— Вы мне скажите твердо хотя бы одно: те слова, которые мы расшифровали сейчас, они-то бесспорны? Или какой-то другой ключ породит и совершенно другие слова? — спросил Релинк.
— Слова могут оказаться другими, — никак не реагируя ни на язвительность, ни на горячность Релинка, сухо отвечал Грозовский. — Однако у нас есть надежда, что получение отдельных и грамотно сложившихся слов свидетельствует о том, что мы ищем правильно. И наконец, мы уже третий раз получаем все ту же подпись “Грант”.
— Но она ведь не зашифрована и, может быть, даже умышленно дается открыто, чтобы… напомнить нам о капитане Гранте, детей которого описал Жюль Верн.
— Вы напрасно иронизируете, — все так же сухо сказал Грозовский. — Я уже просил, чтобы мне достали эту книгу на русском языке. Очень может быть, что именно в ней и кроется ключ шифра. В нашем деле все может быть.
— Читайте, но не впадайте в детство, — по инерции язвил Релинк, хотя он понимал, что Грозовский работает серьезно и знает свое дело.
— Я все же удивлен, что вы не можете получить пеленгирующие станции, — заметил Грозовский, вставая.
Релинк промолчал. Он сам был не только удивлен, но и возмущен. Только вчера он снова говорил об этом с Берлином, и ему категорически заявили, что станций он не получит, так как они нужны на объектах, которые поважнее. Так, кроме всего, ему дали еще и понять, что он сидит далеко не на самом ответственном мес-те…
Когда Элербек и Грозовский ушли, Релинк подумал со злостью, что еще одно воскресенье испорчено. О перехваченной передаче ему звонили сегодня в семь утра, а накануне он работал без перерыва шестнадцать часов. Сейчас он чувствовал тяжелую усталость, но знал, что заснуть днем не сможет… Позвонил генералу Штромму, адъютант ответил, что генерал в гостях. Релинк вспомнил, что генерал звал идти вместе с ним в гости к той местной немке, у которой они однажды уже были.
Отпустив машину, Релинк пошел пешком. Был мягкий весенний день, и, хотя дождя не было и стояло безветрие, воздух был сырым и холодным. Релинк поднял воротник шинели, глубоко засунул руки в карманы и зашагал быстрее.
На углу, где он должен был свернуть в переулок, стояли, разговаривая, два парня. Приближаясь к ним, Релинк наблюдал за ними с чисто профессиональной настороженностью. Ему не очень нравилось, что один из них держит руку в кармане. Релинк автоматически нащупал свой пистолет и продолжал спокойно идти. Он был не из трусливого десятка.
Увидев приближающегося Релинка, парни сошли с тротуара.
Релинк уже миновал их, как вдруг земля под его ногами продолжительно и судорожно вздрогнула и тот-час раздался такой могучий громовой раскат, что из окон углового дома посыпались стекла. В первое мгновение Релинк подумал, что рядом с ним разорвалась граната, и инстинктивно сделал прыжок в сторону. Оглянувшись, он увидел тех двух парней — они смеялись.
Релинк почти бегом вернулся к себе в кабинет и позвонил в военную комендатуру.
— Что за взрыв? — спросил он.
— По предварительным данным, на аэродроме, — ответил дежурный.
— Позвоните мне, когда все узнаете. Дежурный позвонил спустя пять минут.
— Сильный взрыв на аэродроме. Значительные потери в технике и людях…
Когда Релинк вместе с Цахом и Бульдогом приехали на аэродром, пожар еще бушевал, в серое небо упиралась стена черного дыма. Большой пролет маневровой бетонной полосы, возле которой стояли самолеты, был выворочен из земли. Вокруг валялись обломки догоравших самолетов. Поодаль рядком лежали трупы. Некоторые из них были в офицерских мундирах воздушных сил. Солдаты бестолково суетились возле охваченных огнем ангаров. Релинк сразу понял — диверсия. Огромная, хорошо подготовленная.
— Немедленно собрать все командование аэродрома, — приказал он Цаху и Бульдогу. — И ни один человек не должен уйти с аэродрома.
Прибежал полковник — начальник инженерной службы базы. Тучный, краснолицый, он задыхался после бега и с минуту стоял перед Релинком с раскрытым ртом, из которого вырывались только судорожные хрипы.
— Что скажете, полковник?
— Несчастье… грандиозное несчастье… — еле выговорил тот.
— Да что вы? Просто маленькое происшествие, и все, — издевательски заулыбался Релинк.
Полковник, ничего не понимая, пучил на него налившиеся кровью глаза.
— Покажите, где стояли самолеты, — приказал Релинк. Полковник подвел его к краю развороченной маневровой полосы.
— Часть стояла здесь с положенными по инструкции интервалами, а другие — там, — он показал на горящий ангар.
На том месте, где стояли самолеты, зияло несколько глубоких воронок. Было совершенно ясно, что эти воронки образовались от взрыва мин.
— Взрывы в ангаре и здесь произошли одновременно? — спросил Релинк.
— Сначала в ангаре и через три секунды здесь, — ответил толстяк.
Вернулся Цах, который доложил, что никого из главного начальства на аэродроме нет.
— Где они? Где ваши главные болваны? — заорал Релинк.
— Поехали в город… смотреть новый кинофильм… Сегодня воскресенье, — ответил полковник.
— Этот кинофильм они запомнят на всю жизнь, — сквозь зубы процедил Релинк и повернулся к Цаху. — Выходы с аэродрома закрыты?
— Так точно.
— До нашего приезда кто-нибудь уходил с аэродрома?
— Дежурные всех проходных и выездных ворот заявили, что, кроме начальства, с утра никто не покидал аэродрома.
— Вызовите сюда всех своих людей и начинайте строжайшее расследование. Я пойду в штаб базы. Идемте со мной, — приказал Релинк полковнику.
В кабинете командующего базой генерала Витиха все блестело. Генерал славился своей неистовой любовью к штабной чистоте и порядку. Релинк вспомнил ходивший во Франции анекдот, как генерал Витих, расположивший свой штаб в каком-то парижском отеле, распорядился вымыть здание пожарными брандспойтами внутри и снаружи. Сейчас Релинку хотелось взорвать этот сверкающий кабинет вместе с его хозяином. Однако надо заниматься делом, и Релинк с ненавистью уставился на потного полковника.
— Расскажите, как это произошло.
— Взрыв последовал в 12 часов 14 минут, — ответил уже пришедший в себя полковник.
— Где вы были в это время?
— Спал.
— Прекрасно. А кто-нибудь был на базе, кто помнил бы, что идет война, и находился бы на посту?
— Оперативный дежурный и его помощник.
— Позвать сюда дежурного, быстро. Явился дежурный.
Ходивший за ним полковник предусмотрительно в кабинет не вернулся.
Дежурный был сильно взволнован и перепуган, его бледное лицо подрагивало, китель спереди был заляпан грязью, а кисть левой руки была обмотана бинтом, промокшим от крови.
