– А где и когда случилось появиться на свет вам, Андрей Трофимович? – спросил один из гостей.
– Родился я 30 июля 1914 года в деревне Николаевке Козоньковского района на Днепропетровщине. В восемь лет умер отец. И вот после этого я три года вместе со старшим братом работал пастухом. Учиться вовремя не пришлось, – в нашей деревне не было школы.
– И все же, где пришлось доучиваться?
– Дело в том, что однажды в деревне появился учитель. Он меня самостоятельно подготовил. После его ликбеза я сразу же пошел во второй класс соседнего села и за год окончил сразу второй и третий классы. Затем без документа об окончании неполной средней школы пошел сдавать экзамены в техникум. Сдал испытания успешно, но приемная комиссия, узнав, что у меня нет соответствующего свидетельства, отказала в зачислении, но, посовещавшись, все же решила принять под условия испытательного срока. Я этот срок выдержал и преподавателей не подвел, – успешно закончил среднее специальное учебное заведение. Назначили меня работником в МТС, а потом – агрономом-семеноводом. Вскоре пришел черед службы в армии. Служба воинская понравилась, и только поэтому я поступил в танковое училище. Закончил его в 1936 году. Через два года, – в 1938 году, – был отобран и направлен в органы государственной безопасности. Кадровики-чекисты определили меня в военную контрразведку. После окончания полугодичных «Курсов оперативного состава» был направлен для службы в 1-й Отдел Центрального аппарата военной контрразведки. Поверьте, это время было тяжелое после «ежовых рукавиц» – репрессий, в которых одинаково было как гражданским лицам, так чекистам. Много попало под «ежовскую гильотину» и чекистов, – разведчиков и контрразведчиков. Мы понимали, что в стране делается что-то неладное, правда, потом все на короткое время успокоилось. Страна готовилась к войне, а то, что она придет к нам на нашу землю, не сомневался никто из моих сослуживцев. Слишком силен был противник, хотя если бы договорились союзники перед войной, и войны бы не было, и немецкий фашизм был бы задавлен в своем зародыше.
– А какие объекты, Андрей Трофимович, вам дали в обслуживание?
– Артиллерию предложили… Все управления и отделы центрального артиллерийского аппарата. Артиллеристов возглавлял в то время генерал Воронов, – прекрасный специалист своего дела, умница – профессионал, умеющий не только слушать подчиненных, но до конца их выслушивать. Он быстро – без проволочек, принимал соответствующие решения. И всегда в пользу просившего этой помощи. Это был скорее государственный деятель – мыслил масштабно.
Мне с ним не раз приходилось встречаться, беседовать при информировании по вопросам дисциплины, боевой готовности и агентурных поползновений со стороны противника. Надо сказать, он всегда прислушивался к докладам оперативных работников, хотя порой наша правда бывала солоноватой, – что поделаешь, она не всегда сладка!
А потом меня перевели на объекты ПВО Московской зоны обороны или, как его тогда называли, – ПВО Московского района. После чистки офицерского состава и ожидания войны в армии командование повело борьбу за жесткую дисциплину. Боролись с нарушениями режима секретности. Через свои возможности усилили контроль за уровнем поддержания в частях и подразделениях ПВО Красной Армии постоянной боевой готовности, – рассказывал ветеран. – И вот от офицеров из числа доверенных лиц стали поступать данные о недостойном поведении командующего средствами ПВО Московской оборонной зоны генерала Осипова. Стал я перепроверять информацию через другие негласные источники, – она подтвердилась. Пьянство и разгульный образ жизни, грубость с подчиненными и невыходы на службу по известной «болезни». Дошло до того, что даже местные политработники им были запуганы. Я доложил об этом своему непосредственному руководителю – начальнику 1-го отдела полковнику Болотину. Он прочел обобщенную справку и говорит мне: «Нет, своими силами мы его не перевоспитаем. Силенок не хватит. Я доложу товарищу Абакумову».
– Ну и что, доложил?
– А как же, это ж вопрос боеготовности! В армии он всегда на первом месте, тем более в то опасное для страны время – накануне войны, к которой готовилась гитлеровская Германия.
– И каково было решение?
– Виктор Семенович доложил об этих безобразных фактах Сталину. Как мне потом рассказывал начальник, Сталин неожиданно спросил у Абакумова: «А правдоподобна ли информация?» Виктор Семенович подтвердил, что она дважды перепроверена военным контрразведчиком, обслуживавшим войска ПВО.
