Прикусив губу — воздух наполнился чужой болью, пробирающей, как морозные иглы, — я смотрела на то, как обрастает плотью и странно выворачивается тело Бетти. Суставы гнулись и ломались с хрустом, на удлинившихся руках пальцы отрастали, как у ящериц, сквозь голову пробились ветками два крученых, назад уходящих рога, а рот превратился в жвалы.
Прах.
Меня трясло оттого, что я ничего не могла сделать для Бетти. Для той, настоящей Бетти, умершей при Прыжке.
— Мне жаль… — тихо сказала я.
В ответ нежить, чернее черного, похожая на демона Узких Щелей, вскинула к небу морду и засипела, означая начало охоты.
— Я побежал! — кратко сообщил Анте и, действительно, побежал, судя по скрипящим доскам моста.
Раньше это не имело смысла: призрак бы нагнал мгновенно: легче ветра, они даже не нуждаются в телепортации. А вот нежити придётся попотеть, пошевелить ручками-ножками.
— Догоняйте, что встали! — вопил у меня за спиной Давьер, но я не обернулась.
— Не убежать нам от тебя, да? — спросила я ревенанта дрожащим голоском. — Ты быстро бегаешь… Очень быстро бегаешь, хорошая девочка…
— Аргх! — жвалы клацнули у меня перед носом: «отойди!».
Усики нежити, капая какой-то слизью, приблизились ко мне, изучая.
— Хороо-о-о-ошая девочка… — продолжала я, чувствуя, как сердце бьётся где-то в горле, мешая дышать.
Шипя, ревенант на выгнутых в обратную сторону ногах попробовал меня обойти. Я упрямо двигалась параллельно ему. Мысли тоже двигались. Параллельно решениям.
Я не могу вступить с ревенантом в схватку — не голыми руками, это идиотизм.
Я не могу сделать шаг в бок с театральным «оп-ля!» и предоставить Гординиуса на растерзание твари. Вон, даже Анте понимает, что так нельзя.
Я не могу больше задерживать нежить разговорами — собеседники её не интересуют.
Впрочем, стоп.
Как всегда говорил магистр Орлин: «Перестаньте думать о препятствиях и начните — о возможностях».
Так-с…
Всё еще не давая нежити ходу, отвечая шагом на каждый её шаг — какая настырная человечишка, не разойдешься — я сменила фокус мыслей на оптимистично-самоубийственный.
Я бегаю быстрее, чем Анте с Гординиусом на руках — можно ударить тварь, вызвав на бой, и рвануть в обратную сторону. Плюс: перекину ответственность на Теннета, ведь тогда ему придётся меня спасать. Минус: как он сказал, «кладбище близко, не страшно». С Анте станется изобразить, что не заметил смены кадра.
Но, добежав куда-то, я могу найти там союзников.
Попросить, что ли, культистов о помощи, а то мало им приключений на вечер?
Хотя нет, культисты опять штаны потеряют, зато…
Точно!
Идеально!
— Бетти, не смею задерживать, — я отвесила нежити полупоклон и отошла, пуская её вперёд. Там, вдалеке, странно горбатилась улепетывающая фигура Анте, утяжеленная длинными конечностями волшебника, торчащими по сторонам, как веник.
Ревенант, уже уставший от моего общества, с предвкушающим сипом шагнул туда, но я, сорвав лассо с бедра, зацепила им витой рог твари.
Бетти дёрнуло назад. Я затянула петлю туже, так, чтоб демон взвизгнул и, после секунды осмысления — было видно, как перекатываются желваки — бросился уже на меня.
Я метнулась прочь от моста, обратно.
Это всего лишь тренировка, детка. Беги-беги. Всё нормально. Вон цель! Пятьсот метров. Четыреста. Триста. Где-то вдалеке мне почудился удивленный вскрик Анте («Чокнутая!»).
Ревенант бежал тяжело, грузно наваливаясь на размякшую ночную дорогу, застревая в ней длинными пальцами. Я же волновалась не столько за скорость, сколько за идею в целом…
— Сэр! — заорала я заранее, едва приметив тусклый свет лампады в тумане. — Сэр! Пожалуйста! Сэр! Помогите!
Мысль о том, что будет, если скульптура монаха не оживёт, разжигала панику. Пятьдесят метров… Двадцать..
— Сэр монах! Защитите… эээ… дитя церкви от страшного монстра, умоляю вас, сэр, пожалуйста!
Только сверчки поют на обочинах, да сипит сзади нежить.
