— Сейчас ты тоже напугана?
— Да.
— Поскольку настойки опия у меня с собой нет, не думаю, что это имеет значение.
Темпл остановился. Повернулся и посмотрел на нее сверху вниз.
— Имеет.
— Вы хотите, чтобы я была напугана?
— Нет.
Это «нет» прозвучало так искренне, что она не смогла удержаться и стала подниматься вслед за ним, словно он тянул ее на веревке. Но Темпл не остановился у библиотеки и пошел еще выше, в темноту. Мара колебалась, внезапно остро осознав, что если последует за ним… О, тогда могло случиться все, что угодно.
А затем она не менее остро осознала, что ей все равно. Более того, ей даже хотелось, чтобы случилось это «что угодно».
Но как этому человеку удалось так быстро овладеть всеми ее помыслами? Когда она перестала считать его врагом и начала считать… кем-то еще более опасным?
Когда она успела полюбить его?
Она не смогла остановиться и пошла за ним в темноту. К неизведанному. Наверху он зажег свечу и направился к массивной двери красного дерева.
Но ей все-таки нужно хоть что-то сказать…
— Думаю, мне стоит поговорить с вашим газетчиком, — начала Мара. — Надо рассказать ему эту историю с начала и до конца, как мы договаривались. А потом, когда все ваши надуманные грехи будут отпущены, пусть оставит вас в покое. Собственно говоря, — продолжала лепетать она, — на самом деле я должна уйти прямо сейчас. Мне тут не место и…
Герцог взялся за ручку двери и обернулся к ней. Золотистый отблеск свечи осветил его лицо.
— Ты никуда не уйдешь, пока мы не поговорим.
Он отворил дверь и пропустил Мару вперед. Она вошла в комнату — и замерла, ошеломленная.
— Это же спальня…
Темпл поставил свечу на столик.
— Да, верно.
И какая потрясающая комната — чисто мужская, с тяжелой дубовой мебелью, с темной обшивкой стен, с книгами повсюду — они валялись на столах, а также в кресле у камина. И стопками лежали возле столбиков кровати…
Массивной кровати.
— Это ваша спальня. — Мара констатировала очевидное.
— Да.
Разумеется, у него и должна быть такая массивная кровать, чтобы он на ней умещался. Но эта могла посоперничать с «Большой кроватью из Уэйра»[3]. Мара не могла отвести от нее глаз, от ее огромных деревянных столбиков, и паутины планок, превращавших чисто мужское дубовое изголовье в прекрасное произведение искусства, и от роскошного покрывала, сулившего райское наслаждение, хотя наверняка было соткано в аду.
— Мы будем разговаривать здесь? — пискнула Мара.
— Да.
Что ж, она справится. Она ведь жила сама по себе целых двенадцать лет. И сталкивалась с куда более пугающими ситуациями, чем эта. Но Мара сомневалась, что ей когда-либо приходилось сталкиваться с таким искушением…
Она повернулась к Темплу.
— Но почему здесь?
Он уже подходил к ней, но лицо его оставалось в тени. Сердце Мары лихорадочно колотилось. Возможно, ей все-таки стоило бояться… Но нет, она не испугалась! В его движениях не было угрозы. Только обещание.
— Почему?.. Все очень просто. Когда мы закончим разговор, я займусь с тобой любовью.
Столь откровенные слова выбили у нее почву из-под ног. Сердце же загрохотало в груди так громко, что она не сомневалась: Темпл тоже слышал этот грохот.
— Да?.. — пискнула Мара.
Он кивнул с серьезнейшим видом:
— Да.
Боже милостивый! И как прикажете женщине соображать, после того как она услышала такое?
А герцог между тем продолжал:
— А потом я намерен на тебе жениться.
Нет, она определенно не ослышалась.
— Но вы не можете…
Это невозможно! Она обесчещена, а он герцог! Герцоги не женятся на героинях скандальных историй.
— Могу.
Мара шумно выдохнула.
— Но почему?..
— Потому что хочу — Он подошел к камину, чтобы разжечь огонь. — И потому что знаю: ты тоже этого хочешь.
Он сошел с ума!
Тут Темпл присел на корточки около камина, и оранжевое пламя высветило его силуэт. Прометей, прокравшийся на Олимп, чтобы украсть у богов огонь. Он был сейчас великолепен!
