И весь страх как водой смывает. Ну вот, я впервые за много лет вижу ее на сцене, а член даже не дергается, в груди не болит, даже если представить, как ночью ее будет трогать ее муж.
Рома со мной холоден с тех самых пор, как узнал о моем поганом секрете. В морду дал как следует и потребовал не дрочить на его жену. А я никогда. Никогда даже мысли не было, чтобы сбросить пар, представляя именно Аню. Вот на Лену дрочил с ее шестнадцатилетия, когда она вылезла из бассейна в раздельном купальнике.
Телефон пиликает, и я иду из зала, чтобы забрать у курьера букет. Возвращаюсь как раз на последнюю сцену, где прошлое и настоящее столкнулись, а мне смеяться хочется, потому что смотреть я могу только на Лену, потому что только она завораживает меня настолько, что по телу бьют импульсы тока. Поскорее бы это все дерьмо закончилось.
Протискиваюсь к сцене, когда гремят аплодисменты, и вижу, что Лена, которая терялась в своей роли, смотрит прямо на меня.
Да, малыш, я здесь, я с тобой.
Она облизывает губы, по щекам текут слезы, она вместе со всеми кланяется и принимает букет, прошептав так, чтобы это услышал только я:
– Ненавижу тебя, Синицын.
– Я все объясню, – потом как-нибудь. Она не сдерживается и целует меня. На глазах у всех. А я не сопротивляюсь, подписываюсь, отвечая на поцелуй.
Лена отходит вместе с букетом назад как раз в тот момент, когда занавес закрывается.
Чувствую, как жжет щеку, поворачиваю голову и вижу на себе сразу несколько взглядов. Давид, который наконец сложил два и два, Роман – муж Ани, мозг которого тоже активно работает, и брат. Даша пытается ему что-то объяснить, висит на его шее, а я вздыхаю. Ну и кто первый будет требовать от меня ответа? Наверное, я был готов к этому, когда шел сюда. И готов отвечать за свои слова и действия.
– Брат, ты же говорил, – отмахиваюсь и ищу глазами Майю.
– Давид, где Майя?
– К Лене пошла. Выйдем, – кивает на выход Давид. Не привык разбираться в толпе, а я головой качаю. Сначала Лена. Осталось понять, как ее найти.
И вдруг мне машет Нинка, ее подружка. Я сразу понимаю, кто мне прислал фотку. Возможно, даже постановочную, но плевать. Иду к ней, меня окликают, но я отмахиваюсь.
– Получили СМС?
– А то! Игорь-то где, хотел еще раз ему напомнить…
– Да он ко мне приходил, – смущается она, а я смеюсь. – Просто я решила немного подруге помочь.
– Похвально.
– Да чего похвально, она нам чуть спектакль не сорвала. С такими нервами нельзя в балете, понимаете?
– Разберемся. Где она?
– Пойдемте.
Мы идем по коридору мимо толпы, где девочки-балерины шумно обсуждают свой первый спектакль и появление на нем Синицыной. Замечаю ее первой, потом Майю и, наконец, Лену.
Застываю, прекрасно понимая, что творят эти суки. Аня пытается удержать Майю, но та дергается и встряхивает Лену. Та поднимает взгляд, пустой, отрешенный. Заебись поговорили.
Аня тоже меня замечает, поворачивает голову и Майя. Аня бежит ко мне, пытается извиняться, но я впервые с ней груб и толкаю ее в стену.
– Пошла вон отсюда. И подругу-трепло свою забери.
– Кирилл! – она выдыхает чуть ли не со слезами. – Ты должен был сам, понимаешь?
– Разберусь. Иди, говорю.
Аня буквально оттаскивает упирающуюся Майю, а Нина смотрит то на меня, то на Лену.
– А че случилось-то?
– Лена тебе потом все расскажет. Верно?
– Ну наверное. Я побегу.
– Спасибо, Нин. Если будет нужна помощь, любая, – обращайся, ладно?
– Спасибо, – расцветает она, бежит к изваянию под именем Лена и чмокает ее в надушенную щеку. Убегает к своему Игорю, и я даже рад, что у Лены такая подруга появилась. Хотя если уж говорить о подругах, некоторые бывают чересчур деятельными, как Майя.
Стоим напротив, а между нами стена, и как ее разбить, я не знаю. Иду к ней, а она пятится. Хочет убежать, но я успеваю схватить за руку и прижать к стене. Мимо нас море из тел, но плевать. Даже если услышат.
– Лен, на меня смотри. Я пришел. Я здесь.
– Из-за нее пришел или из-за меня?
Вжимаю ее плечи в стену, поднимая глаза к потолку и молю небо мне помочь. Именно этого дерьма я боялся, что она начнет задавать эти неудобные вопросы.
– Нина прислала фотографию, как Игорешка ваш дарит цветы тебе.
– И? – поднимает она наконец глаза. И я выдыхаю. Там нет отвращения, лишь непередаваемая тоска.
– И я представил, как сегодня ты будешь садиться на шпагат на его член. И меня заколотило.
– Кирилл, – она пускает слезу, тут же слизывает ее. – Я не знаю, что тебе сейчас сказать, столько всего.
– Больше не любишь меня?
– Ха, – глотает она смешок. – Если бы это было так просто, я бы еще в семнадцать тебя забыла.
– Я рад, что не забыла.
– А я вот уже не уверена. Отпусти, мне больно.
Не отпускаю, вдавливаю в стену.
Закрываю от лишних глаз и задираю голову, чтобы влажных полных губ коснуться. От нее пахнет так, что выть охота. Она отвечает на поцелуй мгновенно, дает свой язык, стонет мне в рот, с ума сводит. А потом вдруг отворачивается и хнычет.
– Лен, я тебя люблю.
Она поджимает губы, кивает. Поднимает глаза.
– Мне нужно это переварить.
– Ты только себя больше накрутишь.
– Да, возможно, но и рядом с тобой я вряд ли буду думать рационально.
– Я три дня думал рационально, что тебе это все не нужно, – она кивает в сторону, где на выходе нас ждут чересчур внимательные родственники, которым есть дело до всего. – Но слишком эгоистичен, чтобы отпустить. Я, знаешь ли, тоже хочу быть счастливым.
– А сможешь ли? – грустно улыбается. – Смотреть на нее, меня и не сравнивать?
– Я сравнил. Сегодня я сравнил, Лен. Блин. У меня, может, и стоял на нее, но я никогда не допускал даже мысли, чтобы с ней переспать, понимаешь? Я знал, что она моя сестра и стыдился своего влечения. А тебя я хотел до такой степени, что уехал, чтобы малолетку на член не посадить.
– Ты меня стыдился.
– Я просто не хотел, чтобы в нашу жизнь лезли, а это будет неизбежно. Сама уже поняла.
– А ты бы рассказал? Сам? Или мне всегда пришлось бы не понимать, почему они на меня с такой жалостью смотрят?
Мне хотелось бы сказать твердое «да», но не получается. Две дурацкие буквы застревают в горле.
– Отпусти, Кирилл.
– Не могу, я ведь обещал
