоминая ее полноватое тело, когда жена время от времени ночью прижималась к нему. Как приятно было прикасаться к ее животику, сознавая, что там, внутри, лежит его ребенок! И хоть прежде он никогда об этом не задумывался, перспектива отцовства была ему приятна — значительно приятнее всего прочего в его жизни… И он чувствовал к Саре особую нежность.
Одевшись, он постоял возле кровати, поправил стеганое одеяло, прикрыл голую руку. Потом, взяв ружье, Роман тихо выскользнул из хижины и с удовольствием вдохнул свежий утренний воздух. Солнце едва взошло, окрашивая в розовый цвет края пышных облаков. До него доносился смех женщин, доивших коров в самом конце двора.
Роман пошел по тропинке. Он помахал рукой Израилу, который только что вышел из хижины Бунов.
— Снова уезжаешь? — поинтересовался Израил, дожевывая последнюю утреннюю маисовую лепешку.
— Скорее всего, сегодня ночью. Как только стемнеет. — Он уже провел в форте целых три дня — намного дольше обычного.
Они пошли рядом по тропинке к главным воротам. Их окликнул Уинфред Бурдетт: он раздувал громадные мехи, пытаясь вдохнуть новую жизнь в тлеющие угли. Идущий им навстречу Бен Тайлер остановился перекинуться словом.
— Фэй говорит, что сегодня утром коровы особенно волнуются, — сказал он, когда все трое сошлись во мнении, что сегодня будет хороший денек. — И носа не желают казать за ворота.
В голове у Романа зазвенели тревожные колокольчики: ему уже не раз приходилось слышать от старожилов, что коровы каким-то образом чувствуют приближение индейцев. Кивнув Бену, они с Израилом отправились дальше.
Чем-то обеспокоенные коровы медленно расхаживали по лужайке за воротами. Женщины, стоя с ведрами в руках, неодобрительно покачивали головами. Фландерс с высоким изможденным человеком — Гудмэном — охраняли их с ружьем наперевес. Китти наблюдала за своей рыжей пеструшкой, которая отталкивала других коров, стараясь отвоевать себе место поближе к воротам.
— Не знаю, что с ними происходит, — крикнул Фландерс Роману, — но мне не нравится их поведение!
Роман коснулся руки Китти:
— Зайди-ка подальше на территорию и проследи, чтобы другие женщины сделали то же.
К воротам потянулись мужчины, которые хотели выяснить, чем вызвано всеобщее беспокойство. Из ближайшего к ним блокгауза вышли Дэниэл и Сэм Батлер со старым полковником. Они вошли в толпу женщин, которые все еще медлили, не выпуская из рук ведер.
— Ну, что случилось, Роман? — спросил Дэниэл.
Роман объяснил ему обстановку. Фландерс с Гудмэном подошли поближе, чтобы послушать.
— Г… все это! — смачно сплюнул Батлер. — Как могут коровы знать то, чего не знаем мы!
— Ты по дороге сюда ночью заметил что-нибудь подозрительное? — спросил Дэниэл.
— Ни черта! — отозвался Батлер. — Но ты ведь знаешь, что это еще ни о чем не говорит.
Роман кивнул.
— Однажды я видел, как коровы вели себя точно так же, когда рядом пробежала рысь, — сказал полковник Кэллоувэй. — Может, ночью она притаилась где-то поблизости… С другой стороны, — глаза его сузились, — если причина в другом, то нам лучше поскорее все выяснить, чтобы не рисковать людьми, когда им понадобится ведро воды.
