– Снайпер, – хмуро пояснил Ферли. – По-моему, из маузера. Кажется, у них там что-то неладно.
Ватсон с трудом выпрямился и отряхнулся:
– Вы даже не представляете насколько.
– Я многое могу представить, – возразил субалтерн с легкой дрожью в голосе. Только по этому голосу Ватсон распознал, насколько молод его спутник. – Армия всему научит, но вот к страху день и ночь привыкнуть невозможно.
В словах юноши не было жалости к себе. Ватсон знал: тот говорит чистую правду – страх вечно и почти неосязаемо присутствует на передовой. Майора растрогало доверие, сказавшееся в этом признании.
– Из Рагби, лейтенант? – наугад предположил он.
– Винчестер, сэр.
– Это хорошо. Поддержка винчестерца – это обнадеживает.
Парень просиял. Комплимент его колледжу был верным способом завоевать доверие.
Холод в траншее пронимал до костей, и все же Ватсон скинул и отдал лейтенанту пальто. Там ему понадобится свобода движений.
Ферли ответил удивленным взглядом:
– Что вы делаете, сэр?
Расстегнув кобуру, Ватсон вынул подаренный злосчастным Каспаром Майлсом автоматический кольт сорок пятого калибра. Нажав кнопку, проверил магазин. Полон. Но запасных у него не было. Семи патронов должно бы хватить.
– Попробую ему помешать, лейтенант.
– Капитану? В чем помешать?
– Убивать.
Ферли опешил:
– Вы шутите, сэр?
Ватсон понимал, каким нелепым должен выглядеть в глазах юноши. Старик лезет «за бруствер» на самые смертоносные ярды планеты. Мышцы живота задрожали от страха, словно внутри забилась мелкая птица.
– Ничуть.
– Ладно… – Лейтенант перекинул пальто через левую руку. – Если иначе нельзя, сэр…
– Нельзя.
Свободной рукой Ферли зачерпнул горсть мокрой земли с края раскопа и размазал ее по лицу Ватсона.
– За отсутствием балаклавы. – Отступив, он полюбовался своей работой. – Так у вас будет шанс.
– Спасибо, лейтенант.
– И перчатки наденьте, руки тоже выдают. И… погодите!
На секунду Ферли скрылся, оставив Ватсона дрожать в промозглых испарениях разрытой земли и подступающей к лодыжкам воды. По крайней мере Ватсон надеялся, что дрожит от холода.
Ферли вернулся с ракетницей «Вери».
– Нет, что вы! – испугался Ватсон при виде толстого ствола.
Лейтенант расстегнул ему китель и сунул ракетницу за пазуху.
– Поверьте человеку, которому довелось провести там сутки. Прятался среди мертвецов. Там красная ракета, а не белая. На нашем участке сигнал означает: «Ранен, заберите меня». Выстрелите – кто-нибудь попытается вас вытащить. Хотя бы знать будем, что вы там живы.
– Спасибо, Ферли. – Майор пожал ему руку. – Постараюсь больше не доставлять хлопот.
Ферли ответил на рукопожатие:
– Хорошо бы, сэр. Жаль, у меня глоточка выпивки для вас нету. Здорово помогает.
Меньше всего Ватсону сейчас хотелось спиртного.
– Обойдусь.
Лейтенант оглянулся через плечо.
– Давайте, сэр, а то там кто-то идет. Наверное, разведчики удивились, кто это залез в их кладовку. Как бы они не поскаредничали насчет ракетницы. Решат, что вы из ума выжили…
Ватсон, поставив ногу на первую ступень трапа, ждал, пока скроется за тучей луна. Трепещущая в животе птаха угомонилась, на него снизошло странное спокойствие.
– Может, и выжил, юный Ферли, может, и выжил.
И будто подтверждая его слова, темнота за спиной раскололась. Открыли огонь британские батареи.
72
Де Гриффон едва не споткнулся о ползущего назад Моултона. Грохот обстрела заглушил хлюпанье грязи под ладонями, позволив обоим привстать на четвереньки.
– Сэр, – выдохнул Моултон, разглядев в темноте капитана. – Слава Богу! У Фаррера то же самое.
– Что?
– Что у других было. И у вас. Он… – Парень ткнул пальцем назад. – Я за помощью.
– Хорошо, – капитан схватил его за руку. – Но погоди секунду. Ты-то как? Здоров?
– Да, меня миновало. – Парень двинулся дальше.
Де Гриффон отвел руку и ударил его по горлу штык-ножом. Булькающий звук потерялся в громе британской артиллерии и свисте снарядов.
– Начинаю подозревать, что ты не пил ром. Выплюнул? Ты уж не трезвенник ли? Ну что ж. – Он, задев кость, потянул на себя клинок, вскрыв солдату горло. В глазах умирающего не было ничего, кроме боли и недоумения. Ни на йоту понимания. Жаль. Он наслаждался, объясняя им, за что умирает.
