Чего ожидать от человека, который решил остаться в заброшенной колонии, совсем один… Впрочем, этого старуха не говорила. Возможно, у нее есть спутник – другой старик, который остался вместе с ней, а сейчас заболел. Это бы многое объяснило.
Старуха брела по улице – впрочем, назвать это пространство между домами улицей можно было с натяжкой: она даже не была замощена, хотя по обеим сторонам имелись канавы-ливневки. Наконец старуха свернула то ли в какой-то проулок между домами, то ли в огород. Со своего места разглядеть Кира не могла. Она развернулась и поплелась обратно к челноку. Солнце припекало все сильнее; одежда под костюмом уже пропиталась потом, и Кира чувствовала исходящий от нее запах. Всего через пару часов жара начнется нестерпимая, а уж что будет в полдень, и думать не хочется.
– Как успехи, Кира? – поинтересовался Василь. Судя по тону, он не сомневался, что она впустую потратила время.
Кира остановилась у основания трапа и нарочито медленно начала расстегивать защитный костюм. Закончив, аккуратно сложила пластины и только потом подняла глаза на остальных. По коже под мокрой насквозь одеждой скользнул едва уловимый ветерок.
– Она продолжает настаивать, что мы не вовремя и что нам лучше вернуться завтра. Она думает, что мы прилетели убить автохтонов, потому что они убили поселенцев из второй колонии.
– Ты объяснила ей, в чем заключается наша миссия? – спросил Василь.
– Попыталась. Она не очень-то сообразительна, неграмотна и вдобавок, возможно, нездорова. На вид она очень стара, но как будто в ясном уме. Хотя сколько там этого ума…
Произнося эти слова, Кира ощутила укол вины. Действительно ли старуха глупа и безумна… или она, Кира, просто вымещает раздражение на человеке, который заставил ее чувствовать себя неуютно?
– Она не имеет права нам указывать, – сказал Василь.
– Если мы хотим, чтобы она пошла на контакт, мудрее будет выждать, – возразил Ори. – В каком-то смысле мы на ее территории. Она уже долго здесь живет. Говорю как антрополог…
Василь свирепо зыркнул на него, но тут Билонг театрально вздохнула, и внимание обоих мужчин переключилось на нее. В кои-то веки Кира была ей признательна – что угодно, лишь бы предотвратить очередную перепалку: Василь терпеть не мог, когда Ори называл себя антропологом, а не специалистом по оценке технологий.
– В этих костюмах слишком жарко. В нас все равно никто не стреляет – какой смысл страдать? – Билонг с подчеркнутой грацией начала расстегивать костюм.
Кира покосилась на военного инструктора – тот скривился, но ничего не сказал.
15
Благодаря Лазурному Офелия наконец поняла, что означало странное поведение одного из существ. Беременно; нужно гнездо. Офелия оглядела существо с головы до ног; она все еще не научилась отличать самцов от самок. Наверное, под их короткими набедренными повязками должны быть какие-то органы, но ее любопытство имело предел. Живот у существа, намеревающегося рожать, был вполне обыкновенный, а не раздутый, какой Офелия ожидала увидеть у будущей матери.
Чуть раньше существо вырыло ямку в высокой траве у реки, но остальные отговорили его от этой идеи. Офелия отчасти их понимала: большие кусачие твари, жившие в реке, могли сожрать детенышей. Овечий выпас находился на безопасном расстоянии от воды, но трава там оказалась недостаточно высокая: беременное существо беспокойно терзало землю когтями, разбрасывая вокруг пучки травы.
Несмотря на определенные успехи в общении с Лазурным, Офелия с трудом понимала, каким должно быть гнездо. Для чего там высокая трава – для мягкости? Она предложила беременной мягкую ткань – та выхватила охапку и швырнула в воздух. Остальные существа собрали одежду и вернули Офелии, пряча глаза, словно ожидая, что она рассердится. Офелия понимала, что сердиться не на что: если существо вот-вот родит, в его – ее? – раздражительности нет ничего удивительного. Высокая трава – чтобы спрятать детенышей? От кого? Лазурный показал в небо; Офелия задрала голову, но ничего не увидела. Лазурный развел руки, как крылья, и изобразил парящего хищника, который пикирует на малышей. В этом был смысл, но Офелия никогда не видела крылатых созданий такого размера, чтобы существам всерьез следовало их опасаться. Может быть, они тоже водятся далеко на севере?
Почему бы не рожать под крышей, в одном из домов? Она попыталась передать эту мысль жестами и несколькими рыками, которым научилась у существ. Лазурный уставился на нее во все глаза, и Офелия засомневалась, не ляпнула ли по незнанию какую-то грубость. Лазурный повел ее в центр, в учебный класс. Порывшись на полках, нашел интересующую его книгу. Офелия взяла ее. К этому она уже привыкла. Листать старые учебники ей было проще, чем Лазурному, особенно если догадываешься, что нужно искать… Ну конечно. В этой книжке рассказывалось про девочку, о которой заботилась тетя, пока мать уезжала на заработки в город.
Она полистала страницы в поисках картинки, которая, как она подозревала, интересовала Лазурного, – той, что он показывал ей уже много раз. На ней девочка махала матери на прощание, а тетя стояла рядом, положив руку ей на плечо. Стоило открыть нужную страницу, как Лазурный протянул коготь и постучал по книге.
– Я смотрю, смотрю.
– Цы. – Так Лазурный произносил «ты».
Он показал на тетю девочки – уже не в первый раз. Скорее всего, он имел в виду, что Офелия тоже приглядывала не только за своими детьми, но и за чужими, и это была правда.
– Да. Я так делала.
Он произнес звук, который Офелия теперь воспринимала как имя беременной, хотя сама никак не могла выговорить его правильно, лучшая ее попытка состояла из бульканья горлом, цоканья и покашливания: «Буль-цок-кхе». Затем он показал на уезжающую мать. Это было понятно: Буль-цок-кхе скоро станет матерью. Затем Лазурный снова указал на тетю и на нее, Офелию. Ей предстоит стать тетей для ребенка Буль-цок-кхе? К лицу прилила кровь. Возможно, это только почетный титул, но было приятно осознавать, что они ей доверяют.
– Нессто… – Лазурный обвел комнату рукой, явно имея в виду помещение. – Цы цё-цё.
Если Буль-цок-кхе обустроит гнездо здесь, то Офелия станет тетей? Это понятно, но… звучало скорее как требование, чем почетный титул.
– Цё-цё… – И еще одно непроизносимое сочетание звуков, которое Офелия попыталась повторить про себя, но язык лишь беспомощно скользил по нёбу в поисках правильного положения. Лазурный повторил слово несколько раз, пока она не решилась сказать его вслух. Он произнес слово еще раз, и она пыталась скопировать его произношение.
Когда у нее начало получаться лучше – в ее исполнении слово звучало как «тц-коу-кёррр», – Лазурный позвал остальных и коротко что-то сказал.
