– Вы знакомы с Иеном? – с естественной живостью спрашивает Софи. Она собственнически похлопывает его по руке, ненавязчиво давая понять, что они парочка. – Это поверенный тети Конни.
– Да, мы знакомы! Привет, Иен! Как поживаешь?
Томас трясет руку Иена, многозначительно глядя на него и как бы желая сказать: «Эти две женщины взяли меня в заложники, выручай!»
– Иен, вы, случайно, не занимаетесь бракоразводными процессами? – Дебора мелодично смеется. – Я просто так интересуюсь, на всякий случай. Никакой особой причины, за исключением того, что прошлой ночью мы с мужем…
– Полагаю, нам пора выпить по чашке крепкого кофе. – Томас крепко держит жену за локоть. – Пойдем, Дебора.
– О, прекрасно: ты вспомнил имя жены! Трудно было сконцентрироваться?
Однако Дебби позволяет себя увести. Томас толкает коляску, а сияющая Лили машет им пухлой ручонкой, словно не меньше отца жаждет вырваться отсюда:
– Пока-пока! Пока-пока!
Иен, качая головой, смотрит, как они уходят.
– Вот она, счастливая семейная жизнь во всей красе!
Софи тихонько смеется, как бы желая сказать, что, когда они поженятся, у них все будет по-другому.
– Что нового произошло с тех пор, как мы виделись в последний раз?
Иен поворачивается к ней. Его глаза горят каким-то странным блеском.
– Представь себе, со времени нашей последней встречи многое изменилось.
Религия? Акупунктура? Хатха-йога? Диета Аткинса? Что бы это ни было, Софи чувствует приближение опасной песчаной бури, которая угрожает ее пляжной свадьбе.
– И все это благодаря твоим словам о том, что надо дорожить каждым днем.
Софи изумленно смотрит на него:
– В жизни не говорила ничего подобного!
– Ну, за точность цитаты не ручаюсь, но суть такая. Как бы то ни было, это все благодаря тебе. Я решил бросить юриспруденцию и отправиться в Новую Зеландию, чтобы стать там инструктором по рафтингу!
* * *Грейс и тетя Роза складывают краски и кисти. Обе они сходятся на том, что на острове наверняка не осталось ни одного ребенка с неразрисованным личиком, что с каждым годом это становится все более утомительным и что на следующую Годовщину им придется нанять помощников. Сейчас тетя Роза пойдет в палатку и сядет рядом с бабушкой Энигмой, а Грейс принесет им что-нибудь поесть.
Помогая тете Розе встать, Грейс чувствует в своей руке тонкие старческие косточки.
– О-о-о, дорогая, какая же я развалина! – Роза морщится и хватается за поясницу. – Иногда я смотрю в зеркало и удивляюсь: «Кто эта старуха?» Никогда не думала, что буду такой древней. Мы с Конни, бывало, очень веселились, представляя себя сухонькими старушками, и притворялись, что ковыляем, опираясь на трости. А теперь взгляни – у меня есть такая трость, и не просто для виду, она мне и впрямь нужна!
Грейс молча улыбается:
– Увидимся в палатке бабушки Энигмы. Значит, только чашку чая?
– Ну и еще, может быть, кусочек пирога. Он не такой вкусный, как у Конни, но, по крайней мере, испечен строго по рецепту.
Роза уходит сквозь толпу. Если смотреть сзади, в длинном черном пальто и с волосами, закрытыми шляпой, она совсем не выглядит такой уж древней. Может быть, ей и нужна трость, но она не утратила плавной походки танцовщицы, которую Грейс помнит с юности.
Грейс вынимает из кармана джинсов записку, которую оставила ей Марджи.
Дорогая, я тщательно проверила меню вечера Годовщины и просто хотела напомнить, что ты можешь есть все, ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ:
1) ТАЙСКИХ ШАШЛЫЧКОВ ИЗ КУРИЦЫ ПОД АРАХИСОВЫМ СОУСОМ (что и так вполне очевидно!);
2) МАЛЕНЬКИХ БИСКВИТОВ С ПАРМЕЗАНОМ (осторожно, там КУНЖУТ!);
3) а также ПИРОЖКОВ САМОСА (прикинь, они добавили туда ГРЕЦКИЕ ОРЕХИ!).
Развлекайся, дорогая. Надеюсь, бабушка Энигма займется малышом, пока ты раскрашиваешь лица ребятишек. Не слишком утомляйся!
С любовью, тетя Марджи.P. S. Знаю, ты рассердишься, но не могу сдержаться. Просто хочу посоветовать тебе надеть на Джейка ту красную шапочку, чтобы не замерзли его маленькие ушки. Знаю! Извини! Дебора ужасно разозлилась, когда я посоветовала надеть Лили шапочку. Так что, если ты отреагируешь точно так же, я не обижусь. Жду не дождусь возможности рассказать тебе о нашей «вечеринке», правду о которой я хранила в секрете. Ты от души повеселишься, это уж точно.
