Я вернулся на позиции роты, вместе с Кадетом ворочали шпалы, которые развозили на машине. Зачем руками таскать? Трофейной техники у нас было больше, чем водителей. Сам сел за руль «Опеля»(в том мире я как раз закончил курсы и получил права), потыркался, помыркался, да и поехал, выбив лобовое стекло — фары не включал, а без стекла хоть что-то видно. Кадет бегал впереди, смотрел дорогу, чтобы я в яму или окоп не свалился. Потом мы только возили (я рулил, Кадет бегал) — ротный Степанов бойцов выделил, в качестве грузчиков. После шпал возили солому, сено, нарубленные ветки деревьев, развозили ящики с боеприпасами по позициям — Школеров забрал вообще всех шоферов. Потом я уронил машину в воронку, прибольно ударившись раненной грудью о баранку руля. Вытащить машину не смогли, хорошо пустые ехали. Слили топливо в канистру и бросили машину. Хотели сжечь, но отложили на утро — может получиться вытянуть.
Из-за удара о руль рана так разболелась, что плюнул на всё, пошёл к медикам. Там на меня долго ругались — швы разошлись. Зашили опять (на трезвую голову гораздо больнее), залили всё перекисью, засыпали стрептоцидом (наверное, он — желто-зелёный), забинтовали обратно, запретили возвращаться в строй, пообещали ближайшим эвакуационным транспортом вывезти в тыл. Ага, щас! Они, транспорты, под утро, самое раннее, вернуться, Я проспал до четырёх утра и сбежал проверять дозоры.
Спящими оказались только двое. Расстреливать не стал, но пропинал от души, доложил об этих уродах их ротному (хорошо они не из нашей роты оказались, сам сгорел бы от стыда).
Перестрелка на берегу почти совсем стихла. За всё время моего обхода не бухнула ни одна граната. Оказалось, комбат отвел наших на первую линию окопов, это немцы одни постреливали. Теперь между нами и немцами — только боевое охранение, а они спят, уроды.
Под утро нас ждал сюрприз — трактор приволок короткоствольную гаубицу. Расчёт развернул её прямо напротив моста, на высотке, окапываться не стали. Забили сошники, разгрузили снаряды, повалились спать кто — где. Чудные ребята. На что надеются? Жить не хотят?
Похолодало. Я замерз, как на морском дне. Вернулся на свою позицию. Кадет спал, как котёнок, свернулся калачиком на шинели, постеленной на земляной уступ в укрытии. Накрыл его ещё одной шинелью. Пусть поспит. А сам пошёл к Тарасовой яме — здесь у нас тыл.
Повара уже не спали, суетились у полевых кухонь под растянутыми от обрыва оврага до обрыва маскировочными сетями. Тут же они сделали укрытия — подкопав станы оврага, укрепили всё шпалами. Колодец выкопали на месте, откуда бил родник.
— Неплохо поработали, ребята.
— Угу, — ответил пожилой, в принципе мужик в белом переднике и смешном белом колпаке со странным отчеством Оскальдович, — По краям оврага ещё и окопы вырыли — тоже воевать будем. Как всех покормим, так в окопы и полезем. Что, Виктор Иванович, проголодался?
— И замёрз. Горячего чая бы выпил. А лучше — кофе. Где бы его только взять?
— Чудны дела твои, Господи! Главный старшина по трофеям и не знает, что у него в хозяйстве творится. Что, Тарас тебе не доложил? У нас же и кофе есть, и какао, и шоколад. Скрыть хотел?
— Не думаю. Не тот человек наш хохол, чтобы от меня скрывать, тем более такую ерунду. Вот ром — наверняка скроет, а в кофе он толка не понимает. Давай кофе! Тысячу лет не пил. А привык к нему, как к куреву. Бывало, кофейку хлебнёшь, закуришь, хорошо! После контузии ещё ни разу кофе не пил. А термос есть? Навари ещё. Полный термос. Помирать, так с кофе и песней. А, шоколад. Шоколад — только раненным. Он помогает, при потере крови. Понятно? Давай сюда две, нет, три плитки. У меня большая кровопотеря, а ещё дитё на шее. Что смотришь?
