Для меня было несомненно, что мать и сын очень любили друг друга, и это, как вещь естественная, действовало на меня. Но их уменье попадать друг другу в тон и выпытывать из человека все, что им было нужно, — это уж было своего рода искусство, против которого я еще меньше мог устоять. Когда эта милая парочка выведала обо мне все, что только могла (тем не менее я умолчал о своем пребывании в торговом доме «Мордстон и Гринби» и бегстве из Лондона) они завели речь о мистере Уикфильде и Агнессе. Тут маменька и сынок стали с еще большей ловкостью перекидываться темами, словно мячами. Говорили то о самом мистере Уикфильде, то об Агнессе, то о высоких качествах мистера Уикфильда, то о моем восхищении его дочерью, и вдруг разговор касался дел и доходов мистера Уикфильда, а затем перелетал на то, как в его доме проводится послеобеденное время, какое вино пьет мистер Уикфильд, почему он пьет это вино и как жаль, что он пьет его так много…
Все время, пока разговор таким образом перескакивал с одного предмета на другой, я как будто принимал в нем очень небольшое участие, а между тем я сам замечал, что говорю то, чего не следовало бы говорить, и даже видел, как каждый раз при этом радостно подергивались подвижные ноздри Уриа.
Я начал уже чувствовать себя несколько не в своей тарелке и етал подумывать об уходе, когда мимо двери — она из-за теплой погоды была настежь открыта — промелькнула фигура какого-то человека. Пройдя мимо, человек этот вернулся назад, остановился, начал вглядываться и с громким криком: «Копперфильд! Возможно ли это?» вбежал в комнату.
Это был мистер Микобер! С той же лорнеткой, тросточкой, накрахмаленным воротничком, внушительным видом и снисходительной, благосклонной интонацией голоса, — словом, весь целиком мистер Микобер!
— Дорогой мой Копперфильд, вот уж, можно сказать, кого никак не ожидал здесь встретить! — радостно воскликнул мистер Микобер. — Знаете, такой необыкновенный случай, как эта наша встреча с вами, красноречиво говорит о непрочности и несостоятельности всех человеческих предположений. Идя сейчас по улице, я думал, что вдруг что-нибудь может мне подвернуться, и вдруг подворачивается юный, высоко ценимый мною друг, связанный с самым богатым событиями периодом моей жизни, можно сказать, с поворотным моментом ее. Копперфильд, дорогой мой, ну, как же вы поживаете?
Не могу сказать, чтобы мне была особенно приятна встреча с мистером Микобером именно у Гиппов, но вообще я был очень рад видеть его. Я горячо пожал ему руку и осведомился, как поживает миссис Микобер.
— Благодарю вас, — ответил мистер Микобер, делая рукой свой обычный жест и пряча подбородок в воротничок сорочки, — она очень недурно поправилась. Близнецы уже перестали черпать из источников, которые временно открывает для них мать-природа, короче говоря — они отняты от груди, и миссис Микобер теперь путешествует со мною. Она, поверьте, будет рада возобновить знакомство с тем, кто показал себя во всех отношениях достойным священнослужителем у священного алтаря дружбы.
Я сказал, что буду в восторге увидеться с миссис Микобер.
— Вы очень добры, — ответил мистер Микобер.
Тут он улыбнулся, снова спрятал свой подбородок в воротничок и, оглядываясь кругом, проговорил, не обращаясь ни к кому из присутствующих в частности:
— Я нашел своего друга Копперфильда не в одиночестве, но за дружеской трапезой в обществе вдовствующей дамы и, повидимому, ее отпрыска, словом — ее родного сына. И я сочту за честь быть им представленным.
После этого мне ничего не оставалось, как познакомить мистера Микобера с Уриа Гиппом и его матерью, что я сейчас же и сделал. Мать и сын, по своему обыкновению, начали подобострастно пресмыкаться перед ним, а мистер Микобер, сев на стул, подбадривал их с присущими ему любезными жестами.
— Друг моего друга Копперфильда имеет также права и на мою дружбу, — провозгласил мистер Микобер.
— Мы с сыном слишком маленькие людишки, сэр, чтобы быть друзьями мистера Копперфильда, — заявила мамаша. — Мистер Копперфильд были так добры, что откушали у нас чашку чая. Мы очень благодарны мистеру Копперфильду за оказанную нам честь, а вам, сэр, за ваше внимание.
— Вы очень любезны, мэм, — с поклоном ответил мистер Микобер и затем, обращаясь ко мне, спросил: — Что же вы поделываете, Копперфильд? Попрежнему работаете в виноторговле?