Грейс не хочет, чтобы Маргарет винила себя, да она и не станет – конечно, не станет, и все скажут ей: «Ах, Марджи, у бедняжки в кармане была твоя записка. Это совершенно ясно! Наверное, она отвлеклась и забыла. Ужасная трагедия, но это просто несчастный случай». Правда, Кэллум наверняка возразит: «Ничего подобного, Грейс никогда не забывала об этом». А ведь и впрямь, Грейс не съест ни грамма пищи, приготовленной другими, предварительно тщательно все не проверив. Иногда, даже после того, как в ресторане ее заверят, что ни орехов, ни семечек нет и в помине, она поднесет кусочек к носу и понюхает, словно собака-ищейка. И если вдруг почувствует какое-то щекотание в горле или если ей померещится ложка для размешивания, покрытая дрожащими золотистыми каплями смертоносного кунжутного масла, Грейс положит кусок обратно на тарелку и скажет: «Ммм, пожалуй, я не буду рисковать». В таких случаях Кэллума приходится удерживать: он рвется отправиться на кухню и схватить шеф-повара за горло, требуя объяснений. Иногда он говорит официантке: «Жизнь моей жены зависит от вас», и звучит это так мелодраматично и мило. Он ужасно злится, когда Грейс забывает взять с собой ампулы эпипена, и если они идут ужинать, то перед выходом из дому заставляет жену вынуть их из сумки и продемонстрировать ему. Но никто не удивится тому, что Грейс не захватила с собой лекарство на вечер Годовщины. Поначалу Кэллум очень расстроится, для него это станет настоящим шоком, но в глубине души он поймет, что ему и ребенку гораздо лучше с Софи.
Софи будет разговаривать с ним о музыке, танцевать с ним, виляя бедрами, дергая плечами и двигаясь по-женски грациозно, а не как вырезанная из картона фигура. Софи органично вольется в громадный круг друзей Кэллума. Она будет посещать эти шумные, веселые, хмельные вечеринки с барбекю, и ее не будет мутить. И уж она не станет весь вечер сидеть в кресле в уголке, крепко зажав в руке бокал и беспокоясь, что все считают ее заносчивой стервой. О нет, Софи будет порхать от группы к группе, смеясь, тараторя и вызывая у всех доброжелательные улыбки. Она запомнит имена всех взрослых и детей. Она будет подолгу непринужденно болтать по телефону с очаровательной мамой Кэллума, искренне восклицая: «Привет, Дорис, я очень рада!» Она полюбит Джейка, как и следует хорошей матери, будет отмечать его дни рождения и азартно болеть за приемного сына на трибуне футбольного поля. Она станет заливаться краской, хихикать, и Джейк вырастет на фут выше ее. Он обнимет ее и скажет друзьям: «Познакомьтесь, это моя мама». Его дорогая мамочка. И люди будут только изредка вспоминать о Грейс, говоря: «О-о, какая ужасная трагедия».
Сейчас Джейк с бабушкой Энигмой, на нем красная вязаная шапочка. Он тепло одет, ухожен и накормлен. Дома в морозилке одиннадцать лазаний и десятки бутылочек сцеженного грудного молока, все белье выстирано и поглажено. Софи уже здесь – пригожая розовая фея ожидает своей очереди, чтобы заменить ее. Грейс делала все, что в ее силах, но этого оказалось недостаточно: она так ничего и не почувствовала. Какое восхитительное облегчение она испытает, какое освобождение: это будет словно инъекция болеутоляющего для измученного организма, словно прохладная трава для босых ног после раскаленного песка, словно целительный сон после долгого, изнурительного дня.
Грейс оглядывается по сторонам и видит повсюду лишь улыбающихся детей с лицами Мелли, танцовщицы из музыкальной шкатулки, и Габлета – ее собственные творения насмехаются над мыслями художницы о счастье. Ей кажется, что одни только дети разгадали ее жалкую сущность. Она видит, как сквозь краску сияют их глаза, словно говоря ей: «Да, сделай это, Грейс, сделай, уже пора».
– Прощайте, все! Пока! До свидания!
Габлет Макдаблет помахал всем друзьям из окна космического корабля, но никто даже не поднял головы.
И даже Мелли, танцовщица из музыкальной шкатулки, не провожала его. Все они были заняты игрой.
Рон бежит к пристани. Он собирается поехать на водном мотоцикле, а это значит, что его одежда промокнет. И пусть только таксист в Гласс-Бэй попробует отказаться вести мокрого пассажира. Рон схватит его за горло и пригрозит, что убьет, или отдаст ему все деньги из бумажника со словами: «Послушай, приятель, отвези меня в „Хилтон“. Там моя жена развлекается с каким-то богатым волосатым типом по имени Рон, но Роном на самом деле зовут меня. Вот, блин, бывает же такое!».
Он пообещает таксисту, что оплатит штраф за превышение скорости. В двойном размере. Нет, в тройном.
