Позвольте, профессор, – вмешался генерал-полковник Гришин, – но ведь ваша фамилия стоит под заключением авторитетной комиссии о сейсмической безопасности этого района!
Моя фамилия там имеется, – спокойно согласился тот. – Но поставил я ее тогда, когда на месте этого огромного водохранилища была только лужица. Новое озеро создали, пас, меня, по крайней мере, не спросясь.
Нас, между прочим, тоже, – буркнул Юрий Александрович.
Он уже сердился на себя за этот выпад в адрес профессора. Сейчас не время пикироваться. Надо решать, как выйти из создавшегося положения.
Так что, Евгений Александрович, здесь мы с геологами солидарны, – снова заговорил профессор Князев, обращаясь к Федорову. – Плотина рухнет. Плюс-минус несколько часов – в данном случае роли не играет. Необходимо блицрешение и такие же молниеносные меры.
Но ведь тогда вода упадет на Рубежанск! – растерянно проговорил, переводя взгляд с одного на другого, Черных. – Семьдесят тысяч жителей! Когда же мы успеем? За четыре часа! Пусть даже сутки!
Прежде чем вода достигнет Рубежанска, она разрушит атомную электростанцию, – жестко сказал Федоров. – Об этом ты забыл? И суток нам вовсе не обещают. Плюс-минус… Ты слышал?
Забыл, – виновато улыбнулся секретарь. – Это еще страшнее…
Минуту-другую все молчали, подавленные услышанным и теми картинами всеобщего разрушения, радиоактивного хаоса, которые услужливо подсунуло им воображение.
– Эвакуация отпадает, – решительно сказал Федоров. – На нее у нас просто нет времени. Объявляю в зоне озера и возможного сброса воды чрезвычайное положение. Необходимо сейчас же сообщить в Каменогорск и в оба ваших района. Создаем здесь оперативный штаб по борьбе с возникшей опасностью. Вы, ученые, думайте, как ослабить напор воды на перемычку. Срочно свяжитесь с Руоежанском, гоните сюда самосвалы с бутовым камнем из Хайдар-Кулу. А вы, – обратился он к председателю райисполкома, – то же самое возите от себя. Идите в соседние кабинеты и поднимайте в районах тревогу. Тревогу, а не панику!
Первый секретарь райкома партии и его сосед торопливо покинули помещение.
Это даст эффект, Евгений Александрович, только в том случае, если мы уменьшим уровень воды в озере, – заговорил геолог. – У нас просто не хватит времени…
Верно, – согласился Федоров. – А чтобы вернуть воду в прежнюю реку, по которой она уходила по ту сторону хребта…
Необходимы двое-трое суток землеройных работ, – ответил геолог.
А что скажут наши военные друзья? – повернулся секретарь обкома к молчащим пока генералам.
Насколько мне известно, водохранилище ограждено не одной этой плотиной, – произнес генерал-полковник.
Их несколько, – пояснил Гаджи Магомедович, – и разной высоты.
Самая большая – вот эта. Она закрывает вход в Рубежанскую долину, – уточнил начальник обсерватории Плотников. – Следующая по высоте – ваша…
Как так «наша»? – спросил Юрий Александрович.
Она у входа в долину реки Тигоды, – сказал Алиметов. – Там, где позиции ракетной части майора Макарова.
Погодите, – остановил его Гришин. – Пусковые установки расположены на нижних отметках?
Кажется, не все… Пункт управления, например, стоит довольно высоко. Впрочем, сейчас уточним.
Что вы придумали, Юрий Александрович? – спросил Федоров, с надеждой прислушиваясь к разговору генералов-ракетчиков.
Еще не придумал, да и власти моей здесь маловато, – отозвался генерал-полковник. – Но другого выхода пет. Надо взрывать…
Что взрывать?! – в один голос спросили начальник обсерватории Плотников и секретарь обкома. Оба специалиста промолчали, видно, как и Алиметов, они сразу уловили идею.
Перемычку в долине Тигоды.
А ваши «штучки»? – спросил Федоров. – Что будет с ними?
Для нас это ЧП. Ну что ж… В аварийном порядке снимем караулы, уберем из долины людей, а сами «изделия» не пострадают – они надежно укрыты в шахтах. Только вот один я решить сие не могу. Власти мало. Ведь целую часть выводим из состояния боеготовности. Тут нужна санкция Министра обороны, нашего Главкома. Есть чем взрывать?
В теле плотины остались колодцы, которые можно использовать для закладки зарядов, – подсказал главный геолог. – Это может сэкономить немало времени.
Тогда к вертолетам! – распорядился секретарь обкома. – Оттуда я свяжусь через Каменогорск с Центральным Комитетом. Одновременно дам указание немедленно привезти по воздуху взрывчатку и взрывников к перемычке. А вы, Юрий Александрович, запросите Москву, обрисуйте командованию обстановку, сообщите наши соображения. О том же самом я проинформирую Центральный Комитет. Угроза небывалая… Не будем мешкать, товарищи. В машину!
60
В дверь постучали.
– Входите! – крикнул командир эскадрильи.
На пороге возник дежурный повар, техасец Эдвард Кэнтуэлл, записной хвастун, как все его земляки, и балабол из Остина.
