— Кто-нибудь, поскорее, веревку, пояс, что-нибудь!
Пассажиры повскакивали со своих мест, началась паника...
И тут Галя увидела Вацлава, сжимающего рукой кровоточащую рану на груди, медленно, медленно оседающего на пол. Галя подскочила к нему, она упала вместе с ним, прижавшись ухом к месту, где была рана, но собственная кровь стучала ей в голову, и она не могла понять, бьется у Вацлава сердце или нет, а потом кто-то оторвал ее от него и сказал:
— Этот мертв.
Самолет шел на посадку...
Галя открыла глаза: в сознании ее всплыл знакомый цветной лоскут. Крупные белые ромашки по синему застиранному полю — халатик матери. Затем до нее донеслись голоса из репродуктора, работавшего на полную мощность, сквозь них тренькала ложечка в стакане. Мать стояла спиной к ней, заваривала чай, наверное... Галя силилась разлепить губы, позвать маму, но голоса не было. Она снова закрыла глаза и попыталась вспомнить... стронуть с памяти тяжелые завалы... Все как в детстве. Как после продолжительной болезни. Как будто ей лет десять-двенадцать, она выплывает из небытия после воспаления легких, над ней — встревоженное лицо матери. Беспамятство окутано запахом лекарств, малины, меда; голоса матери, сестры кружат по комнате... Но это не ее комната! Значит, она в больнице? Значит, дело зашло слишком далеко, ее на «скорой помощи» отправили в больницу, и время вычло Галю из своего потока — как надолго? Что произошло до этого? Она перекаталась на снежной горке? Упала с плота в осенний пруд? Переела мороженого? И тут звуки музыки один за другим стали выбирать ее память, брошенную на дно реки, как сети, и тянуть, тянуть на поверхность. Дни Галиной жизни стремительно всплывали, лопаясь в сознании зримыми картинами, пока мелодия не восстановила все прошедшее:
Под небом голубымЕсть город золотойС прозрачными воротамиИ яркою звездой.А в городе том сад,Все травы да цветы.Гуляют там животныеНевиданной красы...
Мать уже убавила звук репродуктора, но было поздно — волна памяти разметала последние остатки спасительной дремы: ледяная рука сжала ее сердце, выбросила на страшный, без воздуха и трав берег...
«Этот мертв...»
Галя разлепила губы, выдохнула:
— Нет!
Сколько раз она смотрела фильмы, в которых герои, услышав роковую весть, кричали, шептали, вопили это слово, надеясь заслониться им от реальности, — тогда это казалось ей смехотворным штампом. «Нет!» — бессильный вопль души перед разверзшейся бездной. «Нет!» — это ладонь на глаза, которые больше не хотят видеть. Но музыка беспощадно и ласково сдувала ледяное слово с запекшихся Галиных губ, и не было спасения от правды. Вацлава больше нет на свете. Вацлава больше нет. Значит, и ее больше нет, не должно быть. Это она своим невниманием, эгоизмом столкнула его в яму, она могла спасти его, вытащить из бредовых фантазий, но, поглощенная собственными переживаниями, и пальцем не шевельнула, чтобы спасти любимого человека...
Галя неподвижно лежала на кровати, но тело ее как магнит притягивал квадрат окна. Она думала: «Вот выйдет мама из палаты, тогда...»
А в небе голубомГорит одна звезда.Она — твоя, о ангел мой,Она твоя всегда...Кто любит — тот любим,Кто светел — тот и свят.Пускай ведет, ведет тебяДорога в дивный сад...
Из ее раскрытых глаз ручьями потекли слезы.
— Деточка, — услышала она голос Ольги Петровны, — ты пришла в себя! Слава богу! Доченька моя! Что же ты плачешь? Все позади! Все живы, все остались целы и невредимы!
Все живы?!! Безумная надежда загорелась в сердце Гали. Может, Вацлав только ранен...
— Вацлав... жив? — прошелестела она.
Мать склонилась над ней:
— Что ты сказала, дитя?
— Вацлав... — более внятно произнесла Галя.
— Кто это Вацлав? — не поняла мать.
— ...жив? — договорила Галя.
— Говорю тебе, все живы, только один бандит погиб, а второй уже в тюрьме, — ответила мать. — Что же ты плачешь? Выпей чаю, детка! Ты была в шоке, мы все за тебя так боялись... Варя дежурила возле тебя, Вера тоже... Глеб приходил. Кстати, Глебушка просил, чтобы ты не беседовала со следователем до того, как он сам не поговорит с тобой, Глеб то есть... Он о чем-то хочет предупредить тебя... А следователь уже дважды наведывался...
Галя кивнула. Квадрат окна притягивал ее с такой неодолимой силой, точно там были не дождь, не ветер, а Вацлав.
«Дождаться ухода матери...»
Ольга Петровна как будто услышала ее мысли:
— Глебушка просил позвонить ему, когда ты придешь в себя... Я пойду, детка, звякну ему с сестринского поста...
Когда дверь за матерью закрылась, Галя, сделав над собой усилие, поднялась с кровати и на негнущихся ногах подошла к полуоткрытому окну.
Ни дождя, ни ветра...
Слава богу, она не на первом этаже... Достаточно высоко, чтобы через секунду оказаться в дивном саду. Сквозь зеленую крону деревьев — асфальт. Галя встала коленями на подоконник. Что-то внизу мешало ей сию же минуту перекинуться вниз головой. Прямо под окнами молодая женщина катила коляску. Сквозь пелену слез Галя увидела крохотное личико спящего младенца...
И тут она вспомнила все до конца!
Она беременна...
Она носит в себе дитя Вацлава! Оно доверчиво дремлет в ней, ожидая своего появления на свет. Когда вся листва облетит с деревьев, они покроются снегом, когда снег растает, деревья зазеленеют, и родится ее дитя... Галя, взвыв как раненый зверь, сползла с подоконника и захлопнула окно. Пусть не зовет ее к себе эта осенняя земля, земля не может дать ей приюта... Ребенок Вацлава... Ребенок Вацлава.
Через полчаса приехал Глеб. Пожав Галину неподвижную руку, он попросил Ольгу Петровну, чтобы она оставила их одних. После того как Галина мать вышла, Глеб присел на краешек кровати:
— Как ты себя чувствуешь?
Галя прикрыла глаза веками — хорошо.
— Можешь выслушать меня?
Галя чуть качнула головой.
— Я никому не сказал, что ты знала парня, который погиб. Правильно я сделал?
— Да, — прошептала Галя.
— Кто он был?
— Я любила его, — сказала Галя.
Глеб поцеловал ее в щеку:
— Похорони это в себе, девочка. Ты сильная, ты выдюжишь. В «Аэрофлоте» все считают, что они в долгу перед тобой. Твоей просьбе о переводе тебя в Шереметьево теперь дадут ход. Но никто, кроме меня, не должен знать о том, что ты имела отношение к этому парню. Не проговорись следователю. Тебе не нужны неприятности.