— Это они подстроили, чтобы вы оказались в этом круизе, — продолжал Фейсал. — Подбросили в карман убитому агенту какое-то фальшивое донесение, что ли, подробностей я не знаю. Когда Джонни сообразил, в какую историю влип, он прекратил с вами всякие контакты. У них был для него и другой «крючок»: Джен опасность грозила уже потому, что они знали, кто она и где ее найти. Если бы он не взял мать с собой, ее бы похитили или того хуже. Джонни рассчитывал потом под каким-нибудь предлогом ссадить Джен с теплохода во время одной из стоянок. Когда она будет в безопасности, он сможет позаботиться и о себе. Ему и в голову не приходило, что они найдут еще одну заложницу. Можете ли себе представить, что он испытал в тот день в Гизе, когда увидел вас?
Я могла. Я видела тогда его лицо.
Джону удалось вырвать Джен из их рук, очень ловко сымпровизировав отравление: безопасно для Джен и не вызвав никаких сомнений у окружающих. Он сделал это на следующий день после моего появления. Но тут возник Шмидт, и заложников снова стало двое. Я помню, какой ужас звучал в голосе Джона, когда он увидел Шмидта в Амарне, и как улыбалась при этом Мэри. Для нее это была неожиданная удача, она наверняка знала, кто такой Шмидт. Вероятно, помнила все перипетии моей биографии, особенно те, что были связаны с ее братьями.
— Почему он мне всего этого не сказал?
— Они позаботились о том, чтобы у него не было возможности поговорить с вами, вы оба были под неусыпным наблюдением — днем и ночью. Она как любящая молодая жена имела идеальный предлог липнуть к нему постоянно, как репей, а когда ее не оказывалось рядом с ним, Бленкайрон или кто-то из его людей был с вами.
Его слова впивались в меня, словно змеиные зубы, мне вдвойне было больно осознавать, что я даже не заподозрила ничего подобного, хотя могла бы. Но мне предстояло узнать кое-что похуже. Впрочем, я уже и сама догадалась, прежде чем Фейсал произнес вслух:
— Но не это главное. Я присутствовал при разговоре, когда они во всех подробностях объяснили ему, что именно с вами сделают, если вы — от него или любым иным способом — узнаете правду.
— Ладно, все понятно, — хрипло сказала я, — вам незачем...
— Тем не менее я скажу. Вы понимаете, не так ли, что пока теплоход шел по реке, вы были отрезаны от внешнего мира и находились полностью в их власти. Так называемые изменения в программе — никакие не изменения, о них заранее было известно всем нам, кроме Джонни. Его держали в неведении, чтобы он не мог подготовить свой или ваш побег. Бленкайрон контролировал теплоход, команду и половину дееспособных пассажиров. И врача. Если бы вы что-нибудь узнали или хотя бы заподозрили, тот накачал бы вас наркотиками и вас заперли бы в каюте, повесив на дверь табличку «Карантин». Там бы вы и остались, беспомощная, в полной изоляции, пока...
— Пока они не выбросили бы меня за борт, — тихо произнесла я, — или предполагалось нечто более... более изобретательное?
— Гораздо более изобретательное. — Голос Фейсала немного смягчился, но он еще не был готов простить меня. — И длительное. Они и со Шмидтом готовы были сделать то же самое, если бы он стал им мешать. Люди имеют обыкновение болеть, ни у кого не возникло бы вопросов, если бы вы оба заболели некой болезнью и в конце концов скончались. Единственный шанс сохранить вам жизнь заключался в том, чтобы вы оставались в неведении, а этого можно было добиться, лишь направив всю вашу подозрительность и враждебность против Джонни. Ему пообещали, что если он согласится работать на них, вас вместе с другими пассажирами отпустят в Луксоре.
— И он поверил?
— Разумеется, нет. Он готов был землю перевернуть, лишь бы укрыть вас в каком-нибудь безопасном месте, не выдав при этом никакой информации, которая еще больше осложнила бы ваше положение, поэтому ему приходилось бороться и с Бленкайроном, и с вами.
Выругавшись себе под нос, Фейсал резко свернул, видимо, объезжая какое-то неожиданно появившееся на дороге препятствие. Машина несколько ярдов тряслась по обочине, пока ему не удалось снова вырулить на шоссе. Я придержала голову Джонни.
— Сколько еще до Нагхаммади?
— Километров тридцать — сорок. Хотите сменить тему?
— Да.
— А ведь совсем недавно у вас было столько вопросов! Теперь вы имеете шанс получить некоторые ответы, которых никогда не добьетесь от него.
Я ничего не ответила. События прошедшей недели разворачивались в моей памяти, словно зарубежный фильм, который я уже разок посмотрела, не зная языка. Теперь Фейсал снабдил его для меня титрами, и я все увидела в новом свете.
