В том числе и об этом помнит Горький, говоря о леоновской «обособленности», предугадывая в нём великолепного затворника, общающегося куда радостнее со своими цветами и кактусами, чем с людьми…
* * *
В упомянутом письме Леонов хвалится Горькому скорой премьерой переделанных в пьесу «Барсуков» в театре имени Вахтангова. «Жена волнуется (или только делает вид?), — пишет Леонов, — а мне нипочём».
Между тем, пока готовили спектакль, было много споров и нервотрёпки. Режиссёр, Борис Евгеньевич Захава, атаковал, Леонов защищался.
В театре только что с успехом у публики и сопровождаемая руганью критики прошла «Зойкина квартира» Булгакова. Следом — выверенная идеологически инсценировка повести Лидии Сейфуллиной «Виринея». На обоих спектаклях побывал Иосиф Сталин и по поводу Сейфуллиной оставил в книге отзывов запись: «По-моему, пьеса — выхваченный из жизни кусок жизни. Артисты, видимо, способные люди, может быть, не так много у них искусства, как у артистов МХАТ, но жизненности, кипучей жизненности, — по-моему, больше. В общем, хорошо, даже великолепно. И. Сталин. 16. IV. 26 г.».
Теперь вахтанговцы не хотели терять завоёванных позиций.
К Леонову приставили, как он сам потом писал, «комиссара» в лице вахтанговского артиста В. В. Куза, и за полтора месяца они изготовили постановку по мотивам романа. Надо сказать, что до этого роман в ожидании постановки пролежал в театре два года.
Сам Леонов хотел делать пьесу, взяв лишь одну сюжетную линию — связанную с Егором Брыкиным.
Театру же, естественно, хотелось революции и прочих извержений социального вулкана, поэтому для инсценировки взяли линию, связанную с братьями Рахлеевыми — «барсуком» Семёном и большевиком Павлом.
Был у постановщиков спор с Леоновым: выводить или нет огромную толпу восставших мужиков на сцену. Леонов говорил: «Я вам восстание дам в отражении… вот этой бутылки!»
«Нет, — отвечали, — нужна массовка!» Уговорили.
Павла Рахлеева играл Борис Щукин, тот самый, что сыграет позже Ленина в легендарных фильмах «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году».
«…Помню громовую негромкость его голоса, человек говорит тише всех, а его слышнее всех», — запишет Леонов позже.
В спектакле были заняты и настоящие, и будущие театральные звёзды, в том числе основатели новых актёрских династий: Москвин, Державин, Рапопорт, Миронов.
«Барсуки», из которых при постановке извлечены все леоновские сомнения в человеке, вся мужицкая жуть, идут не без успеха. Но даже «зачищенный» текст инсценировки позволял рапповским критикам заметить, что в спектакле акцентирована не «победа над барсуковщиной», а «тяжесть личных переживаний братьев».
Театралы к тому же замечали, что многие достоинства спектакля повторяют «Виринею», что было вполне объяснимым после похвалы Сталина.
Однако ж адекватно вместить в постановку целый роман всё-таки не получилось. Газета «Правда» от 30 сентября 1927-го сетовала устами ведущего театральной рубрики Петра Маркова — того самого, что гостил в своё время у Горького: «Беспощадно отрезая отдельные сцены, меняя положение, сращивая отдельные образы (Петру Грохотову приданы черты Половинкина), Леонов оставил большие промежутки между отдельными сценами, заполненные в романе и незаполненные в пьесе».
Свои претензии выскажет тогда же критик Александр Гидони в журнале «Современный театр»: «Не плохо первое действие: трактир-чайная… Очень хорошо заседание сельсовета. Удались режиссёру массовые сцены во втором и третьем действиях, но следует отметить, что гулы толпы нельзя заменить случайными шумами, а бунт не передаётся одной толкотнёй на сцене».
В том же номере журнала на труд вахтанговцев размещена характерная рецензия в стихах: «Тяжка писателя стезя / И логика вещей упряма: / Роман увесистый нельзя / Легко и просто сделать драмой».
Впрочем, чуть ниже авторы журнала не без приязни острят о спектакле:
«— Акушерская пьеса.
— Как?
— Впервые подлинный живой большевик на сцене родился».
Отвечая на всевозможные упрёки, Леонов напишет, что пьесу-де стоит рассматривать не как произведение самостоятельное, но как «коллективное», и не как пьесу вовсе, а как инсценировку романа… Но в любом случае Леонов на подъёме, радостен: отныне он принят в театр.
Во МХАТе тем временем продолжают раздумывать о постановке «Унтиловска». В том самом Московском художественном, где в 1910-е годы Леонов, совершенно потрясённый, совсем ещё мальчик, сидел на галёрке.
При подготовке «Унтиловска» тоже были свои неизбежные сложности.
«Помню, — рассказывал Леонов, — как после неоднократных переделок пьесы я подошёл однажды к Константину Сергеевичу на премьере Свадьбы Фигаро и спросил его мнение о последнем варианте моего рукоделия. Он постучал длинными мускулистыми пальцами о спинку кресла — режиссёрского кресла в восьмом ряду — и сказал в своей характерной манере, запинаясь и нажимая на каждое слово:
— Это… это… отличный, — он сделал ударение на этом слове: — эскиз пьесы…»
Леонов старательно превращает эскиз в картину.
* * *
В октябре писатель выступает в Доме печати с рассказом о поездке за границу. О Горьком — в самых тёплых тонах.
Но внутри всё-таки чувствует какую-то недоговоренность в общении с Горьким, его строгий, молчаливый присмотр к себе. Ему кажется, что нечто важное ускользнуло, не было проговорено, и Леонов хочет написать об этом Алексею Максимовичу.
Только к зиме, когда наконец-то начались репетиции «Унтиловска» во МХАТе, Леонов отправляет второе письмо: кому же, как не Горькому, похвастаться скорой постановкой первой своей настоящей пьесы. Да ещё в театре, с которым Горького столько связывало!
Репетиции «Унтиловска» проходят небезболезненно для Леонова.
Исполнители ролей в «Унтиловске» изводят Леонова расспросами обо всей подноготной героев, просят едва ли не родословную их предоставить. «Это не актёры! Это следователи какие-то!» — восклицает Леонов.
Иногда собирается вся труппа, строго обсуждают текст: «как консилиум врачей», по выражению Леонова.
Но если слово берёт Леонов, Станиславский говорит актёрам: «Внимание! Прислушайтесь».
Прислушиваются и делают по-своему.
Сохранились репетиционные экземпляры «Унтиловска» — все в пометках актёров и режиссёра Василия Сахновского, «для себя»: по сюжету, по реквизиту, по декорациям.
Дочь Леонова, Наталия Леонидовна, рассказывает о забавном курьёзе, случившемся во время репетиций: «Согласно велению времени, контролировать искусство должен был рабочий класс, а потому на обсуждении присутствовал „Совет представителей трудовых коллективов“, состоявший из работников разных контор, бань и т. п.».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
