Гренландские киты обычно крупнее остальных трех видов южных китов и достигают 21 м. Их рты – больше, чем у голубых китов, – самые огромные на планете, с пластинами китового уса 3–4 м и языком 5 м в длину и 3 м в ширину. При этом рачки и другие животные, которых они выцеживают из воды с помощью этого гигантского сита, настолько малы, что в одной чайной ложке уместились бы целые сотни. Взрослая особь съедает несколько сотен килограммов ежедневно. Череп гренландского кита особенно крепкий: кит может пробивать им лед толщиной до 60 см. Барри Лопес в своей классической книге «Сны Арктики» (Arctic Dreams) так описывает их:
…Кожа на ощупь шероховатая, как грубая бумага, бархатного черного цвета с мягким сероватым оттенком. Под подбородком и на животе кожа белая. Темно-коричневые глаза размером с воловьи практически незаметны на огромной голове. Дыхало в форме вулкана заметно выдается, что позволяет киту дышать через разломы льда.
У гренландского кита самые большие запасы жира по сравнению с любыми другими китами. Хотя название северный кит (Eubаlaena glacialis), означающее «кит во льдах», дано североатлантическому виду, оно больше подошло бы гренландскому киту, ведь именно он живет среди льдин, а корм находит подо льдом.
Есть две основные популяции гренландских китов: восточная, включающая всех обитающих в восточных водах канадской Арктики, в Гренландии и в некоторых других местах, таких как архипелаг Шпицберген, и западная – та, что живет в Беринговом, Чукотском морях и море Бофорта.
Гренландские киты чрезвычайно общительны. Самцы с огромным удовольствием исполняют свои «песни»: мелодия идет вверх-вниз, вверх-вниз. Как пишет музыкант и философ Дэвид Ротенберг, хотя их песни не такие сложные, как у горбатого кита, все-таки они достаточно разнообразны, чтобы их можно было считать частью культуры. Песни – один из способов, позволяющий гренландским китам общаться и подбадривать друг друга во время плавания во тьме среди льдов. У этих китов очень большая продолжительность жизни. Так, одна особь с необычной белой головой (этому киту дали имя Налуталик), встречалась мореплавателям возле Баффиновой земли на протяжении 100 лет; последний раз в 2006 г. В 1995 г. экипаж китобойного судна инупиатов из Уэйнрайта на Аляске обнаружил два каменных гарпунных наконечника в желчном пузыре убитого ими кита. Такие каменные наконечники не использовались с тех пор, как западные профессиональные китобои завезли в этот регион металлические инструменты и продали их местному населению более ста лет назад.
Коренное население Арктики по-прежнему, хотя и с ограничениями, продолжает охотиться на гренландского кита, серого кита и других китообразных. Это право предоставлено им международными договорами, поскольку китовая охота признана частью культурного наследия этих народов. Да, они действительно сохраняют традиционные методы охоты, но далеко не всегда. Так, они охотятся на быстрых моторных лодках, и, по крайней мере до недавнего времени, в России некоторые использовали гарпуны со взрывным зарядом.
Самые древние из дошедших до нас изображений китовой охоты – наскальные петроглифы на каменном островке Пангудэ в современной Южной Корее, датируемые 6000–1000 гг. до н. э. На них люди в маленьких лодках преследуют кита, по-видимому, южного. Они вооружены гарпунами с наполненными воздухом пузырями – это заставляло кита быстрее уставать, а также позволяло отслеживать его местонахождение, когда измученного кита забивали. Точно такой же метод продолжал использоваться на тихоокеанском северо-западе Америки до начала XX в.
Археологические находки позволяют предположить, что люди охотились на китов в Беринговом проливе и Чукотском море уже в 200 г. до н. э., а к 800 г. н. э. эскимосы севера Аляски, принадлежащие культуре туле, уже вели китобойный промысел в открытом море на значительном удалении от берега. Техника китовой охоты (в основном на гренландского кита) позволяла им получить большое количество мяса, китового жира и даже строительный материал – они строили каркасы своих хижин из ребер и челюстей китов, что позволило им стать доминирующей культурой в североамериканской части Арктики. Китобойный промысел заставлял их добираться даже до Гренландии. Этот воинственный народ хоронил своих многочисленных китобоев и воинов между нижней челюстью и лопаточной костью кита.
