Избранный ими район был ближе к Аргентине, родине Че. Он имел свои преимущества и недостатки с точки зрения партизанской борьбы. Преимущества заключались в том, что местность была в значительной части покрыта дикими зарослями, с редким населением, в основном промышлявшим охотой и скотоводством. Представляло интерес и то обстоятельство, что в этом районе были расположены нефтепромыслы, принадлежавшие американской «Боливиа галф ойл компани». Можно было предположить, что рабочие этих нефтепромыслов окажут поддержку будущим партизанам. Недостатком же являлось то, что здесь было мало воды, если не считать рек; местность кишела всякой ядовитой мошкарой и клещами, что делало ее вообще труднообитаемой. Зона находилась весьма далеко от шахтерских центров, где были сосредоточены наиболее боевитые силы боливийского рабочего класса, в то время как местное население, в основном состоящее из индейцев гуарани — мелких арендаторов или фермеров, было политически крайне отсталым и невежественным.
Вот именно в этой зоне в июле 1966 года Коко Передо купил за 30 тысяч боливийских песо (2500 долларов) ранчо, или ферму, которая вошла в историю под именем «Каламина» Ферма была расположена на 1227 гектарах и почти необитаема, если не считать жилого дома, выходившего на дорогу. Недалеко от фермы протекала река Иьянкауасу. «Каламина» находилась в 285 километрах к югу от провинциального центра Санта-Крус. Неподалеку от нее лежит городок Камири, центр четвертого военного округа, где были расположены части четвертой дивизии боливийской армии. Такое соседство ничего хорошего не предвещало будущим обитателям «Каламины». Поблизости имелись еще два селения — Лагунильяс и Гутьеррес, где можно было запастись в случае надобности провиантом и различного рода товарами. Минусом «Каламины» являлось и то, что в трех километрах от нее проживал Сиро Альгараньяс, местный кулак, бывший алькальд Камири, где у него имелась мясная лавка. Дорога в «Каламину» шла мимо его усадьбы, что давало, естественно, возможность наблюдать за передвижением соседей. Но с этими подробностями будущие обитатели «Каламины» столкнутся позднее.
Между тем в начале сентября в Ла-Пас из Чили по уругвайскому паспорту прибыл еще один кубинец — Пачо (он же Пачунго), подпольная кличка капитана Альберто Фернандеса Монтеса де Ока. Вскоре он покинул Боливию, чтобы вернуться туда вместе с Че.
В сентябре в Боливию приехал француз Режи Дебрэ под своей собственной фамилией. С конспиративной точки зрения это было небезопасно, так как к тому времени Дебрэ был широко известен как сторонник кубинской революции и мог обратить на себя внимание не только боливийских тайных служб, но и агентов ЦРУ, активно действовавших в этой стране и сотрудничавших с боливийскими властями.
Появление Дебрэ в Боливии могло навести их на мысль, что именно в этой стране находится или может туда прибыть Че, местопребывание которого все еще продолжало оставаться тайной. Тем более что некоторые газеты указывали на Боливию как на страну, где он скрывается. Мексиканский журналист Арнульфо Усета писал в газете «Эксельсиор» 14 сентября 1966 года, что Че прибыл в Боливию из Бразилии в начале года. Усета почти
1 Жилое здание фермы было покрыто оцинкованными листами — по-испански «каламина». Отсюда название фермы.
точно описал новую внешность Че и утверждал, что он пользуется псевдонимом «Рамон». Правда, другие газеты выдвигали иные версии о судьбе Че. И тем не менее пребывание Дебрэ в Боливии под его собственным именем было небезопасным как для него самого, так и для Че.
Известный уже читателю друг Тани — Лопес Муньос, начальник департамента печати и информации при президенте, аккредитовал Дебрэ как журналиста и выдал ему разрешение на свободное передвижение по стране для сбора материалов для книги о «геополитическом» положении Боливии, которую он якобы намеревался написать. Дебрэ стал путешествовать по районам, в которых намечалось развернуть партизанское движение, усердно скупая карты и фотографируя различные объекты. Во время одного из таких путешествий он случайно столкнулся с людьми Рикардо, принял их за боливийцев и пытался сфотографировать. Рикардо с трудом ускользнул от назойливого француза. Несколько недель спустя Дебрэ выехал в Чили, откуда вновь возвратился в Боливию в феврале 1967 года.
