Скорее всего, Марк Аврелий считал своего мальчика нормальным ребенком, потом юношей. Он любит петь и танцевать? Молодости позволено. Не очень стремится к наукам, предпочитая им выступления гладиаторов и циркачей? В его возрасте простительно. Правда, такие пристрастия не назовешь изысканными, скорее они присущи плебсу с его ограниченными инстинктами, но придет время, и они сменятся серьезными обязанностями. Судьба лишила Марка Аврелия многих сыновей, ну как тут не гордиться и не радоваться, глядя на красивого, здорового мальчика. А Коммод, по описаниям современников, и в самом деле был красив: высокий, хорошо сложенный юноша с правильными чертами лица, блестящими глазами, золотистыми вьющимися волосами. Таким описали сына Марка Аврелия, когда тот в возрасте 19 лет унаследовал отцовскую власть.
Он был одним из самых молодых императоров в истории Древнего Рима. Моложе его оказался лишь один Нерон. Немного понадобилось времени, чтобы современники убедились — не только это обстоятельство делает их похожими.
ОТ ДУНАЯ ДО РИМАК моменту смерти Марка Аврелия война с племенами за Дунаем еще не была закончена, хотя уже не вызывала сомнения победа римлян. Требовалось потратить еще года два-три на то, чтобы окончательно закрепить результаты этой победы, чтобы труды покойного императора и огромные жертвы римлян не пропали даром. Марк Аврелий именно для того и захватил сына с собой на войну, чтобы подготовить его к продолжению начатого дела, обучить воинскому искусству, ознакомить с особенностями войны в придунайском регионе и опытными полководцами. Умирая, цезарь надеялся передать дело управления державой в надежные руки. Как же он страшно ошибся! Буквально за несколько месяцев задунайским племенам были возвращены все территории по ту сторону реки, отвоеванные римлянами с таким трудом. Теперь граница была установлена по реке, как это было до войны.
Итак, первым решением молодого цезаря стало заключение мира с неприятелем. Тем самым Коммод нарушил завещание отца, не принял во внимание протесты высших сановников Рима и крупных военачальников. В качестве причины такого» решения привел угрозу заговоров и покушений в самой столице. На деле же все сводилось к желанию молодого цезаря как можно скорее покинуть эти дикие края и вернуться к утехам большого города. На военном совете в Виндобоне прозвучали знаменательные слова Клавдия Помпеяна, двукратного консула Римской империи, ближайшего соратника покойного императора и заслуженного полководца. К тому же Клавдий был шурином самого Коммода — его женой была Луцилла, старшая дочь Марка Аврелия, овдовевшая после смерти Луция Вера, — то есть можно сказать, что Клавдий был членом императорской семьи. Полагаясь на родственные связи с императором, свои заслуги перед Римом и большой авторитет в армии, Помпеян заявил: он понимает и разделяет чувства молодого цезаря, его стремление поскорее возвратиться в столицу, но нельзя забывать: Рим там, где находится цезарь, так что нечего бояться покушений в столице, а вот резкое прекращение войны перед самым ее победным окончанием наверняка пойдет на пользу неприятелю, варвары обнаглеют и воспрянут духом. В то время как первой заповедью нового государя империи является их окончательное покорение и перенос границ империи до самого Ледовитого океана!
До нового императора не доходили никакие доводы. Мирный договор с варварами был заключен с непристойной поспешностью. Внешне условия договора были вроде бы весьма строгими для маркоманов и квадов, а также для их союзников. Им запрещалось приближаться со своей стороны к Дунаю с оружием в руках, они были обязаны платить Риму дань зерном и поставлять вооруженные контингента, не имели права вести войн с соседями без согласия Рима, а на всех их военных советах непременно должны присутствовать римские офицеры. Но были ли гарантии, что все эти условия станут выполняться?