Прошу извинить меня, сэр, – сказал Эдди, вытянувшись в дверях. – Но я собираюсь готовить обед. Вы останетесь отведать лучшее блюдо, какое только можно приготовить в этом штате?
А чем вам не по душе этот штат, Кэнтуэлл? – стал заводиться капитан Хукер.
Я этого не говорил, сэр, извините, сэр. Мне хотелось узнать у командира, окажет ли он мне честь, отобедав с боевым расчетом. Или у вас другие планы, сэр?
Обедать у вас будет капитан Хукер, Эдди, – улыбнувшись, сказал майор. – Он еще больший знаток кулинарии, нежели я. А меня заберет на обратном пути командир крыла. Надо слетать в другие наши отряды. Так что на меня не рассчитывайте.
Очень жаль, сэр, благодарю вас, сэр, – забормотал, переходя на техасский выговор, Кэнтуэлл и, пятясь задом, покинул кабинет.
Тейлор и Хукер снова остались одни. Джордж внимательно глянул на заместителя, к которому было у него двойственное отношение. С одной стороны, он ценил служебное мастерство Хукера. Капитан еще в бытность первым номером неизменно оказывался победителем на испытаниях по отработке запуска ракет. У него уходило на эту операцию гораздо меньше времени, чем у его сослуживцев. Да и в общих вопросах, пока разговор не заходил о русских или неграх, Генри Хукер был толковым собеседником. Он знал американскую литературу, особенно творчество Уильяма Фолкнера, поэзию Эмерсона, Topo и Лоуэлла. Неплохо освоил и труды Джефферсона, Пэйна, Франклина, Бенджамина Раша, свободно цитировал Уильяма Джемса, отца американского прагматизма, не уставая повторять вслед за философом, что «каждое великое учреждение является само по себе средством коррупции – независимо от того добра, которое оно может принести». Генри Хукер изучал философию в Джорджтаунском университете и имел ученую степень. А с другой стороны, он был законченным расистом и, как все они, примитивным и пошлым человеком. Почему это могло уживаться в Хукере, Джордж не мог понять, хотя и пытался разгадать парадоксальный выверт личности капитана.
Сам Джордж с детства воспитывался по-другому. Давно прозревший на этот счет отец постарался внушить сыну, что именно расизм, как зловещая ржавчина, разъедает американскую нацию.
– Всегда помни, Джордж, – говаривал Тейлор-старший, – что самое глубокое потрясение Америки за всю ее историю – гражданская война Севера против Юга – возникло на расовой основе. Вспомни Германию времен Гитлера. Нацисты, разделив собственный народ, взвалили на евреев мыслимые и немыслимые беды. И сумели в кратчайший срок добиться ожесточения нации, превратили Германию в коллективного убийцу и погубили страну. Борьба с расизмом, сын, должна быть всегда последовательной и бескомпромиссной. Фальшь и лицемерие неизбежно выйдут боком тому, кто к ним прибегает. Тот же Джон Кеннеди заявил публично, что хотя прошло сто лет со дня освобождения рабов президентом Линкольном, однако потомки – их внуки – не полностью свободны… И что наша страна не будет полностью свободной, пока не будут свободны все ее граждане. Красивые и правильные слова. Они обеспечили Кеннеди признательность черных избирателей. Но сам президент после этого заявления встретился негласно с Мартином Лютером Кингом и сообщил ему, что дал указание вести за его деятельностью тщательное наблюдение. А ведь Кинг ни в коей мере не был «подрывным элементом», он всегда выступал за согласие черных и белых, предлагал им сесть на красных холмах Джорджии за стол братства. Но Кеннеди ловчил, и зло, порожденное его скрытым расизмом, настигло президента в Далласе.
Ты хочешь сказать, что…
Нет-нет, я ни в коем случае не допускаю мысли об участии в этом убийстве негров. Просто сработал закон вытеснения добра злом. Джон Кеннеди позволял злу возникать рядом с ним. Вот оно и уничтожило защитный барьер добра.
… Джордж Тейлор помнил заветы отца и не первый раз затевал подобного рода разговоры со своим заместителем. Это входило и в его командирские обязанности, ибо майор нес личную ответственность за нравственную атмосферу в эскадрилье, в которой было достаточно негров. После Вьетнама американская армия была настолько деморализована, престиж службы настолько упал, что возник острый дефицит новобранцев, которыми необходимо было пополнять ее ряды. На вербовочных пунктах пришлось резко снизить требования к наемникам, принимать тех, кто рассчитывал пересидеть в армии период инфляции и безработицы, зачислять в вооруженные силы и представителей национальных меньшинств. Но с годами Пентагон получил возможность перейти к более строгому отбору тех, кто желал заключить контракт. Сейчас уже почти все новобранцы имели приличное образование и получили «коэффициент интеллектуальности» выше среднего. Количество негров, зачисляемых на службу, сократилось до одной пятой. Но в южных штатах их число доходило до одной трети, в основном это были рядовые и сержанты. Не случайно и на базе Мэсситер соотношение белых и негров было таким же. Поэтому офицер-расист не имел здесь особых шансов, хотя взгляды, подобные тем, какие исповедовал Хукер, в узком кругу высказывал не только он один.