Джон отлично играл свою роль на публике, но мне следовало бы заметить, что он, например, никогда не называл ее ласковыми именами и не прикасался к ней — разве что не было другого выхода. Наедине... Зная Мэри, как знала ее теперь я, можно с уверенностью сказать, что она получала удовольствие, провоцируя его на опасные и бессмысленные вспышки гнева. Синяки на ее руке были наглядным свидетельством по крайней мере одного такого случая. И она отомстила, немедленно и эффективно. Если громкие причитания Шмидта по поводу моей клаустрофобии и не насторожили ее, то я сама выдала себя своим поведением.
Тот инцидент, вероятно, был совместным проектом: Лэрри должен заманить меня в гробницу, а Мэри или кто-то другой — вырубить электричество. Джон, видимо, заподозрил что-то неладное, но был бессилен предотвратить опасность. Единственное, что он мог, — это оказаться рядом со мной.
Не в первый раз ему удавалось найти предлог не выпускать меня из виду, когда он боялся, что я могу попасть в беду. Появление Макса-Шредера на террасе для отдыха насторожило Джона, и он вызвался участвовать в прогулке из Долины царей в Дейр аль-Бахари; он не хотел оставлять нас со Шмидтом наедине с Лэрри и Эдом и сделал так, чтобы Мэри не пошла с нами. Не только потому, что она создавала для меня дополнительную угрозу, но и потому... Потому что избавление от нее любым способом, хоть ненадолго, было для него тем же, чем является глоток свежего воздуха для человека, запертого в клоаке.
Но воспоминанием, которое терзало меня больнее всего, было воспоминание о той ночи, когда он вышел за мной на палубу, пока Мэри танцевала со Шмидтом. К тому моменту он находился, должно быть, в состоянии, близком к безумию, из-за постоянной тревоги, бессилия, отвращения и необходимости все время скрывать свои истинные чувства. Неудивительно, что он утратил контроль над собой. Но лишь на несколько мгновений. Осознав, что нас видят, он нарочно вызвал меня на действие, которое должно было продемонстрировать, что мы по-прежнему на ножах. К тому же мне после этого пришлось убраться в относительную безопасность своей каюты.
На самом деле в ту ночь и пару раз потом у него была возможность перекинуться со мной несколькими словами, не предназначенными для чужих ушей: «Да, кстати, Вики, а я ведь не женат на этой сучке, это заговор, а ты — в отчаянной опасности, так что, как только дам тебе сигнал, беги, спрячься где-нибудь и сиди тихо. И прихвати с собой Шмидта».
Конечно, я бы послушалась, без вопросов и споров. И Шмидт тоже.
Ну ладно, вру.
Фейсал сбавил скорость, съехал с дороги и обернулся, положив руку на спинку переднего сиденья.
— Что случилось, Фейсал? — спросила я.
— Ничего не случилось. Надеюсь. Скоро мы будем подъезжать к мосту, а я не хочу его пока будить. Боюсь, он ни одной ночи не спал нормально с тех самых пор, как...
— Перестаньте, Фейсал.
— Есть одно обстоятельство, о котором я все же хотел бы сказать. Когда Джон был вынужден согласиться на предложение Бленкайрона, никаких гарантий ему самому не давали. Об этом и речи не шло. Он торговался только за вашу жизнь, не за свою, предпочитая при этом, чтобы вы продолжали думать о нем дурно, если это гарантирует вашу безопасность. Я не возлагаю на вас всю вину за то, что вы в нем усомнились, но если я правильно понимаю намеки, то знаю от самых разных людей, что он и прежде неоднократно совал ради вас голову в петлю. Неужели вам хоть раз не пришло в голову поделиться с ним своими сомнениями?
Тактика Фейсала сработала, как сокрушительный таран. Стены рухнули, и я оказалась распростертой ниц на руинах. У меня было ощущение, что если я когда-нибудь смогу поднять голову, то увижу нечто, ради чего стоило пережить этот удар, но в ту минуту я ненавидела Фейсала. Когда ползешь на животе, как змея, предпочтительно, чтобы рядом была такая же ядовитая особь.
— А что вы сделали в последнее время для друга своей юности? — невеликодушно поинтересовалась я. — Если бы смерть Жана Луи не посеяла у вас в голове некоторые сомнения относительно вашей собственной жизни, вы бы продолжали сотрудничать с Бленкайроном. Бедолага Жан Луи ничегошеньки мне не сказал; они убили его просто из предосторожности, словно уничтожили осиное гнездо над крыльцом.
— Джонни уже указал мне на это, — сухо ответил Фей-сал. — И признаю, что только после этого я согласился спрятать вас. Сам он никак не мог этого сделать, они следили за ним, как стая стервятников, приводя его в отчаяние. Я не претендую на то, чтобы казаться благороднее любого заурядного человека, Вики. Несколько дней назад Джон уговорил меня снабдить вас оружием. Хамид был с нами заодно, так что мне не составило труда завладеть ключом. Однако...
