лесам жить и гореть, пойду и я с ними жить и гореть» и проч.
Какой-то монах говорил стрельцу в 1704 году: «Ныне службы частые; какое ныне христианство? Ныне вера все по-новому; у меня есть старые книги; а ныне эти книги жгут»… «Какой он нам, христианам, государь? Он не государь – латыш: поста никакого не имеет; он льстец, антихрист, рожден от нечистой девицы; писано о нем именно в книге Валаамских чудотворцев, и что он головою запрометывает, и ногою запинается, и то его нечистый дух ломает; а стрельцов он переказнил за то, что они его еретичества знали, а они, стрельцы, прямые христиане были, а не басурманы; а солдаты все басурманы: поста не имеют; прямого государя христианского, царя Иоанна Алексеевича, извел он же, льстец. Ныне все стали иноземцы, все в немецком платье ходят, да в кудрях, бороды бреют». Про Меньшикова монах говорил: «Он не просто живет, от Христа отвергся, для того от государя имеет милость великую, а ныне за ним беси ходят и его берегут» и проч.
Перемена платья возбудила страшное негодование. Одеваться немцем для русского было тяжело и убыточно, и, даже оставляя в стороне суеверную привязанность к старине, перемена эта могла возбуждать сильное раздражение. Дмитровский посадский Большаков, надевая новую шубу, сказал с сильной бранью: «Кто это платье завел, того бы повесил», а жена его прибавила: «Прежние государи по монастырям ездили, Богу молились, а нынешний государь только на Кокуй ездит». Нижегородский посадский Андрей Иванов пришел в Москву извещать государя, что он, государь, разрушает веру христианскую: велит бороды брить, платье носить немецкое, табак тянуть, и потому для обличения его, государя, он и пришел[416].
Жаловались и на небывалые тягости и поборы. В Белгородском уезде один сельский священник говорил другому: «Бог знает, что у нас в царстве стало: Украйня наша пропала вся от податей, таки подати стали – уму непостижны, а теперь и до нашей братьи священников дошло, начали брать у нас с бань, с пчел, с изб деньги; этого наши прадеды и отцы не знали и не слыхали; никак в нашем царстве государя нет!» Другой священник говорил отставному прапорщику Анике Акимовичу Попову: «В миру у нас стало ныне тяжело… в книгах писано, что антихрист скоро родится от племени Данова». Аника отвечал: «Антихрист уже есть; у нас в царстве не государь царствует – антихрист», и проч. Священник заметил: «В книгах писано, что при антихристе людям будут великие тягости, и ныне миру очень тяжко стало, того и жди, что от Бога станут отвращать».
Игумен Троицкого монастыря говорил: «Государь безвинно людям Божьим кровь проливает и церкви Божий разоряет: куда ему шведское царство под себя подбить? Чтоб и своего царства не потерял!» В Москве недовольные новыми обычаями и новыми поборами складывали вину на немку, Анну Монс. «Видишь, – говорили они, – какое басурманское житье на Москве стало: волосы накладные завели, для государя вывезли из немецкой земли немку Монсову, и живет она в лефортовских палатах, а по воротам на Москве с русского платья берут пошлину от той же немки». Недовольные настоящим утешали себя будущим: между ними ходили слухи, что наследник также недоволен, что он окружил себя всегдашними представителями недовольных – казаками и ведет борьбу с боярами, потаковниками незаконного царя: «Царевич на Москве гуляет с донскими казаками и, как увидит которого боярина, и мигнет казакам, и казаки, ухватя того боярина за руки и за ноги, бросят в ров. У нас государя нет: это не государь, что ныне владеет, да и царевич говорит, что мне не батюшка и не царь»[417].
Жалобы продолжались и впоследствии. Раскольники писали о Петре: «По духовному и по гражданскому расположению состави многие регламенты и разосла многие указы во всю Россию со многим угрожением о непременном исполнении оных и устави Сенат, и сам бысть над ними главой и судьей главнейшим, тако нача той глаголемый бог паче меры возвышатися», и проч. Когда начались ревизии, раскольники кричали: «Мы таковому лжехристу в послушество отдатися не хочем и в книги его законопреступные писатся с нечестивыми никогда не будем, да и хотящим спастися никому не советуем… ибо мы от крещения записаны есьмы в книги животныя у Царя Небесного… зрите человецы и вонмите и рассмотрите по Святому писанию, в коих летах жительствуем и кто ныне обладает вами: ибо дух Петров царствует до скончания века… он бог твой, он бог твой, о Россия! Нам же, православным христианам, подобает всеусердно держаться отеческого наказания» и проч.[418]
У астраханского подьячего Кочергина найдено было письмо, заговор, оканчивавшийся словами: «Он бы, сберегатель мой, повсегда бодр был, а монарх наш, царь Петр, буди проклят трижды»[419]. Тяглец Садовой слободы Василий Волк «при исповеди царское величество называл антихристом, потому что велел бороды брить и немецкое платье носить, и службы великие, и податьми, и поборами солдатскими, и иными нападками народ весь разорен, и в приказах судьи делают неправды и берут многие взятки, а он, государь, судей от того не унимает и за ними не смотрит», и проч. Поп Будаковский говорил: «Какой он царь? Лучших бояр велел посадить на колья, Петербург одел в сапоги и вызолотил, а Москву одел в лапти; но Москва у нас без государя не будет». Разглашали, что Петр какую-то Бутурлину довел до смерти, в Измайлове бояр канатом таскал из проруби в прорубь и проч.[420]
Когда Петр в последнее время своего царствования издал указ о наследии престола, раскольники толковали: «Взял за себя шведку, и крест целуют за шведа; одно конечно – станет царствовать швед». Монахи говорили: «Видишь, государь выбирает на свое место немчина, а внука своего сослал, и никто про него не ведает?» Были случаи, что недовольные запирались в хоромах, поджигали под собой порох и т. п. Здесь и там, по случаю собирания налогов, доходило до сопротивления вооруженной рукой[421]. Особенное озлобление возбуждалось рекрутской повинностью. Новобранцев худо кормили. Они умирали массами. Когда собирали рекрутов, их сначала выводили из домов скованными, в городах содержали их по тюрьмам и острогам, изнуряли худой пищей. Немудрено, что при этом многие спасались бегством, образовывали шайки разбойников, приставали к «воровским людям»[422]. Бывали случаи, что новобранцам накладывали на левую руку раскаленным железом небольшие клейма ради более успешного преследования дезертиров. В народе же это клеймо называли «печатью антихриста»[423].
Повсеместное общее раздражение возрастало с каждым случаем преследования недовольных властями. Число же людей, страдавших в застенках, росло по мере того, как правительство своими нововведениями возбуждало все более и более неудовольствие в разных классах общества. При
