– Есть и другой рейс, – говорит она.
Но к тому времени одному Богу будет известно, где Дженна, добралась ли она до Гидеона. А если Дженна придет к тем же выводам, что и я: что Гидеон каким-то образом причастен к исчезновению, а возможно, даже к смерти ее матери? И кто знает, на что он способен, чтобы заставить девочку держать язык за зубами?
– Лети одна, – велю я, – если мне не удастся попасть на борт. Найти Дженну не менее важно, чем разыскать Гидеона, потому что если она выйдет на него первая, то может случиться беда.
Должно быть, Серенити услышала тревогу в моем голосе, потому что едва ли не взлетела по эскалатору, и ее поглотила очередь угрюмых пассажиров, которые снимали обувь, пояса, ноутбуки.
Очередь у касс меньше не становится. Я нетерпеливо переминаюсь с ноги на ногу. Смотрю на часы. Потом подобно спущенному с привязи тигру бросаюсь к началу очереди.
– Прошу прощения, но я опаздываю на самолет, – извиняюсь я.
Ожидаю злобных окриков, изумления, проклятий. Я даже приготовил отговорку о рожающей жене. Но никто не успевает возмутиться, так как меня перехватывает служащая аэропорта.
– Так нельзя, сэр.
– Прошу прощения, – говорю я. – Но мой самолет вот-вот взлетит…
На вид ей намного больше лет, чем тем, кого обязательно оправляют на пенсию. И тут она произносит:
– Вы еще не родились, а я уже здесь работала. И заявляю вам определенно: правила есть правила.
– Пожалуйста! Дело не терпит отлагательств.
Она смотрит мне прямо в глаза.
– Вам здесь не место.
К кассе подходит следующий пассажир. Мне хочется схватить его за шиворот и оттащить, но я смотрю на старушку, и ложь о беременной жене застревает в горле. Я слышу, как отвечаю:
– Вы совершенно правы. Но мне позарез нужно попасть на этот рейс, потому что у человека, который мне небезразличен, могут быть неприятности.
И вдруг понимаю, что за все годы работы в полиции и частным сыщиком я впервые признаюсь в чем-то подобном.
Служащая вздыхает, подходит к свободному компьютеру, жестом приглашая меня следовать за ней. Берет код-подтверждение, который я ей протягиваю, и так медленно вводит буквы, что между каждым касанием клавиш я успел бы набрать весь алфавит.
– Служу здесь сорок лет, – признается она мне. – Редко встретишь таких, как вы.
Эта женщина помогает мне; настоящий человек, который хочет сотворить для меня чудо, а не оставляет на милость давшему сбой компьютерному терминалу, – и я прикусываю язык. Кажется, проходит целая вечность, но наконец она протягивает мне посадочный талон.
– Только помните: что бы ни происходило, в конечном счете все туда попадем.
Я хватаю посадочный талон и бегу к выходу. Перепрыгиваю через две ступеньки эскалатора. Если говорить откровенно, даже не помню, как прошел через охрану, вижу, что бегу по коридору к выходу 12, когда слышу, что по громкоговорителю объявляют, что заканчивается посадка на рейс до Нашвилля – как будто диктор объявляет мою судьбу. Подбегаю к воротам, когда стюардесса уже собирается закрыть дверь, бросаю ей посадочный талон.
Ступаю на борт самолета, запыхавшись так, что даже говорить не могу, и вижу Серенити рядов через пять. Плюхаюсь рядом с ней, когда стюардесса уже просит пристегнуть ремни.
– Все-таки успел! – радуется Серенити и поворачивается к сидящему у окна слева от нее парню. – Похоже, я всех напрасно побеспокоила.
Тот в ответ натянуто улыбнулся и погрузился в чтение журнала, как будто всю жизнь только и мечтал о том, как бы почитать о лучших полях для гольфа на Гавайях. Похоже, что Серенити ему все уши прожужжала. Хочется за нее извиниться.
Но вместо извинений я похлопываю Серенити по руке, которую она положила между нами на подлокотник.
– Повезло, – признаюсь я.
Я в ожидании логического завершения.
Самолет из-за грозы мягко приземлился в Балтиморе, мы спим прямо в креслах у выхода в аэропорт, ждем, когда прояснится и мы сможем лететь дальше. Мы поднимаемся в воздух в начале седьмого утра и уже в восемь, потрепанные и уставшие, оказываемся в Нашвилле. Серенити с помощью той же кредитной карточки, которой расплатилась за билеты на самолет, арендовала машину. Она спросила у автодилера, знает ли он, как добраться до Хохенуолда, штат Теннесси, и пока он рылся в поисках карты, я сидел и ждал, пытаясь не заснуть. На кофейном столике лежал иллюстрированный журнал «Спорт» и телефонный справочник за 2010 год с загнутыми уголками.