Вот так были безвозвратно потеряны земли современных Чехии и Словакии, которые Марк Аврелий планировал сделать двумя римскими провинциями. И произошло это по бездумному решению 19-летнего недоросля, мечтавшего лишь о театральных зрелищах, певичках, гладиаторах, девицах, танцах и вообще развлечениях. Как тут не вспомнить пресловутые споры о роли личности в истории? Одни выражают сомнения, что один человек может сыграть хоть какую-то роль в историческом процессе, другие склонны эту роль всячески преувеличивать. Так вот перед нами конкретный случай. Трудно не заметить, что судьбы Европы, а может, и всего мира сложились бы совсем по-иному, если бы Рим встал несокрушимым бастионом к северу от Дуная. Население тех земель благодаря Риму подверглось бы романизации по образу и подобию Франции, Италии, Испании, а высочайшая к тому времени средиземноморская культура распространилась бы еще дальше к северу, дойдя, возможно, и до племен по Висле и Одеру. Наступившее затем великое переселение народов тоже происходило бы по-другому, и, скорее всего, его последствия не стали бы такими катастрофическими для Рима. Некоторые современные историки пытаются оправдать Коммода, уверяя, что затраты на завершение войны стали бы для Рима непомерной тяжестью, к тому же в стране еще свирепствовала эпидемия. Не следует, однако, забывать о том, что главные расходы на войну уже были произведены Римом, а что впустую — так по вине Коммода. Если же оценивать события исходя из государственных интересов Римской империи, следует вывод: в 180 году Коммод нанес своей родине непоправимый ущерб.
В самом же Риме при известии об окончании войны и возвращении императора с армией воцарилось всенародное веселье. Вряд ли стоит удивляться этому. Долголетняя война на Дунае ложилась тяжким бременем на плечи всех граждан империи, и многим из них было непонятно, с какой стати нужно терпеть бедствия из-за этих далеких, холодных, чужих земель. Редко кто понимал, к чему приведет отступление от планов Марка Аврелия. Римляне радовались, что в столицу возвращается цезарь. Причем какой! Молодой, красивый, который любит все то, что близко сердцу простого римлянина. И как он отличается от старика отца, сурового и сдержанного, который даже гладиаторов посылал воевать с варварами, вместо того чтобы заставить их умирать на потеху публике в боях на аренах римских амфитеатров!
Живший в те годы греческий историк Геродиан так описывает возвращение Коммода с войны:
Весь путь от Дуная до Рима Коммод проделал с чисто мальчишеской поспешностью. Города, через которые пришлось проходить, он пролетал молниеносно, хотя толпы народа приготовились его встречать и приветствовали с положенной императору преданностью. Когда он приблизился к Риму, сенат и все жители города вышли ему навстречу, торопясь первыми увидеть цезаря. В руках людей были лавровые ветви и расцветшие в ту пору цветы. И так толпами они устремлялись далеко за пределы города, в нетерпении поскорее узреть молодого, великолепного цезаря. Приветствовали его от чистого сердца, ведь он родился в их городе, вырос среди них и был третьим в роду правящей династии.
Вот так, среди ликующих толп, радостных возгласов, осыпаемый цветами въезжал в Рим в 180 году молодой император. И кто мог тогда предполагать, что приветствует народ достойного наследника не благородного Марка Аврелия, а самых изощренных вырожденцев в истории Римской империи — Калигулы, Нерона, Домициана?
ЛУЦИЛЛА, КРИСПИНА, МАРЦИЯПоначалу дела вроде бы шли неплохо. Император царствовал, государством управляли опытные советники и военачальники. Царствовал в данном случае значит — время от времени участвовал в необходимых церемониях, если они не очень мешали ему развлекаться и предаваться излюбленным занятиям. А занятия эти были самого низкого пошиба: оргии, азартные игры, уличные потасовки и бесчинства, состязания на колесницах и, разумеется, бои гладиаторов. Если выразиться на принятом сейчас языке, этого императора интересовали лишь секс и спорт, если к последнему можно причислить драки и присутствие на спортивных соревнованиях. Фаворит цезаря, прислужник Саотерос, стал пользоваться неограниченной властью. Чтобы никто не сомневался в том, как он дорог императору, во время триумфального въезда в Рим император велел своему любимцу сесть рядом с ним на раззолоченную колесницу, и на глазах всего народа император и его раб взахлеб целовались.
Политики, которые в то время стояли у кормила власти, ничуть не смущались таким положением, оно их даже устраивало. Недальновидные люди, видимо, считали, пусть уж лучше этот глупый юнец предается разврату и забавам и не вмешивается в государственные дела, иначе по молодости и глупости наломает дров. Он и без того уже немало их наломал, добровольно отказавшись от земель за Дунаем, отвоеванных у варваров его отцом. Таким образом, молодой цезарь, не зная препятствий, предавался своим утехам, — а окружающие повторяли ту же ошибку, которую в свое время допустили воспитатели и опекуны молодого Нерона. Как здесь не повторить в который раз: если история и учит чему-нибудь, так только тому, что люди ничему не научатся.