– Проверьте третий раз и в случае подтверждения доложите, – приказал товарищ Сталин.
Когда я получил эту команду от самого главного в Кремле, то принялся с удвоенной энергией и утроенным усердием проводить «перепроверку перепроверки». Вскрылись дополнительные, нелицеприятные картины в поведении генерала.
После вторичного доклада Абакумова Иосифу Виссарионовичу генерал Осипов был освобожден от должности и разжалован…
– А какова дальнейшая судьба генерала?
– Знаю одно, его не судили, а с понижением отправили в войска. Как сложилась у него жизнь в дальнейшем, я не знаю. Я себя виновным за его судьбу не считаю, потому что промедление лучше ошибки. Генерал с такими замашками мог много горя принести своим подчиненным и боеготовности страны. Он ведь был ответственным за безопасность неба над столицей!
* * *
Андрей Трофимович говорил и говорил, вспоминая далекое прошлое, – и предвоенное, и военное, и послевоенное. Видно, ему приятно было общаться с людьми, говорившими на одном языке профессиональными терминами, – чувствовалось, что давно не общался с коллегами. Глаза у него совсем не слезились старчески, – это горели искорки, зажженные эмоциями и воспоминаниями нелегких минувших дней.
– А как насчет шпионов? Имели ли вы, Андрей Трофимович, отношение к проверке сигналов или разработке вражеской агентуры? – лукаво ухмыльнулся один из гостей.
Все заулыбались, прекрасно понимая, что, служа в Центральном аппарате военной контрразведки, офицер не мог быть в стороне от работы по вычислению вражеской агентуры.
– О, на этот вопрос у меня тоже есть, чем ответить, – заметил ветеран. – Было это в середине войны, а точнее, кажется в конце 1942 или начале 1943 года. Но я сразу хочу заметить, придумывать ничего не буду. С высоты своего приличного возраста я, друзья, заметил одну истину, что никогда столько не лгут, как во время войны, после охоты и до выборов.
Итак, мне приказали принять участие в розыске, а потом и в разработке двух немецких агентов Абвера, выброшенных на парашютах в районе Подмосковья. Об этом нам сигнализировала служба ПВО и местные жители, видевшие выброску парашютистов. Лазутчики несколько дней проблудили по болотам и лесу, но вскоре были вычислены и задержаны оперативной группой. Цель у агентов была одна, – внедриться в часть или штаб войск ПВО Московской зоны, собрать данные и возвратиться через линию фронта с выполненным заданием.
– Кто они были? – почти хором заинтересовались гости.
– При задержании один был экипирован в форму капитана Красной Армии, другой нарисовался в звании сержанта. У них мы отобрали фальшивые документы, оружие – автоматы ППШ и боеприпасы к ним. Подробности не буду вспоминать, многое выветрило время из головы, но за плодотворную работу в этой операции я был награжден орденом Красной Звезды. Вручал мне эту высокую правительственную награду в Кремле в 1944 году «всесоюзный староста» – Михаил Иванович Калинин. Вот так-то, мои дорогие гости.
И еще хочу подчеркнуть, – все же немец наших главных секретов не достал. В конце войны Гитлер признался своим генералам, что если бы он только знал о совершенстве оружия Красной Армии и о потенциале и масштабах действительной промышленной мощи СССР, то никогда бы не отважился на агрессию. В этом признании есть скорее выпад против своих спецслужб, не сумевших обеспечить Верховное военное командование стратегической информацией. А я понимаю гитлеровское признание по-другому, – в этом есть заслуга и нашей военной контрразведки, действовавшей в самые горячие годы войны под названием «СМЕРШ»…
– А дальше, где служили?
– До 1957 года прослужил в Центральном аппарате органов военной контрразведки на Лубянке. Потом предложили ответственный пост, – стать оперативником на строящемся Плесецком ракетном полигоне. Развивалось ракетостроение. Это был самый секретный род войск. Разведки противника проявляли неослабный интерес к местам запуска МБР, шахтным колодцам, тактико-техническим характеристикам наших ракет и прочее. Чекисты строго следили за соблюдением режима секретности. А кого туда направляли? – Естественно, артиллеристов в первую очередь. Меня посчитали тоже специалистом высокого уровня, – в артиллерии ведь «провоевал» не один год.
