Но новая книга истины уже открывалась. Потому что червокамера могла ответить на вопросы, оставленные без ответов традиционной археологией, какими бы точными и тонкими ни были ее методы, – даже, например, об этом мужчине, Цтци, который стал первым наиболее хорошо изученным человеческим существом, жившим в доисторические времена.
Вопрос, на который до сих пор не было найдено ответа, – почему умер Ледяной человек. Может быть, он убегал от войны. Может быть, гнался за возлюбленной. Может быть, совершил преступление и спасался от правосудия тех времен.
Интуиция подсказывала Маркусу, что все эти объяснения слишком узки, что они взяты из современного мира в попытке наложить их на более суровое и безыскусное прошлое. Но Маркус вместе со всем остальным миром жаждал узнать правду.
А теперь весь мир забыл про Цтци с его одеждой из звериных шкур, с орудиями из кремня и меди, с загадкой его одинокой смерти. Теперь, когда можно было словно бы воскресить, оживить любую фигуру из прошлого, Цтци перестал быть новинкой, им почти прекратили интересоваться. Никому не было дела до того, как же он в конце концов умер.
Никому, кроме Маркуса. И вот теперь Маркус сидел в прохладном полумраке университетской аудитории, но одновременно словно бы вместе с Цтци шагал по альпийскому перевалу в ожидании, когда же раскроется правда.
Цтци был одним из лучших охотников в этих горах. Его медный топор и медвежья шапка служили знаками охотничьей отваги, умения и уважения других. А в этот раз, в свой последний охотничий поход, он отправился за самой трудной добычей, за единственным альпийским животным, которое уходит в эти высокогорные скалы на ночь, – за каменным козлом.
Но Цтци был стар – в свои сорок шесть он для того времени считался человеком просто-таки преклонного возраста. Он страдал от артрита, а в этот день у него расстроился кишечник, начался понос. Наверное, он ослабел, его движения стали медленнее – но он то ли не замечал этого, то ли не хотел замечать.
Он шел за свой жертвой и забирался все дальше и дальше в холодные высокие горы. На этом перевале он устроил привал и намеревался починить стрелы и на следующий день продолжить преследование козла. Он в последний раз перекусил соленой козлятиной и сушеными сливами.
Ночь выдалась на редкость ясная, и на перевале разгулялся ледяной ветер. Этот ветер отнимал у Цтци тепло его жизни.
Это была печальная, одинокая смерть, и Маркусу, наблюдавшему за Цтци, показалось, что в какое-то мгновение древний охотник попытался подняться, словно бы осознав свою жуткую ошибку, словно бы поняв, что умирает. Но он не смог подняться, а Маркус не мог дотянуться до него через червокамеру, чтобы помочь.
Поэтому Цтци суждено было и дальше лежать в одиночестве, и лед стал для него гробницей на пять тысячелетий.
Маркус отключил червокамеру, и Цтци снова упокоился.
Из доклада Пейтфилда: «Многие страны – не только Америка – сталкиваются со скорбными внутренними диалогами насчет относительно новых моментов правды о прошлом. Обычная история во многих случаях об этих моментах упоминала вскользь, если упоминала вообще.
Во Франции, к примеру, случилось просто национальное психологическое бедствие из-за того, насколько много людей, как выяснилось, сотрудничали с нацистами при оккупации во время Второй мировой войны. Ободряющие мифы насчет значения Сопротивления сильно пострадали – и в немалой степени из-за недавних откровений по поводу фигуры Давида Мулена, уважаемого лидера Сопротивления. Почти никто из тех, кому знакома легенда о Мулене, не был готов узнать, что свою карьеру он начал в роли нацистского "крота", хотя потом действительно вступил в борьбу за дело нации, а потом на самом деле его пытали и казнили эсэсовцы в тысяча девятьсот сорок третьем году.
Современные бельгийцы, похоже, потрясены тем, что перед ними предстала жестокая реальность "Свободного государства Конго", сурово управлявшейся колонии, где главная цель была – выкачать с территории страны ее природные богатства (главным образом каучук). А управление велось путем побоев, убийств, местных рабочих морили голодом, они погибали от антисанитарии, болезней. В итоге исчезали целые поселения. В промежутке с тысяча восемьсот восемьдесят пятого года по тысяча девятьсот шестой в Конго было убито около восьми миллионов человек.
В странах на территории бывшего Советского Союза люди сосредоточились на эре сталинистского террора. Немцам пришлось снова столкнуться с Холокостом. Японцы впервые за несколько веков вынуждены узнавать правду о своих военных преступлениях в Жечуане и в других местах. Израильтянам крайне неприятно осознавать собственные грехи перед палестинцами.
Хрупкая демократия в Сербии может рухнуть под действием появления новых подробностей о зверствах в Боснии и в других республиках бывшей Югославии.
И так далее.
О большей части этих ужасов было, конечно, хорошо известно и до появления червокамеры, и было написано немало правдивых историй. И все же совершенно потрясает бесконечная отвратительная пошлость всего этого, жестокость, боль и ненужность.
Многие из конфликтов прошлого возникли на почве застарелой этнической и религиозной вражды. Так вышло и на этот раз: нам довелось стать свидетелями раздоров между отдельными людьми, бунтов, межэтнических столкновений и даже государственных переворотов и мини-войны. И гнев в основном направлен на "Наш мир" как на гонца, который доставил такие дурные вести.
Но могло быть и хуже.
Оказывается – при том, что люди так злятся на свои древние ошибки, о которых порой раньше никто и не ведал, – большей частью каждое сообщество начинает настолько сильно осознавать свои преступления перед собственным народом и другими народами, что в конце концов это приводит к желанию покаяться. Ни один народ не безгрешен; никто, судя по всему, не готов первым бросить камень, и почти все из уцелевших крупных институтов – будь то нация, корпорация, Церковь – встают перед необходимостью извиниться за преступления, совершенные от их имени в прошлом.
Но есть и более страшный шок, с которым предстоит столкнуться.
Червокамера, в конце концов, дает свои уроки истории не в форме словесного изложения или аккуратных анимационных карт. Она мало что говорит о славе и чести. Скорее она просто показывает нам людей по отдельности, и эти люди очень часто голодают, страдают или умирают от рук других людей.
Слава, известность больше не имеют значения. Теперь мы видим, что каждое умирающее человеческое существо является центром вселенной, неповторимой искрой надежды и отчаяния, любви и ненависти, уплывающей в одиночестве во вселенский мрак. Червокамера словно бы привнесла в рассмотрение истории новую демократию. Линкольн, пожалуй, сказал бы, что история, возникающая из пристального изучения с помощью червокамеры, станет новой летописью человечества: историей о людях, созданной людьми и для людей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
