— С чего ты так решил? — удивился Костров.
— Карту памяти из «мыльницы» цифровой забрали. Ее еще Верка покупала. Серьезное ворье же сейчас вещи из квартиры не тащит, тем более — карты памяти. Кроме этого Клееного.
— А кто тебе сказал, что у тебя работало серьезное ворье. Может быть, наркоши?
— Ты дверь мою помнишь? Хрена какой наркот откроет без ключей. И — фотоаппарат оставил, а память вынул?.. Клееный. Наверняка.
— Ну, допустим… И что ты от меня хочешь?
— Адрес мне его можешь раздобыть? Навещу его.
— Прямо сейчас?
— А чего тянуть?
— Может, подождешь? Я тут разгребу немного, вместе поедем.
— Да не надо, сам справлюсь.
— Ладно, позвоню в отдел. Наберу тебя позже. Жди… Ты где хоть сейчас?
— Дома.
— Угу. Жди, — повторил Миха и отключился.
* * *
Часть города, которую Марк не узнавал — или она его.
Он бросил «бэху» на Ткачей и пошел по неосвещенной улице, глядя на номера домов. Свернул направо. За спиной громыхали трамваи, катящиеся вдоль Невы. Начались «коттеджи» — так тут называли двухэтажные дома, построенные сразу после войны пленными немцами и финнами. Маленькие дворы, густо заросшие кустами и деревьями, летом создававшими иллюзию пригорода в бывшем фабричном районе. Грамотно сделанные — так, что даже в темноте их можно было прочитать при свете уличных фонарей и окон — лозунги на стенах домов: «Капитал сосет у рабочего класса!», «Пролетарий! Берись за оружие!» и «Революция — локомотив истории». Аритмичная кардиограмма старых рабочих кварталов, где, казалось, даже время остановилось.
Где-то в одном из здешних «коттеджей» жил Клёнов, специализирующийся на квартирных кражах вор по кличке Клееный. Сообщение от Кострова с адресом уголовника пришло к Марку, когда он, неспособный в приходе от «первого» сидеть на одном месте и ждать, выбирался со своего района. Прочитав адрес на экране телефона, Марк развернулся на ближайшем светофоре и надавил на педаль газа.
Клееному было за пятьдесят. Виртуоз своего дела, в одиночку взламывающий любые замки, имел свой почерк. Однажды, еще в советское время, он впервые унес из ограбленной квартиры семейный фотоальбом. Когда наступил век цифровых технологий, стал забирать ноутбуки, фотоаппараты или просто вынимать из них носители. Случилось, что его вычислили и при обыске обнаружили компьютер, жесткий диск которого был забит гигабайтами фотоснимков с изображениями десятков разных людей. Вопрос «Для чего тебе, придурок, чужие фотографии?» вор оставил без ответа и отправился на зону. Позже, через каналы, подпитываемые стукачами, выяснилось, что на зоне Клееный один раз разоткровенничался и в разговоре назвал себя художником. Рассказал, что он делает «полотно». Какой-то коллаж, состоящий из снимков незнакомых ему и друг с другом людей, несущий в себе смутный смысл и призванный восхитить прогрессивное человечество. Для этого, дескать, он и брал фотографии с места преступления.
— А мы-то думали, что он порнушку домашнюю собирает, — узнав о таких делах, пожали плечами опера в отделе, покрутили пальцами у виска и разошлись по делам.
Так что профи, вскрывший серьезную дверь и забравший из квартиры ноутбук и карту памяти из цифрового «Lumix’a», дал Новопашину вполне отчетливый вектор поиска. Теперь главное — застать Клееного у себя.
Марк посмотрел на неровные цифры, крупно нарисованные краской на стене дома. Кажется, здесь.
Над дверью единственного подъезда горела лампа, в свете которой был виден неновый домофон, заводской код, скорее всего, давно снят. Два этажа, шесть или восемь квартир. Все друг друга знают и чужаку в восемь вечера вряд ли откроют. Может, сказать, что он коп? Но нужно было пробовать. Марк приблизился и услышал за дверью торопливые шаги спускающегося человека. Ладно, хотя бы не придется неизвестно сколько времени торчать под домом.
Дверь открылась, Марк пропустил выходящего — невысокого мужика в возрасте в надвинутой на лоб черной бейсболке с надписью «FBI» — и, придерживая дверь рукой, шагнул в подъезд.
Шестая квартира — это второй этаж. Поднимаясь по крашеной деревянной лестнице, где стоял запах жареной картошки, Марк почему-то подумал о мужике в бейсболке. Быстрый взгляд настороженного зверя из-под козырька, небольшой ретро-чемодан в руке. Новопашин развернулся, бегом бросился вниз, выскочил на улицу. Увидел, как свернул за здание соседнего «коттеджа» удаляющийся мужской силуэт.
Стараясь шуметь как можно меньше, Марк побежал за мужиком.
Вон он, идет в сторону проспекта Обуховской Обороны. Действительно — чемодан в руке.
Уже почти догнав, Марк крикнул:
— Клееный, стой!
Глупо. Но мужик притормозил, развернулся, и Марк чуть не врезался в него на бегу.
— Клееный?
Мужик поднял бейсболку, открывая лицо. Вгляделся в Марка.
— Клёнов Юрий Арнольдович, гражданин начальник.
Его лицо было похоже на антикварную мебель — породистое, с легендой, благородно состарившееся. Но улыбка после «гражданина начальника», щелью расколовшая физиономию надвое, была блатной и открывала вид на плохие зубы.
— Куда-то собрался? — спросил Марк, кивнув на чемодан.
— В Кострому, тетку проведать, болеет. Чего-то завозился дома, то да сё, уже на поезд опаздываю, начальник.
— Билет покажи, — хмуро попросил Новопашин.
— Да что билет… — опять по-блатному заулыбался Клееный, но Марк не дал ему договорить.
Протянув руку, схватил Клееного за воротник куртки, другой нанес два быстрых удара под ребра, потом — еще два в солнечное сплетение.
— Ох-хо! — выдохнул Клееный.
Он попытался согнуться, но Марк, удерживая, тряхнул его за ворот.
— Ты что беспределишь, начальник? — просипел Клееный. — Всю батарею мне пересчитал. Вообще, вы в конец оборзели, фараоны…
— Квартира на Благодатной! — перебив его, негромко произнес Марк. — Вчера или в пятницу — заходил в нее?
— Да ты что, начальник! Отремонтируй бестолковку свою! Я уже отошел от дел!
— Взяли ноутбук и вынули карту памяти из фотоаппарата. Не ты?
— Слушай, отпусти воротник… Как только бакланы у кого-нибудь помылят камеру, вы сразу ко мне бежите. Несерьезно это как-то, гражданин начальник. Несерьезно и нечестно.
Не отпуская Клееного, Марк запрокинул голову назад, посмотрел на темное небо. Перевел взгляд на светящий холодным светом фонарь у угла дома. Сделал вдох, другой. Вновь начинающийся дождь закапал Новопашину на лицо. То, что происходило у него внутри — это не наркотики, вернее — не только наркотики. Марк почувствовал, как в него струей кипятка вливается ярость. Неожиданно для самого себя, схватив Клееного уже двумя руками, затряс его, как щенок теребит игрушку. Клееный даже не пытался вырваться или оттолкнуть его, с хриплым звуком болтая головой как поломанная кукла. Бейсболка слетела и укатилась куда-то в сторону. Шедшие по улице со стороны метро две девушки испуганно затормозили в метрах пяти от них.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