Больше всего удовлетворения принес ему лорд Стэнвуд, потому что его смерть затянулась надолго. И Левертон тоже. А с этими, кроме Тагмана, пришлось спешить. Может быть, с Фаррером удастся растянуть удовольствие.
– Я это сделал из-за твоего отца. Сын мстит за грехи отцов. В аду передай отцу привет. Скажи, что это сделал сын Энн Трулав.
Он дождался, пока глаза Моултона погаснут, и перевернул мертвеца на спину. Кончиком ножа выцарапал на чистом мальчишеском лбу следующий номер. Шестой. Остался один.
Де Гриффон помнил, что весь пропитался грязью и теплой кровью. Пятна крови были и на лице. Ничего, это укладывается в историю о жестокой рукопашной здесь, на земле мертвецов. После Фаррера ему предстоит убрать еще одного. Убрать со сцены Робинсона де Гриффона – самый хитрый трюк.
73
Ватсон не мог определить, сколько орудий стреляют. Дюжина? Двадцать? Сто? Их грохот сливался в единый непрестанный рев, словно выл, надрываясь на полной тяге, гигантский мотор. Брюхо тучи за его спиной мерцало, отражая дульные выхлопы; над головой визжали, гудели и свистели снаряды. Впереди полыхнул голубой сталью разрыв, светился сгорающий лиддит и вставали на дыбы «мохнатые медведи» шрапнельных.
Звук внедрялся в мозг и метался по нему, забираясь во все углы. Кроме него, в черепе ничему не осталось места – только надрывно куковала чудовищная кукушка. Ничто иное не могло там выжить. Звук забивал голос рассудка, сковывал члены, заставлял искать нору, чтобы забиться в нее и свернуться клубком. Но у Ватсона такой возможности не было. Он полз дальше.
Холмс мог бы им гордиться. В нескольких ярдах от подкопа он нашел свежие зигзаги следов – здесь по-пластунски проползли четверо. Кое-где они приподнимались на четвереньки, а в одном месте решились на короткую перебежку. Когда глаза привыкли, не так уж трудно было идти по следу этой четверки. Изрытая, истоптанная земля была палимпсестом, ожидающим читателя: главное было – замечать только самую свежую запись. Через несколько минут Ватсон добрался до первой воронки, но следы в нее не спускались. Отпечатки сапог, коленей и локтей огибали яму. Зловоние, ударившее ему в ноздри, объяснило причину такого решения.
Дальше он, словно в наказание за самоуверенность, потерял след. Грохот все нарастал – двести пушек? – и глушил все чувства, так что Ватсон с отчаянием понимал, что уже не различает направлений в смоляной тьме. Он сделал несколько шагов, вернулся по своим следам, попробовал в другую сторону. «Не лезь наобум», – твердил он себе. Проще простого было напороться на проволоку. А дальше – грязная яма могилы или лагерь военнопленных. Скорее, первое.
Скорчившись в грязи, Ватсон ждал подсказки, которая помогла бы сориентироваться.
Далеко не сразу он заметил руку мертвеца, белеющую в луче вынырнувшей из-за тучи луны, и понял, что снова напал на след. Беззащитный в предательском белом свете, он червем сполз по стенке воронки, уйдя ногами в ледяную лужу на дне. Высокие офицерские сапоги помогли сохранить носки сухими, и все равно пальцы на ногах мгновенно заледенели.
Ватсон тщательно, насколько позволяли обстоятельства, осмотрел труп, сдвинул импровизированный кляп. Он различил на лице ужас и кошмарную усмешку, но в бледном свете не сумел бы распознать синюшность. Причина смерти – пуля в черепе. И еще проникающее ранение бедра, по-видимому задевшее бедренную артерию. Этот человек был трижды мертвецом.
Тяжелый снаряд прогудел над головой и разорвался неподалеку, осыпав его землей. Артиллеристы разносят в пыль проволоку и траншеи на той стороне. Подготовка к большому наступлению? Или это блеф? Ватсон не видел, чтобы в окопах готовились к «выходу за бруствер». Майор Тайлер был слишком спокоен, да и лейтенант Ферли тоже. Перед атакой, по всем рассказам, атмосферу можно резать тупым штыком. Вероятно, Черчилль добился своего и начинает атаку, но не на том участке фронта, где британцы обозначили намерение.
Движение, если и начнется, начнется с рассветом. До него еще несколько часов. Дым от разрывов начал затенять луну, свет снова померк. Ватсон чуял едкие запахи аммиака, пикриновой кислоты и летучего толуола от вражеских траншей. Кто-то из артиллеристов запустил осветительные снаряды, обжигавшие глаза резкими красным, белыми и зелеными лучами.
Рядом грохнуло, тяжелая дрожь отдалась в теле. Червяк, зарывшийся в землю… Ватсон старался не терять самообладания, не поддаться зреющему в голове воплю. Другие терпели такое целыми днями, а то и неделями.