Мне очень не терпелось поскорее увести мистера Микобера от Гиппов, и я, взяв в руки шляпу, ответил ему, конечно при этом покраснев до ушей, что учусь в школе доктора Стронга.
— Учитесь? — переспросил мистер Микобер, удивленно подняв брови. — Чрезвычайно рад слышать это, хотя такой ум, как v моего друга Копперфильда, — прибавил он, обращаясь к Уриа и его матери, — в сущности, и не нуждается в обработке, которая была бы нужна ему, не имей он своего богатого жизненного опыта. Во всяком случае ум его представляет тучную почву, сулящую обильный урожай. Словом, я хочу сказать, — проговорил он с доверчивой улыбкой, — что ум Копперфильда способен постичь всю глубину классического образования.
Тут Уриа Гипп, медленно потирая свои длинные руки, весь ужасно изогнулся, как бы выражая этим свое полное согласие с такой лестной оценкой моего ума.
— Не отправимся ли мы к миссис Микобер? — предложил я, думая таким образом наконец увести его.
— Если вы соблаговолите оказать ей эту честь, — ответил, вставая, мистер Микобер. — У меня нет ложного самолюбия, — продолжал он, — и я прямо скажу в присутствии наших друзей, что мне пришлось в течение нескольких лет вести ожесточенную борьбу с финансовыми затруднениями… (я так и знал, что он скажет что-нибудь в этом роде, — ведь он всегда хвастался своими финансовыми затруднениями) — и вот, в самые тяжелые минуты моей жизни ничто не давало мне такого удовлетворения, как возможность изливать перед моим другом Копперфильдом все свои горести.
Воздав мне эту дань, мистер Микобер проговорил: «До свиданья, мистер Гипп! Мэм, ваш покорный слуга!» — и вышел со мною на улицу с величественным видом истого барина напевая модную песенку.
Мистер Микобер остановился в плохонькой гостинице, где занимал маленький номер. Повидимому, комната была расположена над кухней, ибо сквозь щели пола несло запахом кушаний, а на стенах виднелись серые пятна. Запах спиртных напитков и звон стаканов также постоянно напоминали о близком соседстве с буфетом. В этой-то обстановке застал я миссис Микобер. Она лежала на небольшом диване, над которым висело изображение скаковой лошади.
Мистер Микобер вошел к себе в номер первым со словами:
— Дорогая моя, позвольте вам представить ученика доктора Стронга.
Миссис Микобер была чрезвычайно удивлена, но вместе с тем очень обрадовалась мне. Я тоже был очень рад этой встрече. Мы с ней нежно поздоровались, и я сел подле нее на диване.
— Дорогая моя, — сказал мистер Микобер, — я не сомневаюсь в том, что Копперфильду очень интересно узнать о нашем настоящем положении. Так вот, вы ему обо всем этом расскажите, а я пока схожу просмотреть газеты, не подвернется ли в объявлениях что-нибудь, для нас подходящее.
— А я думал, мэм, что вы в Плимуте, — начал я как только мистер Микобер вышел из комнаты.
— Да, мы туда и направились, дорогой мой мистер Копперфильд, — ответила она.
— Чтобы там быть наготове, не правда ли? — намекнул я.
— Именно, «чтобы быть наготове», — согласилась миссис Микобер. — Но, по правде сказать, таланты не нужны в таможенном ведомстве, и влияние моих родственников не оказалось настолько сильным, чтобы устроить в это ведомство человека с такими способностями, как мистер Микобер. Там даже предпочитают не иметь подобного человека, присутствие которого могло как бы подчеркнуть ничтожество его сослуживцев. Не стану также скрывать от вас, дорогой мой мистер Копперфильд, что когда мои плимутские родичи узнали, что мистер Микобер появился со мной, маленьким Вилькинсом, его сестрицей и близнецами, они встретили его далеко не так радушно, как он вправе был ожидать, только что освободившись из долговой тюрьмы. Словом, между нами будь сказано, — добавила миссис Микобер, понизив голос, — нас приняли холодно.
— Боже мой! — печально воскликнул я.
— Да, как ни прискорбно, мистер Копперфильд, показывать вам людей с дурной их стороны, но я должна признаться, что нас приняли чрезвычайно холодно. В этом нет ни малейшего сомнения. Подумайте, мы не успели прожить в Плимуте и недели, как тамошние родичи уже начали наносить мистеру Микоберу просто личные оскорбления.
— Это не делает им чести, — с убеждением заметил я.
— Ну, так вот каково было положенье вещей, — продолжала свое повествование миссис Микобер. — При подобных обстоятельствах что мог предпринять человек с таким характером, как у мистера Микобера? Единственно — взять взаймы у этих же самых родичей и во что бы то ни стало вернуться обратно в Лондон.