В справочнике слоновьего заповедника не оказалось, хотя я проверил и на букву «С» – слоновий, и на букву «З» – заповедник. Но зато в справочнике нашелся Г. Картрайт из Брентвуда.
Неожиданно я опять ощущаю тревогу, как будто, как уверяет Серенити, кто-то извне дает нам подсказки.
Каковы шансы на то, что Г. Картрайт тот самый Гидеон Картрайт, которого мы надеялись найти? Разве можно было не проверить это? Учитывая, что и Дженна тоже пытается его найти?
Рядом с фамилией не было телефона, только адрес. Поэтому вместо того, чтобы ехать в Хохенуолд, штат Теннесси, и вслепую искать Гидеона Картрайта, мы отправились в местечко под названием Брентвуд, в окрестностях Нашвилля, где он, возможно, живет.
Улица оказывается тупиком, что, в общем, неплохо. Серенити останавливается у тротуара, и какое-то время мы разглядываем здание, которое выглядит необитаемым. Ставни на втором этаже свисают под разными углами, сам дом нуждается в том, чтобы его оштукатурили и покрасили. То, что некогда было лужайкой и садом, по колено заросло бурьяном.
– Гидеон Картрайт – настоящий неряха, – говорит Серенити.
– С этим не поспоришь, – бормочу я.
– Представить не могу, что здесь живет Элис Меткаф.
– А я не могу представить, что здесь вообще кто-то живет.
Я вылезаю из машины и шагаю по неровным камням, которыми выложена дорожка к дому. На крыльце в горшке стоит пожухлый паучник, а табличка «На это владение наложен арест», вывешенная городскими властями Бретвуда, выгорела на солнце.
Сетка на двери падает, когда я открываю ее, чтобы постучать во входную дверь. Я приставляю ее к стене дома.
– Если Гидеон и обретался здесь, то очень давно, – говорит Серенити. – Как говорится, по данному адресу больше не проживает.
С ней трудно не согласиться. Но я не хочу говорить о том, что если Гидеон виновен в загадочной смерти Невви Рул, приступе бешенства Томаса Меткафа и в исчезновении Элис, то ему есть что терять, если Дженна начнет его об этом спрашивать. И если он захочет от нее избавиться, именно здесь ее никто не будет искать.
Я стучу еще раз, сильнее.
– Позволь я буду говорить, – прошу я.
Не знаю, кто из нас больше удивился, когда мы слышим по ту сторону двери шаги. Дверь распахивается, перед нами стоит неряшливая женщина. Седые спутанные волосы заплетены в грязную косу, блуза вся в пятнах. На ногах разные туфли.
– Чем могу помочь? – спрашивает она, не глядя мне в глаза.
– Простите, что беспокоим, мадам. Мы ищем Гидеона Картрайта.
Мой ум заработал. Я пытаюсь запомнить все, что вижу у нее за спиной. Похожая на пещеру гостиная без мебели. С притолоки спускается паутина. На полу – побитый молью ковер, разбросанные письма и газеты.
– Гидеон? – повторяет она и качает головой. – Сто лет его не видела.
Она смеется и стучит палкой по дверному проему. Я только сейчас замечаю, что у палки белый наконечник.
– Если честно, я уже много лет никого не вижу.
Она слепая.
Гидеону повезло с соседкой, если он действительно жил здесь и ему было что скрывать. Больше всего мне хотелось войти и удостовериться, что Дженна не заперта в подвале или в какой-нибудь бетонной клетке на обнесенном забором заднем дворе.
– Но этот дом принадлежит Гидеону Картрайту? – настаиваю я на ответе, пока еще формально не нарушая закон и не вваливаясь в дом без ордера. И не зря.
– Нет, – отвечает женщина. – Он принадлежит моей дочери, Грейс.
Картрайт Г.
Серенити бросает на меня взгляд. Я хватаю ее за руку и сжимаю, чтобы она не успела открыть рот.
– Как вы сказали, вас зовут? – спросила женщина, нахмурившись.
– Я не представился, – признаюсь я. – Но я удивлен, что вы не узнали меня по голосу. – Я протягиваю старухе руку. – Это я, Невви. Томас Меткаф.
По выражению лица Серенити я вижу, что она лишилась дара речи. И слава Богу!
– Томас! – ахает женщина. – Давно это было.
Серенити толкает меня локтем. «Что ты вытворяешь?!» – одними губами произносит она.
Мой ответ: понятия не имею. Я разговариваю с женщиной, на мешке с телом которой на моих глазах застегивали молнию. И которая сейчас, по-видимому, живет с дочерью, как будто когда-то покончившей с собой. И при этом я делаю вид, что являюсь ее бывшим начальником, который, возможно, десять лет назад сошел с ума и напал на нее.
Она протягивает руку, пальцами ощупывает мои нос, губы, скулы.
– Я знала, что однажды ты приедешь к нам.
