— Гостомысл, сон даже дюже прост. Чтобы даже ты, невера, не сумлевался. Не смог толковать как-то иначе.
Олег покосился на посадника. Лицо у него было несчастное, явно хотел истолковать иначе, не получилось — прибег к последней попытке, рассказал на пиру, вдруг да кто-то повернет по-другому. Но как сговорились, талдычат одно и то же: дети Умилы будут в Новгороде, станут защитниками, укрывая от дождей, грозы, одаряя плодами...
— Быть по сему, — ответил Гостомысл с тяжким вздохом. — Только не знаю, как это случится. Я думаю, сон говорит лишь о возможности, а не о неизбежности. Рядом со мной сидит пещерник, который видит грядущее. Так вот их у него столько, сколько в лавке Спидмана штанов разных фасонов. Какое выберешь, такое и будет. Да и то еще не наверняка, ибо покупку по дороге могут отнять или украсть. Умилу ведь у меня умыкнул тать Рюрик, завез на остров Буян, держит в заточении. Сюда ему дорожка заказана!
Он сел, уставился в цветную скатерть. Справа старый русич легонько толкнул его в плечо, сказал с укоризной:
— Полно тебе, Гостомысл!.. Когда Рюрик вышиб из города варягов, ты сам величал его героем. Цепь золотую на шею надел! Когда отогнал ятвагов и рассеял их дружины, он тоже был для тебя умелым воителем. А когда без твоего благословения взял спелую девку, сразу — разбойник, тать!
Разговор за столом медленно возобновился, говорили теперь о вещих снах и видениях, вспоминали случаи. К Олегу обратился древний старец — старому хрычу возжелалось душеспасительной беседы, — заговорил с умилением о чудесах, предзнаменованиях, о милости богов, а сам весь трясся, слюни летели в тарелку. Олег извинился, мол, перепил с непривычки, встал и под стеночкой пробрался ближе к выходу. Между лопаток чувствовал пытливый взгляд посадника, но взгляд — еще не нож.
На дальнем краю стола, где сидели менее знатные, говорили об оружии, конях, воинских походах. И разговаривали проще, без учтивого величания.
— Сколько войска могут выставить варяги на этот раз? — выспрашивал молодой боярин. У него слегка дергалось красивое правильное лицо, от скулы шел глубокий рубец, прячась в негустую русую бородку.
— Больше, чем изгнали, — уныло ответствовал крупный заматерелый мужик с вытаращенными как у рака глазами, багроволицый, с толстым перебитым носом. Он ел быстро, кости трещали на крупных зубах. — А ведь едва-едва вышибли из города!.. Треть наших положили. Как справиться?
— С варягами можно сговориться, — перебил боярина слева костистый длиннорукий мужик с белой бородой и жесткими глазами. — Откупиться мира для! Пять тысяч гривен — и в город не войдут, поворотят обратно. А вот меря злобой пышет. Ей не монеты надобны — наши животы!
Когда отяжелели от еды, а питье едва не выплескивалось из ушей, один из знатных бояр поднялся, что-то прокричал, его не услышали за общим гвалтом, он вытащил огромный нож, ударил несколько раз по серебряному кубку. Зазвенело, на тонкой чеканке остались вмятины, царапины. Несколько голов нехотя повернулись к боярину, но тут же занялись своими разговорами. Боярин грохнул тяжелым кулаком по столу, посуда подпрыгнула, вино расплескалось по скатерти.
— Слушайте все! — заорал боярин. Лицо его стало красным от гнева. — Мы пили за здоровье Гостомысла, желали счастья его древу, пили за его знаменитого пращура — посадника Атвинду, пили за героя земли новгородской Буривоя — отца Гостомысла, но не пили еще за Отечество!.. Только у нас, ильменских словен, возможно такое непотребие. Два ляха сойдутся — тут же пьют за Отчизну, а три — уже льют слезы о Великой Ляхетии... А мы же, мы!.. Лучшие люди клали головы, а мы все черт-те о чем!.. Предлагаю наполнить кубки и чары, встать... и взглянуть, какая свинья села своим поганым задом на мою бобровую шапку, которую я оставил где-то на лавке!
