Он даже не успел ничего толком рассудить, как зловещая придумка стала ясна, будто солнечный луч высветил грязную бездну предательства, – от выражения тайной радости в глазах Славка при прощании и до зловещей похоти Гальки. И, прежде чем проклятущая «амазонка» опомнилась, Лех вцепился в ее босую пятку и рванул с такою силою, что Галька перелетела через спину лошади и с визгом грянулась в воду.
Через мгновение Лех был уже верхом.
Увидав, что приключилось с сестрою, Ярынка замешкалась было, но, очнувшись быстрее, нежели Лех заворотил испуганную лошадь и достиг берега, проворно свесилась вниз, подхватила одежду казака и пустила коня вдоль берега, прочь от дома.
Догнать ее было не шутка, но тогда нипочем не успеть воротиться к Василю прежде незваных гостей! И, не тратя времени на погоню, Лех пустил коня наметом к хате Явдохи, благодаря бога, что не взял пистоль, когда пошел купаться, ибо сейчас ничто не помешало бы Ярынке или Гальке метким выстрелом снять его c седла. А в том, что эти девки промаху не дадут, он не сомневался.
И Лех не опоздал! Вооруженные люди еще карабкались на обрыв, где стояла хата, а Лех на всем скаку уже ворвался в палисад, соскочил с коня, безжалостно отпихнул помертвевшую при его внезапном появлении вдову и влетел в хату, ненароком опрокинув бадейку, стоящую у самой двери.
Василь, безмятежно храпевший на перине, брошенной прямо на пол, ошалело вскочил и не веря глазам своим уставился на голого Леха, который первым делом заложил двери увесистым крючком, очень кстати случившимся в хате; потом метнулся к поместительной крыне, откинул тяжелую кованую крышку и окунулся в ворох тряпья.
Чутье не обмануло его! Вышвырнув какие-то плахты, сорочки, скатки полотна, платки и рушники, Лех выловил с самого дна широченные шаровары; видать, последнюю памятку о покойном муже коварной вдовы и отце беспутных девок.
Затянув очкур [57], он тотчас почувствовал себя увереннее и, срывая с перины Василя (столь же скудно одетого, как он сам только что) и одновременно швыряя ему справу и проверяя заряд пистоля, выдохнул:
– Измена!
– Звидкиля ж? – вытаращился было спросонья Василь, но, заслышав шипящую польскую речь за стеною (таиться нападавшим уже не было толку), прерываемую визгливым голосом Явдошки и собачьим брехом, вмиг разшушукал, что случилось, вызверился:
– Эх, матери твоей ковинька!! Аль ты меня покинул, бог-сердцеведец?! И гадки такой не гадал…
– Не время балачки разводить! – огрызнулся Лех.
Но Василь, на диво скоро протрезвев, уже стоял рядом, вполне одетый и весь собранный, как тугая пружина.
– Сколько их, не приметил?
– Да с десяток! – отозвался Лех, толкая сотника к стене, чтоб не задело шальною пулею, если оружный отряд начнет стрелять по окнам.
Конечно, это могло дать лишь небольшую передышку. Ничто ведь не мешало нападавшим и хату своей пособницы подпалить, лишь бы выкурить ненавистного и столь долго неуловимого Главача.
– Чую, тут-то нам жаба титьки даст, – услыхал Волгарь чей-то мрачный голос и не сразу сообразил, что голос-то его.
– А погодь! – неожиданно весело откликнулся Василь. – Были бы живы, а голы будем!
Своевременность сей приговорки была такова, что Лех невольно прыснул, но тут же и примолк озадаченно, видя, как Василь метнулся к дымарю и сорвал тканые половики, устилавшие глинобитный пол. У самой печи открылся узкий дощатый настил. Главач сунул в еле различимую щель край клинка. Сабля выгнулась дугою, натужно звеня, и плотно пригнанная к полу плаха нехотя, со скрипом отошла, открыв провал, с виду столь темный и бездонный, что на первый взгляд чудилось, будто ведет он прямиком в сердцевину земли.
– Сигай туда и навтикача! Только подожми ноги: лететь долго! – Василь сильным тычком подтолкнул Леха к провалу, а сам сгреб в кучу половики, высыпал туда весь порох из своей пороховницы и схватил с божницы лампадку. – Прости, пане боже, не мой се грех!
– А ты? – тревожно выкрикнул Волгарь, на локтях повисая над тьмою и неизвестностью.
– А я следом. Только ворота за нами затворю!
И глаза Василя сверкнули таким бесовским, таким опасным озорством, что Лех, прежде чем рухнуть в спасительную шахту, успел догадаться, что проклятущей Явдошке и двум ее рыжым шлюхам, пожалуй, этой ночью негде будет головы приклонить!
Чудилось, Лех бесконечно долго летел по длинному узкому колодцу, обдирая плечи о его стены. Но вот согнутые ноги с силою ткнулись в землю, Лех повалился на бок, на миг оглушенный падением, но, тотчас очнувшись, рванулся в сторону, понимая, что иначе прямо на него со страшной силой рухнет Василь. И впрямь, Главач грянулся рядом почти сразу и зашептал:
– Ползи не мешкай! Сейчас ка-ак…
Он не договорил. Вверху глухо ухнуло, земля сотряслась, с потолка узкой штольни посыпался песок, и долго еще ходили в земляной толще глухие стоны – эхо взрыва, который стер с лица земли хатку-предательницу и закрыл от преследователей потайной ход.
– Что-то тесновато здесь! Куда орлы летают, туда, брат, сорок не пускают! – выхрипел Василий невеселую шуточку, едва затих грохот наверху, и подтолкнул Леха. – Пропусти-ка меня вперед. Поглядим, чего я за десяток лет не позабыл!
Он кое-как прополз мимо Леха – здесь и двум кошкам-то было бы тесно! – а потом долго стучал кресалом, пытаясь зажечь огарочек стеариновой свечки, который всегда лежал у него в кисете. Воздуху в подземелье было так мало, что огонь никак не хотел разгораться. Наконец вспыхнул. Обмотав его снизу мотузочкою [58], чтобы не обжечься, Василь взял огарок в зубы и, сделав Леху знак следовать за ним, пополз по темному проходу. Сердце Леха колотилось в самом горле, кровь стучала в висках, колени и руки подкашивались. Сильнее духоты и усталости терзали мысли. Догадался ли Василь, путеводная нить какого предательства привела их к Явдошке?
Большого ума не надо, чтобы понять: никакой свадьбы Гриц Главач гулять не собирался, Василя его именем просто заманили в ловушку! Но у Леха язык не поворачивался высказать свои подозрения насчет Славка; и вместо этого он спросил Главача, откуда ему ведом потайной ход.
Оказалось, что покойный муж Явдошки, Охрим, был при жизни закадычным дружком Василя. Тогда Главач и в мыслях не держал любовных отношений с бойкой молодицей; судьба свела их позже… И вот Охрим как-то раз поведал другу тайну сего лаза. Гуляли слухи, что сам казак Мамай [59], вечно живой, неумирающий, вырыл его чуть ли не два века назад, когда здешние места кишели разной вражьей нечистью. За достоверность сих слухов, понятно, Василь не ручался, но десять лет назад им с Охримом довелось спастись здесь. Судя по тому, как вросли доски в глинобитный пол Явдошкиной хаты, потайною дорогою с тех давних пор не пользовались.