— Бездействовать — ГРЕШНО! — наконец, возопила я, надеясь на авторитет Ноа де Винтервилля.
И, да.
Белый свет дрогнул в белом тумане.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я вихрем промчалась мимо монаха, который, со скрежетом отбросив фонарь в сторону, выпрямился посреди дороги, встречая нежить со столбом-указателем, вытянутым на манер копья.
— Спасибо! — выдохнула я.
Надо запатентовать игру: «передай защиту».
Я набрала вдоль дороги камней и периодически швыряла их из-за спины монаха, но скульптура справлялась и так.
Монах сражался быстро, ловко для камня: все время перемещался, не разгибая ног, делал широкие взмахи шипастым столбом, сначала обороняясь, а потом — уже нападая на ревенанта. Нежить клацала жалами, прыгала, шипела, пыталась достать его то тут, то там, но каждый раз железный указатель преграждал ей путь.
Не прошло и двух минут, как ревенант, пронзенный насквозь, сначала с сипом завалился на дорогу, содрогаясь, а потом тихо растаял, как пепел на реке.
Монах невозмутимо поднял свой фонарь и принял прежнюю позу. Кончик носа отколот, щерится совсем не благостно. Указатель — залит багряной кровью чудовища, не спешащей исчезать.
Да… Теперь в ночи это выглядит ЕЩЕ ХУЖЕ.
Когда к нам издалека приковылял Анте (Гординиус на нём), я читала старинный срединный заговор над мерцающим пятном, оставшимся на дороге там, где был труп ревенанта.
— Тинави, перестаньте оживлять скульптуры! — зашипел хранитель, наземь скидывая Гординиуса. — Вселенная построена на балансе, здесь нельзя бесконечно брать!
— Я знаю это, Анте, — я нахмурилась.
— И тем не менее, прибегаете к поддержке статуй! Идиотка! Запомните: зачастую, чем легче вам оказывают помощь, тем большее потребуют в ответ. Оказать человеку услугу — сделать первый шаг к приобретению раба в его лице!
— Мне кажется, баланс Вселенной не столь прямолинеен, — возразила я. — Помогая другому, ты можешь заработать этим некие… ммм… плюшки в других областях. И наоборот: не обязательно расплачиваться по долгам в том же окне, где брал заём. Мир интересней банка.
— Кхм. Глобально — да, вы абсолютно правы. Но в повседневности никто не хочет рассуждать на этих уровнях. Поэтому для малых связей применяют классическую, упрощенную механику: берёшь у кого-то — расплачивайся с ним же. Грубо, но эффективно. Плодить должников «на будущее» любят и люди, и боги, и скульптуры. Далеко ходить не надо: ваш Полынь на этом строит половину коммуникаций. Я так делаю. Рэндом. Карл. Очень удобно, хоть и несимпатично. Так что завязывайте со скульптурами, черт бы вас побрал!
— …Во избежание, — со вздохом кивнула я, принимая урок.
Потом я перевесила на шею монаха один из своих оберегов — в благодарность, камень к камню, — и мы побрели прочь.
Ночь раскалилась до черноты, до триумфа, когда мы пришли к пещере Дахху.
Гординиус все также оставался без сознания.
Импровизация — это сумма накопленного опыта, вырывающегося хаотически.
Полынь,
Старший Ловчий
Дома у Дахху никого не было.
Войдя в пустую, кардамоном и яблоками пахнущую пещеру, я только вздохнула:
— Кажется, Анте, вы дурно влияете на Смеющегося: раньше он не шлялся по ночам.
— Так хорошего влияния вообще не бывает — если возводить оригинальность в идеал, как у вас принято.
И хранитель гневно перебросил Гординиуса через порог. Когда Анте понял две вещи (то, что волшебник не спешит очнуться, и то, что я не спешу помогать), он стал обращаться с пленником не слишком аккуратно. Я мысленно дивилась ударной мощи своего локтя, столь качественно «выключившей» мага, но потом сообразила: Гординиус испокон веку еще крепче, чем я, пренебрегал режимом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Видимо, пользуется случаем: спит.
Анте отволок альбиноса в главное помещение пещеры и бросил возле очага:
— А вообще, вы же сказали: в планах ваших друзей было посещение драконов. Значит, они сейчас в Скалистых горах.
В голосе хранителя слышалась ревность, ведь Анте обожает наших тяжеленьких, толстеньких северных ящерок, переносных производителей всесжигающего огня, летающих машин-убийц.