Наиболее ранние сведения о китовой охоте в Европе относятся к Скандинавским странам и Англии Темных веков. Вскоре после окончания I тыс. н. э. охота на китов ради насущных потребностей сменилась китобойным промыслом ради наживы. Центром промысла стал Бискайский залив. В XI–XII вв. основными торговцами китовым жиром и мясом были баски, которые к тому времени стали профессиональными китобоями, благо в их прибрежных водах северный гладкий кит обитал в изобилии. Насколько важным было их влияние, дает понять версия, связывающая происхождение слова «гарпун» с баскским словом arpoi («быстро хватать»), притом что баски – единственный народ из живущих на территории Западной Европы, говорящий не на индоевропейском языке.
Оужие, которое сегодня мы называем гарпун (то есть копье с зазубринами), появилось задолго до возникновения китовой охоты. Оно использовалось еще 40 000 лет назад для охоты на гиппопотамов в Восточной Африке и 20 000 лет назад для охоты на тюленей в Европе.
В отличие от ужасов охоты, в средневековых бестиариях кит предстает как некое фантастическое существо, в частности упоминается его сладостное и манящее дыхание. Возможно, это связано с тем, что кашалоты отрыгивают амбру – вещество, связанное, вероятно, с процессом пищеварения; в высушенном виде амбра имеет приятный земляной запах и используется в парфюмерии как фиксатор аромата. Правда, в бестиариях сладостное дыхание связывается с происками дьявола, готового проглотить грешников. В то же время нередко киты служат плавучими островами – на благо какому-нибудь святому, решившему отслужить мессу в открытом океане. А бывает, что моряки, надумавшие по ошибке развести на спине кита костер, погибают, когда животное от неожиданной боли ныряет на дно. Последняя история вдохновила на создание не одной удивительной картины и продолжала пользоваться популярностью еще в XV в., когда Уильям Кэкстон включил ее в свою энциклопедию «Зеркало мира» (Mirror of the World) – первую иллюстрированную книгу, напечатанную в Англии.
В реальном же мире по мере уменьшения численности северных гладких китов в близлежащих водах баскам приходилось заплывать все дальше в поисках добычи. К 1530 г. центр их промысла сместился уже к водам вокруг Лабрадора и Ньюфаундленда. Здесь в течение следующих 80 лет они истребили десятки тысяч северных гладких китов (а также гренландских). В условиях сокращающихся популяций и растущей конкуренции со стороны других европейцев китобойный промысел басков постепенно сходил на нет и практически полностью прекратился к середине XVIII в. Вскоре после освоения английскими колонизаторами Северной Америки в начале XVII в. они начали охотиться на южных гладких китов, в большом количестве обитавших у побережья Массачусетса. Менее чем за сто лет они практически полностью уничтожили популяцию, насчитывавшую от 5000 до 10 000 особей, а по некоторым предположениям даже больше. Китобои-янки вынуждены были охотиться уже на другие виды, обитавшие дальше от берега. В начале XIX в. капитан китобойного судна Уильям Скорсби-старший, на счету у которого больше 500 убитых китов, утверждал, что ни в одном из его плаваний ему не удалось встретить южного кита. Одного случайно сохранившегося представителя выследили и убили в 1951 г. Сегодня численность северных гладких китов составляет 300–400 особей. Они зимуют у побережья Флориды и Джорджии, а весной, летом и осенью уплывают к Нью-Йорку или Новой Шотландии. Причислены к вымирающим видам.
Китобои из Нидерландов, Англии и других стран, в том числе те, кого обучали промыслу баски, охотились на гренландского кита (и северного гладкого кита) в водах у Свальбарда и Гренландии уже в начале XVII в. Позже британцы расширили область охоты на восток канадской Арктики. До прихода в эти воды китобоев здесь обитало несколько десятков (а возможно, даже сотен) тысяч гренландских китов. Огромная часть их была уничтожена, но все-таки их осталось достаточно, чтобы вид хотя бы частично восстановился, после того как в XX в. китобойный промысел наконец запретили. Сейчас этот вид имеет статус «вызывающего наименьшие опасения».
Японский и южный гладкий киты стали объектом охоты гораздо позже северного и гренландского, но охота на них велась не менее активно. В Японии китобойный промысел возник уже к 1500 г., но серьезных масштабов достиг только к 1700 г. – с появлением европейских, русских и американских китобоев. За 100 лет была практически полностью уничтожена популяция в несколько десятков тысяч. Только в течение 1840-х гг. было убито 30 000 особей. В настоящее время японских китов осталось всего несколько сотен, и их дальнейшее существование находится в неменьшей опасности, чем северного гладкого кита.
