Ещё пару слов насчёт костюмов. Помню, когда мы были совсем маленькими — лет пять-шесть — на Новогоднем вечере меня одели в костюмчик эльфа дедушки Санты, а вот четверть-оборотень был… не поверите — Наполеоном. Весь праздник ходил, задрав нос и приказывал всем готовиться к войне. А толстенького Вилю (то бишь Вильгельма) одели Кутузовым… В конце вечера, под бой курантов, когда мы встречали Новый год по Гринвичу, оба великих полководца подрались. Бонапарт победил, так что врёт всё история, врёт! Правда, синяк у него был красивейший. У меня, кстати, где-то есть фотография того праздника. Младшая группа три-А (моя группа, у нас не классы, а группы: младшая, средняя, старшая и т. д.) на Новогоднем вечере. Я с живой обезьянкой была на руках у Санты. А Киара (одна из Рождественских фей) сидела у него на шее, обнимая корзинку с апельсинами… М-да-а-а, были когда-то времена эльфов и фей. Сейчас их вытеснили ведьмы, смерти и черти.
А что я? Я сегодня ни то, ни другое, ни третье — только комочек нервов, охваченный мандражом. У меня уже готов маникюр, педикюр, в зале с полной сумкой косметики сидит Ким, вчера поиздевавшаяся пинцетом над моими бровями, крем на журнальном столике, а платье в шкафу. Что сейчас будет — невозможно вообразить!..
Кошмар сейчас будет, проще говоря.
— Приступим? — улыбнулась моя подруга. Я выдавила в ответ какую-то жалкую пародию на довольный вэмповский оскал, после чего вяло поинтересовалась:
— С чего начнём?
— Как — с чего? — удивилась Кимберли, раскладывая на столике косметику. — Раздевайся догола и натирайся кремом.
— Чё, — я уставилась на неё как поп на Будду в церкви, — полностью?
— Ага, — будничным тоном ответила мне подруга, рассматривая палитру теней и косметических карандашей. — Только сначала прими душ.
Тут уж в моей голове заворочались «прехорошие» мыслишки. Я ж говорю, что в последнее время стала слишком много думать.
— Слушай, Ким, — начала я, прищурившись и подозрительно глядя на подругу, — а зачем полностью натираться? Уж не думаешь ли ты, что я с этим ублюдком буду…
— Нет, не думаю, конечно, — исподлобья посмотрела на меня девушка.
— Я думаю только, что тебе придётся хорошенько попотеть, чтобы не выдать себя.
Её логика была, как всегда, железной. И впрямь, я ж буду из кожи вон лезть, а запах человеческой плоти — это такая вещь, которую можно почувствовать даже через самую чистую одежду. Я даже не пот имею в виду. Если у вас есть пёсик, то он всё великолепно вам объяснит.
Минут десять у меня ушло на горячий душ и на то, чтобы с ног до головы изваляться в жирном белом креме и даже намазать им кожу головы. Откровенно говоря, я сейчас чувствовала себя кем угодно, только не Наблюдателем Мрака, который собрался на охоту. Крем имел резкий, но в остальном вполне приятный запах, так что я нанюхалась его, наверное, до конца своих дней. Очень кстати в голову полез Булгаков со своими «Мастером и Маргаритой». А я ведь почти так же сейчас собираюсь на бал к дьяволу. Можно ли Эдуарда назвать этим самым дьяволом — отдельный вопрос, который мне обсуждать как-то не хочется: крем начал печь кожу, а я — тихонько завывать.
Ощущение было такое, словно я очень сильно обгорела на солнце. Кожа покраснела и стала чесаться. Неужели у меня завелись блохи? Но вопрос встал ещё веселее, когда я сообразила, что если я натяну на себя хоть что-нибудь, то моя кожа лопнет и поползёт с меня, на ходу обугливаясь и скукоживаясь. Наверняка у меня аллергия на эту хренову мазь. Правильно как-то раз при мне брякнула Мажуа насчёт того, что любую косметику нужно сначала нанести на сгиб локтя, и если через пятнадцать минут всё будет хорошо, начать ею пользоваться.
— Во чёрт!!! — я вылетела из ванной и как угорелая — хотя, почему как? — пронеслась по коридору до своей комнаты. Воздух здесь был чуть попрохладней, что было равно огнетушителю для моей пылающей кожи.
— Оно так и должно печься?!! — заорала я в другой конец дома, прыгая на месте и пытаясь хоть как-то перетерпеть жжение.
— Не помню, я всего один раз пользовалась ею! — донеслось до меня.
Честно говоря, после такого ответа — хотя, по-большей части, от боли — я пришла в бешенство и чуть не разбила так хорошо подвернувшийся под руку стакан. Вечно забываю посуду где ни попадя! Однако, чуть подумав, я задёрнула занавески на окнах. Не хватало ещё, чтобы кто-нибудь увидел меня в таком виде!
Минут эдак через пять зуд унялся. Для убедительности я почесала наманекюренными ноготками плечи, после этого влезла в розовое кружевное бельё и поковыляла в зал, где тихонько покатывалась со смеху Ким. Она точно слышала, как я отплясывала «на раскалённых углях».
— Не вижу ничего смешного! — мне осталось только огрызнуться и плюхнуться рядом с ней на диван.
— А часто ли ты смотрела на себя в зеркало? — хохотнула моя подруга и натянула на руки хирургические перчатки: нельзя было, чтобы на мне остался её запах.
Однако, в следующий момент, вопреки моим ожиданиям, приказа сесть на диван и дать себя накрасить не последовало. Ким просто достала из нагрудного кармана лёгкой джинсовой курточки стеклянный пузырёк, наполненный то ли чаем, то ли каким-то другим отваром.
— Что это? — не могла не поинтересоваться я.
— Помнишь, я обещала тебе отвар, изменяющий тембр голоса? — девушка осторожно поставила флакон на журнальный столик. — Так вот это он и есть. Правда, подействует он только через час. В твоей комнате я оставлю жидкость, нейтрализующую этот эликсир. Когда вернёшься — проглотишь. А сейчас пей это зелье.
— А я потом стану большой и смогу угрожать Эдуарду, как угрожала Алиса Даме Червей в зале суда? — с ложной наивностью поинтересовалась я. Ким подняла на меня тяжёлый взгляд, показывающий, как я её начинаю доставать, и процедила:
— Щас сожру!!!
Отвар по вкусу напоминал зелёный чай и, к счастью, ничего не пёк. Отложив пузырёк, я уселась на диван, и вскоре на моей коже были растёрты какие-то кремы и заплясали кисточки. Маленькая губка нанесла на веки, подведённые тонким чёрным карандашом, лёгкие рассыпчатые тени, потом чёрная щёточка стала красить мои ресницы. И наконец, блестящая помада заскользила по моим приоткрытым губам.
Ким трудилась с видом художника, надеюсь только, что не Пабло Пикассо и не Сальвадора Дали. Нет, конечно, я уважаю обоих маэстро, но быть похожей на один из их многочисленных шедевров как-то не хочу. Стараясь не думать об этих самых шедеврах, я глядела то в потолок, то на стены и предавалась некоторым сомнениям, типа: а если Эдуарда не будет? Или вдруг он меня узнает? А если не узнает, но я всё-таки ему не понравлюсь? Или я не справлюсь с ролью, выдам себя? Или просто не смогу подобающе вести себя, и он уйдёт? Всё же, я привыкла быть «своим парнем» для любого из пацанов, но быть для них девушкой — это что-то новенькое. Разумеется, Ким основательно вправила мне мозги, но всё вправленное когда-нибудь обязательно выправляется. Когда — это вопрос времени.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