Судя по всему, Гевара прибыл в Ла-Пас самолетом из Сан-Паулу (Бразилия) в ноябре 1966 года. Без бороды, с залысинами, седой (результат краски), в толстых роговых очках, при галстуке, он своей внешностью никак не напоминал известного всему миру Че. Он так изменил свой облик, что, когда в Гаване зашел домой, чтобы проститься с женой и дочерью Селией, его не узнала родная дочь, даже после того, как он взял ее на руки и приласкал. Дочь сказала Алеиде:
— Мама, смотри, этот старик влюбился в меня!
Теперь этот «старикашка» свободно ходил по улицам боливийской столицы, в кармане у него лежал уругвайский паспорт на имя коммерсанта Рамона Бенитеса Фернандеса. На всякий случай у него был припрятан и другой паспорт, тоже уругвайский, на имя коммерсанта Адольфо Мена Гонсалеса. Однако уточнить, по какому из этих двух паспортов Че въехал в Боливию, невозможно, так как в обоих отсутствуют въездные штампы этой страны.
Немало воды утекло с тех пор, как 13 лет назад Че впервые ступил на боливийскую землю, привлеченный миражем революции 1952 года.
Хотя многое изменилось в мире, да и сам Че изменился во многом за истекшие годы, в Боливии особых перемен не произошло. Страной продолжали управлять продажные генералы и политиканы, горняки влачили жалкое существование, а крестьянские массы — в основном индейцы, не говорящие по-испански, жили, как и их предки, в нищете и невежестве. Революционные силы, и в прошлом пользовавшиеся ограниченным влиянием, были ослаблены раскольнической деятельностью троцкистов, маоистов, анархистов… И тем не менее Че чувствовал себя оптимистом. Он верил, что партизанские выстрелы коренным образом изменят политическую обстановку в стране в пользу революционных сил.
К моменту прибытия Че в Боливию там уже находилось большинство из 17 кубинцев — будущих участников его отряда. Как и Дебрэ, Че получил от Лопeca Муньоса на имя Адольфо Мены Гонсалеса мандат, в котором он характеризовался как «специальный уполномоченный Организации американских государств, изучающий и собирающий информацию об экономических и социальных отношениях в сельских районах Боливии». Этот мандат, помеченный 3 ноября 1966 года, давал ему право на свободное перемещение по стране.
Не задерживаясь в Ла-Пасе, Рамон, как стал называть себя теперь Че, сопровождаемый Пачо, направился через Кочабамбу в «Каламину», куда прибыл 7 ноября 1966 года. В тот же вечер Че сделал первую запись в своем дневнике, который он будет вести изо дня в день на протяжении 11 месяцев, вплоть до последнего боя в ложбине Юро 8 октября следующего года.
Дневник Че, публикация которого вызвала мировую сенсацию, точно зеркало отражает основные черты его характера и мироощущения. Дневник — предельно искренний и правдивый документ. В то же время он не летопись партизанского отряда Че. Дело в том, что в дневнике Че уделяет главным образом внимание недостаткам, ошибкам, слабостям, просчетам, присущим как отдельным бойцам, так и всему отряду в целом. Че подробно пишет в дневнике о слабых, колеблющихся элементах и скупо о бойцах, поведение которых граничило с героизмом. Героическое поведение Че считал нормальным, любые же отклонения от него заслуживали порицания и осуждения. И еще одно обстоятельство, которое следует иметь в виду, читая дневник: его автор говорит о себе крайне скупо и главным образом в плане своих недостатков или ошибок. Между тем он — главное действующее лицо и творец описываемой им драмы, это его железная воля, его вера в революцию заставляют как его самого, так и его сподвижников совершать героические поступки и сражаться под старым как мир лозунгом «Победа или смерть!», под которым сражались за правое дело храбрецы всех времен и народов, от мужественных защитников Нумансии до героических защитников Сталинграда.
При всей фантастичности, точнее — грандиозности задуманного им предприятия, которое, по замыслу его создателей, должно было завершиться крушением американского империализма и триумфом социализма в Америке, а значит, и в мировом масштабе, дневник Че не содержит ни строчки, ни слова от Дон-Кихота. Это дневник не фантазера, не романтика, а трезво мыслящего революционера, убежденного в своей правоте. Автор дневника мыслит борьбу с империализмом как длинную цепь побед и поражений. Он будет безмерно счастлив одержать победу, но он не боится и поражения, ибо знает, что те, кто придет ему на смену, все равно водрузят знамя свободы и социальной справедливости, знамя социализма на самых высоких вершинах Андского хребта…