— Кадет, что ли?
— Ну, а кто? Ты не смотри, что он боец настоящий — ребёнок он ещё, растёт. А растущий организм, что раненный — сладкого требует. Ух, блин, блаженство! Ты откуда умеешь так кофе варить?
— Я поваром в ресторане работал.
— Что ушёл?
— Не я ушёл. Меня ушли. Воровать не давал.
— А так бывает?
— Да, все воруют.
— Это я знаю. Как ты мешал-то?
— Сообщил кому следует. А они ресторан закрыли. Столовую сделали — блюда стали, что помои, но продуктов уходило, как на мои. Я устроился поваром в столовую при райуправлении. А тут — война. На, вот, Иваныч, пожуй. Опять будешь носиться, как конь ошпаренный. Вчера утром только и ел. Неужели до сих пор есть не хотел?
— Хотел. Всё как-то некогда. То — то, то — это. Думаю, забегу по пути, закружился — забыл.
— Да, не дай Бог так жить, что пожрать не то, что нечего, а некогда. Ты жуй, жуй. С собой положить?
— Давай. Вместо гранат положу вот в эти карманы. Так, сюда — печенья.
— Галеты трофейные.
— Ага. А в банках что?
— Это — тушёнка, это — молоко сгущённое.
— Класс! Сгущёнку я люблю. А Тарас где? Спит?
— Задание командования выполняет. Жуткой срочности и секретности.
— А, я вспомнил. Ты вот, что. Запомни — если всё не совсем удачно сложиться — уходите на лесопилку. Знаешь где это?
— Проходили мы её.
— И тыловые службы все оповести. Там последний рубеж будет. Она же — точка сбора.
— Ну, Бог даст, всё обойдётся.
— Да, надеюсь. Но, твердо знаю — на Бога надейся, а сам всё делай, не жди никого.
— Это точно. Держи, Виктор Иванович. Термос, шоколад. Вот ещё сыра чуток я припрятал. А во фляжке твоей знаменитой что? Давай, коньяком и долью. Как не говори, а всеми этими богатыми трофеями тебе и обязаны.
— Спасибо. А на завтрак что будет?
— Гречка с мясом. Много мяса. Пополам почти. Получилось мясо с гречкой. Комбат приказал завтраком так накормить, чтобы до вечера о еде не вспомнили. А тут коров набило на нашем пути.
— Набило или набили?
— А какая разница? Раз бесхозные. Немцу оставлять жаль. Пусть ребята лучше поедят вдоволь. Посиди, покури, немного осталось. Вот, кофе подолью.
— Слушай, Антип. Имя у тебя — наше. И фамилия. А отчество такое откуда унаследовал?
— От бабки отца. Она род вела толи от шведов, толи от прибалтов. Из скандинавов, в общем.
— Так ты у нас горячий финский парень! Ох и велика Родина наша. И какая только кровь в русской не смешалась!
— Теперь вот немецкая добавиться.
— Не добавиться. В нас она всегда была. Мы же с полабскими славянами, пруссаками и прочими германцами раньше одним народом были. Ариями.
— Что ж воюем теперь?
— Самая злая драка меж братьями. Что в Гражданскую воевали? Вообще один народ по сердцу и уму раскололся. Брат брата убивал.
— Это — да! — сказал Антип Оскальдович и отошел к кухне.
Я курил на лавке за столом из свежих, ещё сырых досок, откинувшись на холодную стену оврага, закрыв глаза, наслаждаясь последними тихими минутами. Вдыхал аромат мясной, кофе, курил. Хотелось, чтобы тишина этим утром не кончалась. Но, уже начало сереть на востоке. Глянул на часы — скоро семь. Ещё час — и начнётся!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