Гости, что уже стояли с кубками в руках, начали смущенно оглядываться. Зазвенели кубки, вино полилось на одежды, на пол. Гостомысл встал, за спинами гостей прошел к Олегу, сказал горько:
— Новгород!.. Даже говоря об Отчизне, каждый блюдет свой карман. Весь народ перевели в торгаши!
— Всякие города нужны, — сказал Олег. — А сон-то был вещий?
Гостомысл остро взглянул из-под насупленных бровей:
— Нам-то что?.. Рюрик далеко.
— Его можно призвать, — напомнил Олег. — Новгород сейчас без князя, а Рюрик бивал варягов! Его знают те и эти. И меря поутихнет, ярая слава Рюрика далеко простерла соколиные крылья.
Они прохаживались взад-вперед в соседней палате. Некоторые гости, покинув стол, тоже шушукались кучками, остальные пировали по-прежнему, холопы носились со всех ног, таскали сладкое.
Гостомысл сказал внезапно:
— Вон к нам направляется Прибыслав, у него нюх на все новое. На днях его жена сбежала с хлопцем, который служил у него приказчиком.
Прибыслав, осанистый мужик с разбойничьими глазами и серьгой в левом ухе с крупным диамантом, поклонился еще издали:
— Гостомысл, что будем делать с твоим сном?
— Счaстье тебе, Прибыслав, — ответил Гостомысл с достоинством. — Слышал я, женка твоя сбежала с приказчиком?
— Не жалко, как раз собирался его увольнять. Ты лучше скажи, будешь Рюрика звать на княжение аль нет? Твой сон ведет к тому!
Гостомысл бросил на Олега многозначительный взгляд, и тот невольно восхитился купчиной, который так молниеносно выстроил цепь причин и следствий.
— Не знаю, — ответил Гостомысл с напускным равнодушием. — А что?
— Да вроде бы нам чужаки ни к чему, — сказал Прибыслав сердито. — Набегут всякие! С ними же совсем не будет жизни честным людям!
— Так то честным... Тебе-то что?
Прибыслав оскалил желтые зубы, однако сказал уже более мирно:
— Но ежели чего, дай знать. Рюрик не совсем чужак, но с ним явятся чужаки. Я хочу знать заранее, это мой город!
Он подмигнул хитро, быстро отошел в сторону. Гостомысл проводил его долгим взглядом, шепнул Олегу:
— У него двенадцать постоялых дворов, тридцать две корчмы, табуны коней на выпасе, склады ломятся от овса... Да он за Рюрика с войском обеими руками! Нигде выгоду не упустит. И с бабами везет старому черту.
— Но... от него же сбежала жена?
— В том и везение!.. Другую возьмет, получше. Если захочет.
Гостомысл ухмыльнулся, на миг став похожим на удалого ушкуйника, каким Олег его знал полста лет тому.
— Отдыхай, отче... Ты ведь постарше меня? Я даже не пытаюсь узнать на сколько — оторопь берет. Голова кружится, будто заглянул в бездну. Отдыхай, а я переговорю с боярами. Кого-то все одно придется звать на княжение: то ли киевского князя, то ли хазарского кагана. Есть такие, что хотят немецких рыцарей, свеев. Нужна сила, дабы защитила Новгород!
Внизу гулял и гремел весельем нижний поверх терема и даже весь двор. У Гостомысла ежели гуляют гости, то гуляют и холопья. Пляски, песни, веселые гудошники; кто-то вывалился на крыльцо, грубо ткнув Олега, пышущий румянцем, разгорячившийся от обильной еды, хмельной, начал шумно мочиться прямо с крыльца. Олег дал по шее, и гуляка рухнул лицом в парующую лужу.
