— Может, ты искатель, а? — засопел Семка. — Верно, я не искатель малость. А ты, ты — настоящий искатель, а?!
— Я тоже не искатель! — согласился Поля. — Я — бродяга! Я родился тут — и брожу тут! Не лезу туда, где меня нет!
— Слышал, батя? Он — бродяга! Бич! — Семка приблизил к охотнику малиново-широкое лицо. — Он тоже не искатель! Я честный копитель, а он бродяга. Кто лучше? Не бродяга, конечно…
— Это еще как посмотреть! — встрепенулся Поля. — Может, тут бродяга-бич более к месту?!
— А тебе, батя, разве не все равно, кто нефть ищет — настоящий искатель или нет? — спросил Семка. — Не все ли равно, кто нефть найдет? По-моему, тебе все равно. Какое твое дело до нефти…
— Как не мое дело?! Почему не мое дело?! — заволновался Демьян. — Мое дело — кто на моей земле нефть ищет! Как раз мое дело! Хороший или плохой искатель тут ходит…
— Твое так твое! — согласился Семка. — Сразу так бы и сказал, что нефтяное дело тебя тоже интересует.
— Так его, варяга, так, земеля! — Поля одобрительно подмигнул охотнику. — Так его, пусть хозяина знает!
— Мое и есть! — громко повторил Демьян и, поднявшись и взяв малицу, спросил: — Главный искатель Медведев где тут живет? Я хочу видеть его.
— Нету Медведева.
— Как нету?! — остановился Демьян и дрогнувшим голосом переспросил: — Как нету?! Случилось что?! Заболел?!
— Не-е, в город улетел.
— А зачем улетел в город? — Демьян стоял с малицей в руках: не успел надеть.
«Какая беда, — соображал он, — главного искателя Медведева нету. Заехал только ради него, а его нет. Какая беда…»
— Что вскочил-то? Брось свой балахон, посиди еще! — остановил его Семка.
Демьян все мял в руках малицу и не решался ни надеть, ни положить на полку.
— А какой этот Медведев? — спросил он. — С бородой?
— Нет у него бороды. Всегда чисто бритый ходит малость!
— А роста… большого?
— Тоже нет. Вот с тебя, батя, примерно, ростом. Ниже среднего.
— А искатель он хороший? — все допытывался Демьян. — Настоящий искатель?
Семка с Полей переглянулись.
— Справедливый он искатель! — помолчав, ответил Семка. — Давно он тут, говорят.
— Строгий он искатель! — добавил угрюмый Поля. — Уважают его мужики! Вот он — искатель!.. Никто не будет отрицать это!
— А голос у него какой?
— Голос?.. Крепкий у него голос. Мужской.
— А зачем он тебе нужен? — заинтересовался Семка.
Демьян неторопливо ответил:
— Он мой родственник.
— Как родственник?! — воскликнул Семка.
— Родня?! — удивился и Поля. — Как так?!
— Родственник! — подтвердил Демьян. — Родня!
И он не спеша рассказал им свою родословную и про свое родство со всеми людьми Вселенной.
— Разрази меня гром — это великолепно! — заорал Семка. — Ну, батя ты мой, Демьян Романыч, давай хлопнем за братство-родство! Чтобы всем чертям тошно стало малость! Где кружки? Поля, наливай!
Выпили. И Демьяну так понравился тост, что он сходил и выставил на стол все, что купил для искателей, и сказал:
— За братство-родство!
— Жаль, ей-богу, жаль — не ведаю, откуда мой род идет! — бубнил Семка, обняв Демьяна. — Может, и я твой родственник!
Кто-нибудь наливал в кружки, чокались и пили.
Поля нервно поглаживал твердый подбородок — весь он неожиданно ожил, и его неуловимые глаза заметались еще быстрее.
— Ты и вовсе без роду-племени! — махнул на него Семка. — Все равно не подходишь к бате Демьян Романычу, не примазывайся!
Но Поля подвинулся к Демьяну и, не обращая внимания на Семку, тихонько стал расспрашивать охотника:
— Родственники должны помогать друг другу? Так?
— Так, так! — согласился Демьян.
— И мыс тобой можем быть родственниками. Я родился на этой земле. Значит, есть шанс — мы с тобой тоже родня?
— Есть, конечно.
— В таком разе помоги, Демьян Романыч, своему родственнику Аполлону! — торжественно-трагически произнес Поля и, вскинув голову, ребром ладони чиркнул по горлу. — Вот как нужно!.. Поможешь — вовек не забуду!
— А как помочь надо?
— Дай мне рога твоего пестрого оленя! Больше ничего не нужно мне!
— Чего же, вот весной отпадут — и привезу! — добродушно улыбнулся Демьян. — Каждый год новые рога нарастают, чего же не отдать?
— Нет, мне счас нужны, понимаешь? Счас!
— Ну, можно отпилить, пожалуй! — протянул Демьян после паузы. — Хотя важенке рога не отпиливают, не делают этого.