Выпрямившись, герцог высвободил больную руку из перевязи, сел в огромное кресло и протянул Маре здоровую руку:
— Иди сюда.
Эти слова вроде бы обозначали приказание, но прозвучали как просьба.
Она могла и отказаться, но поняла, что отказываться не хочет.
Мара подошла к креслу, заваленному книгами, собираясь убрать их и освободить место для себя. Но Темпл перехватил ее руку.
— Не туда. Сюда.
Он имеет в виду — сесть в его кресло? Сесть к нему на колени?
— Я не могу… — пробормотала Мара.
В отсветах пламени ослепительно блеснули его зубы.
— Я никому не расскажу.
Ей отчаянно хотелось присоединиться к нему, но Мара не смела, потому что понимала: оказавшись у него на коленях, прикоснувшись к нему, она уже не сможет устоять.
Она замерла в растерянности.
— Я думала, вы на меня рассердились…
— О да. Весьма. Даже очень.
— Но почему? Я сделала то, чего вы хотели. Возвратила вам ваше доброе имя.
Он долго смотрел на нее. И казалось, его черные глаза видели ее насквозь.
— Послушай-ка, Мара… — Он повернул ее руку ладонью кверху, провел пальцами по шелку перчатки, и Мару обдало жаром; ей показалось, что на ней вообще нет одежды и что оба они — обнаженные. — Мара, а что, если бы на нас не падали тени прошлого? Что, если бы мы не были герцогом-убийцей и Марой Лоув?
— Не называйте себя так! — вспылила она.
Он привлек ее поближе к себе.
— Полагаю, теперь у меня нет на это права. Ты уничтожила мою репутацию.
Мара замерла.
— Я думала, вы хотите ее уничтожить. Репутацию герцога-убийцы…
Темпл раздвинул колени, поставив Мару между ними. И посмотрел на нее снизу вверх серьезными черными глазами, обещавшими, казалось, все, о чем она когда-либо мечтала.
— Я раньше тоже так думал.
Ее охватило замешательство.
— Так чего же вы хотите?
Он обнял ее здоровой рукой и уткнулся лицом в ее юбки. Затем провел ладонями по ее ногам, сразу запылавшим от его прикосновений. Мара не удержалась и запустила пальцы ему в волосы, злясь на перчатки, мешавшие ей прикоснуться к нему по-настоящему. А он обнял ее за бедра и прошептал:
— Ты отказалась от многого. Слишком многого лишилась.
Мара покачала головой:
— Нет, я просто восстановила справедливость. На вас не было вины.
Он засмеялся в шелк ее платья. И от его теплого дыхания вверх побежали искорки наслаждения.
— Мара, меня нельзя назвать невиновным. То, что я вытворял…
— Вы все это вытворяли из-за того, что я сделала с вами, — перебила она, наслаждаясь его прикосновениями.
— Ошибаешься, — заявил Темпл. — И вообще хватит врать. Я все это время врал за нас обоих. Но теперь — довольно! Однако ты должна знать, что на моей совести множество грехов.
Она решительно покачала головой:
— Нет-нет, просто вы были…
— Я был титулованным самонадеянным ослом. Той ночью, когда мы встретились в первый раз.
Мара вспомнила его в ту ночь. Свежее юное лицо, лукавая улыбка…
— Но почему?..
— Потому что я пошел за тобой в твою спальню. Уверяю тебя, мне даже в голову не приходило, что это может закончиться любовью.
Мара улыбнулась:
— Уверяю вас, ваша светлость, что я тоже ни о чем таком не думала.
— Я был с тобой груб?
Она покачала головой:
— Нет.
Не глядя ей в глаза, он спросил:
— А ты сказала бы мне, поведи я себя грубо?
Она провела ладонями по его щекам и приподняла его лицо к себе.
— Мне кажется, мало кто из мужчин обеспокоился бы такими вещами. — Мара тихо вздохнула. — Да, мало кого это заботило бы. К тому же в ту ночь вы не только потеряли сознание, но вас еще и обвинили в убийстве, которого вы не совершали. В убийстве, которого не было.
Герцог какое-то время молчал, словно обдумывая сказанное Марой. Наконец произнес:
