Прямо передо мной лежала плита. Обычная бетонная плита, установленная на небольшой земляной насыпи, причем явно рукотворной. Уж больно аккуратно была она укреплена кирпичами со следами раскрошившегося от времени раствора.
А на плите лежало настоящее сокровище.
Шесть банок тушенки с клеймом «Восстановлено». Наполненная водой пятилитровая пластиковая фляга, у которой даже сохранилась синяя пластмассовая ручка для переноски. Охотничий нож в потертых ножнах. И даже батон серого хлеба, бережно завернутый в прозрачную пленку. Неужели кто-то печет хлеб в этом разрушенном городе?
Неожиданно я вспомнил. Словно кто-то прошептал мне на ухо:
«Мой нож сломался недавно. И хотя мне уже принесли новый, я все никак не соберусь его забрать».
Он знал про нож, который принесли на его алтарь неведомые почитатели, хотя наверняка не выходил за стену тумана…
«Благодарю, но он мне нужен лишь для того, чтобы открыть банку…»
Я опустил глаза. Мой «Сталкер» по-прежнему висел у меня на поясе, а я даже не обратил на это внимания. Такое со мной впервые, обычно я всегда помню про свое оружие. А может, он появился у меня в ножнах, как только я вышел из Красного тумана?
«Прощай, Снайпер…»
Он знал мое имя, хотя я не называл его…
«Теперь это твой путь…»
Он знал обо мне все, даже то, о чем я сам и не подозревал… Парень, который за двести лет ничуть не постарел… Бука, умеющий возвращать жизнь другим, но навсегда потерявший себя…
Я обернулся.
Тумана больше не было. За моей Спиной дрожало марево. Кроваво-красное, но в то же время воздушно-прозрачное, словно пустынный мираж над полем недавнего боя. Но за ним не было видно Башни… Там, за стеной окровавленного воздуха, вздымались вверх здания, мрачные контуры которых навсегда врезались в мою память.
Припять…
Я бросился туда, назад, в город, в окрестностях которого я нашел все — и потерял всё. Всё, что мне дорого до сих пор. Всё, что я так глупо и безрассудно бросил, променяв свой мир на такую же выжженную пустыню, в которой не было девушки с глазами цвета чистого лазурного неба…
Я рванулся — и уперся в стену. Монолитную, словно многослойная прозрачная бронеплита толщиной в вечность. Марево Буки надежно хранило свои тайны…
…Не знаю, сколько я стоял возле этой Стены, зыбкой с виду, слегка дрожащей, но в то же время твердой, словно скала. Постепенно видение в ее глубине стало таять. Знакомые здания Припяти покрылись рябью, будто отражение в прозрачной воде, смазались и превратились в смутные, плохо различимые пятна. Возможно, марево отражало мои воспоминания, которые всколыхнула странная встреча с человеком из моего мира. А возможно, я просто сам увидел то, что хотел увидеть. Говорят, такое бывает, если долго думать об одном и том же. Правда, так недолго и с катушек соскочить…
Я горько усмехнулся своим мыслям. Что ж, я не умер — значит, надо жить дальше. Значит, зачем-то я нужен в этом мире. Вот только узнать бы, кому и для чего…
Мой взгляд зацепился за что-то, тускло блеснувшее возле самого основания полупрозрачной стены, отделяющей личный ад Буки от остального мира. Я наклонился и выковырял из земли полузатоптанный патрон калибра 7,62. Наверно, кто-то из прихожан Буки выронил его, когда так же, как и я, стоял у Стены, вглядываясь в смутные тени и пытаясь разгадать собственную судьбу.
Я обтер находку рукавом, посмотрел на капсюль, покачал пулю на предмет, плотно ли она сидит в гильзе. Вроде патрон годный. Конечно, не факт, что выстрелит, — хрен его знает, сколько времени он в земле провалялся. Но когда с боеприпасами вообще голяк, то сойдет и такой подарок судьбы.
Автомат я разобрал прямо на алтаре, отодвинув в сторону подношения поклонников Буки. Надеюсь, он на меня не обидится. Естественно, я ничего не возьму, хотя желудок при виде консервов нервно дернулся. Мне чужого не надо, а вот грязный автомат — это непорядок. Голод можно стерпеть, а нечищеным личное оружие более-менее опытный вояка не оставит никогда. К тому же монотонная, привычная работа имеет свойство отвлекать от мыслей, бередящих душу почище стального рашпиля…
Через полчаса, окончив чистку, я собрал автомат, снарядил единственным патроном магазин, присоединил его к своему АК-104 и, передернув затвор, поставил оружие на предохранитель. Что ж, можно отправляться в путь, вновь загнав поглубже в себя потревоженные воспоминания. Во всем, что случилось с нами, виноваты только мы сами и никто более. Потому и не фиг мотать себе нервы. Что случилось — то случилось. Прошлого не вернешь, надо жить настоящим — тем более если в этом самом настоящем имеется абсолютно конкретная цель…
Я вновь аккуратно разложил на алтаре подношения. Зачем тревожить чувства верующих, даже если не веришь сам? Придут люди… или нелюди… увидят, что кто-то трогал их подарки, переживать начнут. Ни к чему это.
Закончив с презентами, я подивился напоследок — надо же, лежит эдакое добро, и никто его не сопрёт, ни человек, ни мутант. Ну да ладно, не мое это дело. Значит, так и надо. У каждого свои боги, а в этих местах верят в Буку. Может, оно и правильно. Лучше верить в того, кто реально помогает в жизни, чем в свои или в чужие фантазии…
Ну вот и все. Будь здоров, Бука, и еще двести лет тебе не кашлять. Кто-то верит в тебя, и знаешь, наверно это именно то, ради чего стоит жить…
Повернувшись спиной к алтарю, я направился к огромным железобетонным столбам, на которых покоились остатки монорельса. Я где-то читал, что, мол, в Москве построили однорельсовую железную дорогу от станции «Тимирязевская» до улицы Эйзенштейна, третью по счету в Европе. И вот что осталось от когда-то наверняка эффектно выглядящего сооружения. Только две целые опоры и между ними кусок массивного рельса, одним концом рухнувшего на землю. Остальные бетонные столбы были в разной степени разрушения и смахивали на сломанные ребра мертвого гиганта, торчащие из зараженной почвы мертвого города.
Сразу за столбами начиналась полоса густого и довольно высокого кустарника, тянущаяся вдоль всех останков монорельса. Обойти ее было нереально, потому я достал нож и начал прорубаться через заросли высотой в рост человека.
Серрейтор «Сталкера» оказался в этом деле неплохим подспорьем. Мелкая пила на клинке отлично справлялась с толстыми волокнистыми стеблями там, где лезвие оказывалось бессильным. В общем, минут через двадцать ожесточенной борьбы с мутировавшей растительностью я, наконец, вывалился из стены кустарника — и оказался на берегу озера.
Вода, отражающая хмурое московское небо, казалась черной. Полузатопленные останки зданий выглядывали из воды, напоминая остовы затонувших кораблей. Ну конечно. Когда-то на месте этого озера был сравнительно небольшой Останкинский пруд, который неоднократно показывали по телевизору в передачах Первого канала. Видимо, во время Последней войны в это место попала какая-то нехилая ракета либо израненный взрывами существенный пласт земли провалился в какую-то подземную полость. Не знаю, как там оно было на самом деле, я не сапер и не геолог, на другое учился. Тем не менее сейчас я стоял на берегу уже далеко не пруда, а, скорее, озера, поглотившего несколько огромных зданий.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