— Ты не понял: мне с черепом рога нужны, понимаешь? Без черепа они ни к чему!..
— С головой, что ли? — уточнил Демьян.
— Во-во, с головой!
— Нет, с головой никак нельзя!
Демьян долго молчал, вполуха слушал Полю. В голове у него глухо шумело и мысли разбегались куда-то. Он надел наконец малицу, вытянул пояс из-под лежавшего на полке Семки. Тот, видно, и вправду на совесть «хлопнул» за последний тост и сейчас вовсю храпел.
— Я заплачу! — убеждал его Поля. — Сколько пожелаешь — заплачу!
— Пеструхе цены нет, — покачал головой Демьян. — Нельзя ее за деньги!
— А за что можно? За что?
— Вот если бы ты умирал да тебя могла спасти только Пеструха…
— А может, я на волоске от смерти, а?! — И Поля еще раз чиркнул себя ребром ладони по горлу. — Может, жизнь моя поставлена на карту, а? Ведь не помрешь, ведь проживешь, а?!
— Я-то проживу, пожалуй, — согласился Демьян. — Но у Пеструхи есть еще сын Пев, есть Анисья, Вера и Таисия…
— Во-во, видишь — сам-то проживешь! — обрадовано перебил его Поля. — Ты главный хозяин! Давай по-родственному — выручи! Хочешь, дам последнюю бутылку водки?! Последнюю, самую бесценную!
— Нельзя, не по-родственному будет! — упирался Демьян.
— И за деньги не по-родственному, так?!
— Так, — кивнул Демьян и попытался растолковать Поле, что по-родственному — это когда без всякой корысти, когда по-иному никак нельзя, когда по-доброму только можно.
— А твое родство, выходит, только на словах! — напирал Поля. — А как до дела дошли — так в кусты!.. Так, что ли? Оно ничего на словах-то не стоит. Я тебе десять коробов всякой всячины могу наговорить!.. А дело надо, дело. Мы люди деловые, зря не треплемся!.. А у тебя все на словах, выходит, а?!
— Не на словах! — озлился наконец Демьян. — Не только на словах! Нет, ты меня совсем не понял! Не так понял! Твой друг Семен! — он поискал глазами Семку, храпевшего на полке. — Твой друг понял, а ты нет!..
— Так ты объясни! — притворно обрадовался Поля. — Садись, счас разберемся.
И Демьян в третий раз, теперь уже не снимая малицы, тяжело опустился на табурет. В голове сильно шумело.
Ему стало тоскливо. Ведь Поле, чтобы понять, что значит Пеструха для семьи охотника, надо побывать в его, Демьяна, шкуре. Надо понять Анисью, дочерей Веру и Таисию, сыновей Ювана да Микуля. Надо понять сына Пеструхи — маленького олененка Пева. Даже собак Харко и Кутюви надо понять…
И тут Демьян с ужасом почувствовал, что язык плохо слушается его — водка сделала свое дело. А без языка как?! Никак нужное слово не родишь! Беда!.. Духота спертого воздуха и жар раскаленной печки ударили в голову, и все поплыло в зыбком тумане, потонуло в топкой болотной трясине…
29
Очнулся он на своей постели. Глазам больно от светлого оконца, заставленного куском льда. И он отвел взгляд в темный угол, где ничего не видно, где чернота. Анисья стукнула дужкой котла возле чувала, и снова все стихло, будто в доме был покойник. Демьян пошевелился, кашлянул и попросил воды.
Подавая ковшик с водой, Анисья недобро осведомилась:
— Где Пеструха?!
Демьян пил медленно и долго. Слишком долго и медленно. Но вода наконец кончилась, он выпрямил онемевшую руку. И так сидел с вытянутой рукой, в которой мелко подрагивал ковшик. Нет Пеструхи, сообразил он. И в одно мгновение похолодело нутро: вот отчего болела душа, вот отчего было ему плохо. Одновременно стало и легче, и тяжелее. Легче, потому что выяснилась причина боли. Пришла беда, она определенна и теперь не так страшна. Страшнее само ожидание беды. Тяжелее, потому как потерял родоначальницу оленьего рода, надежду на завтрашний день. А впереди опять неизвестность…
— Где Пеструха?! — повторила Анисья, не замечая ковшик.
— Пеструха?.. — осторожно переспросил Демьян и, помолчав, хрипло сказал: — У машинных людей был. С главным хотел поговорить… — и он поведал об искателях, которые идут на них.
На улице тоскливо взвыл Харко, хотя днем он никогда этого не делал.
Анисья машинально подняла ковшик, выскользнувший из руки мужа, и выдохнула напряженно и сипло:
— Сколько?!
— Не знаю, — тихо ответил Демьян. — Там было очень жарко, я разум свой потерял. Ничего не помню… — Помолчав немного, он повторил: — Не помню ничего. Но больше одной у них не оставалось.
