Снег продолжает падать. А я встаю. Поднимаясь, отчетливо вижу этих людей – бородатый мужик и хрупкая трясущаяся женщина.
Ей холодно, что ли? А мне – нет.
Напоровшись взглядом на свое все еще находящееся внутри покореженного автомобиля неподвижное тело, напряженно застываю. Недоумеваю недолго. Трясу головой. Не больно. Легко так... Хорошо.
Игнорируя суету и крики, разворачиваюсь и иду.
Куда?
Кто-то чертит и освещает мне путь.
– Держись… Держись, мать твою… Мать… Ты не умрешь… Не сегодня…
Все это остается позади.
Глава 54
Мой дом – это она.
© Кирилл Бойко
В какой-то момент пространство вокруг меня дергается и начинает рябить. Я моргаю и на миг притормаживаю. Резко отбрасывает назад. Силюсь открыть глаза, только чтобы остановить вернувшуюся боль. Когда, наконец, их распахиваю, ничего не вижу. Пляски в темноте.
– Порядок, порядок… Немного потерпи, парень… Совсем чуток… Главное, дыши…
Но что-то не позволяет вдохнуть. Едва я это делаю, тело сковывает такой болью, пережить которую, кажется физически невозможным. Только от нее кончаюсь.
Я будто куда-то под землю проваливаюсь. Только там ничего нет. Пустота. И я лечу. Сначала вниз, а после – вверх. Пока в какой-то момент перестаю что-либо ощущать.
Когда в следующий раз разлепляю веки, меня ослепляет солнце. Оно такое яркое, что не сразу удается привыкнуть. Глаза слезятся. Раз за разом моргаю, но движения словно замедлил кто. Сил нет ускориться. Поэтому в какой-то момент просто смыкаю веки и застываю.
– Снова остановка… Дефибриллятор! Сто пятьдесят! Отойти всем! Разряд!
Мир вокруг меня затягивает очередной вспышкой света. А потом все резко исчезает. Я начинаю идти, прежде чем понимаю, куда и зачем. И вдруг вижу Чару. Радость захлестывает так же резко. С облегчением выдыхаю и направляюсь к нему. Пересекаю зеленую лужайку, чтобы выйти на баскетбольное поле.
Ништяк, погоняем сейчас...
Не сделав и трех шагов, в недоумении торможу. К Чарушину, опережая меня, подбегает какой-то мелкий пацан.
– Круто у меня получилось, пап? Круто?
В этот момент понимаю, что сплю. Ибо какие, на хрен, дети?
– Почти трехочковый! Молодец, сын! Как же я тобой горжусь!!!
– Безмерно?
– Безмерно!
– А я тобой!
За грудиной разливается жар. С трудом вдыхаю и продолжаю ошарашенно наблюдать за происходящим. А вот меня походу не видят.
Что за сон без моего участия? Как же тупо бродить тут, как приведение.
– Мама не будет ругаться, если мы еще чуточку задержимся? – спрашивает мелкий.
Чара смеется. И этот звук, блядь, точно такой же, как обычно. Тогда почему у меня ощущение, что я нахожусь в бреду?
– Проверять не будем, Кир.
Решаю, что заметил меня. Ко мне обращается… А оказывается, что снова к пацану. Сказав это, Чарушин подхватывает мальца на руки. Держа путь к дому, так и не взглянув на меня, проходит совсем рядом. Едва не чиркает плечом.
Что за херня?
– После обеда обязательно выйдем еще, сын…
Голос Чары стихает, когда мой мир вновь начинает трясти.
– Отойти! Разряд! Еще разряд!
– Вот тебе и Новый год…
– Разряд!
Какая странная комната… Мало того, что все удушающе розовое, так еще – кружева, воланы, рюши, банты… Слепит едва ли не меньше солнца.
– Не так… Не так… – ноет девчонка лет трех. – Мама делает не так!
– Конечно, иначе. С волосами – папе равных нет. Ну, круче же получается! Посмотри? – увещевает малявку сидящий за ее спиной Филя.
– Нет, не круче! Некрас-си-во…
– Ладно, ладно… Я переделаю, только не плачь, – стягивая с головы вредной сопли такие же розовые, как и все пространство здесь, резинки, принимается по новой ее старательно расчесывать. – Выше или ниже?
– Выше, конечно! Вверх!
– Понял…
Смирившись с этими странными сновидениями, я уже ничему не удивляюсь. Ржу, потому что не могу сдержаться. Ну, в любом случае на меня ни Филя, ни малая не реагируют. И… После ярких бликов огромных ламп я оказываюсь в другом помещение. Первым делом радует, что здесь нет того душного розового взрыва. Обычная гостиная в спокойных тонах. Направляюсь к дивану, пока не замечаю у окна Тоху. Он… Он, блядь, зажимает одну из Чариных сестер. Ту самую противную – младшую.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Нет, все, конечно, в курсе, что у Шатохина повышенный уровень блядства. Ебет все, что с сиськами. Но, сука, Чарушины – это святое. Хуже всякого богохульства то, что он сейчас вытворяет.
– Мужик, ты вконец ебанулся? – вырывается у меня, когда Тоха наклоняется и смачно всасывается Маринке в шею. – Остановись, блядь. Харэ!
Только ни он, ни она меня не слышат. При мне же заваливаются на диван.
Мать вашу, меня словно нигде нет… Разражаюсь от бессилия матами.
Необычайно яркий луч солнца проникает в дом и, словно лазер, проходится по возящейся в цветных подушках парочке. Скользнув по кольцу на безымянном пальце Тохи, остро слепит меня.
Дорога. Родная объездная. Я за рулем. Отлично. Можно выдохнуть. Взгляд машинально падает на панель, а после – на датчики.
Сука, что-то не то… Не моя тачка.
Лечу по трассе. Помимо справедливого гнева возмущения, ощущаю неопровержимое, тихое и спокойное счастье. Ничего не происходит, и я догадываюсь, что это состояние устойчивое, затяжное и непроходящее.
Сам своим выводам улыбаюсь. Так широко, что скулы, блядь, сводит.
В салоне непрерывно тарахтит радио. Странный год там называют. Но я не зацикливаюсь, пока не добираюсь до конца съезда.
Когда тут успели сделать «кольцевое»?
Хмурюсь, на автомате перестраиваюсь. За «кольцом» снова ошарашенно выкатываю глаза. Громадный ТРЦ будто из-под земли вырастает и тянется едва ли не на километр.
Вчера всего этого не было.
Хотя вчера вообще была зима.
Сам не знаю, чем руководствуюсь – на одной из улиц сворачиваю. Действия становятся механическими, и я снова будто со стороны наблюдаю за тем, как въезжаю во двор, глушу мотор и выхожу из машины.
Еще раз недовольно оглядываю тачку снаружи, будто что-то новое ожидаю увидеть. Шесть и три, блядь.
Пиздец, прикол…
Ноги сами несут к дому. И, едва я открываю дверь, пространство вокруг меня разрезает пронзительный визг. Следом раздается частый топот. Наклоняюсь, прежде чем понимаю, что и зачем делаю… Задыхаюсь, когда в грудь мне влетает ребенок.
– Папа! Папочка!
Чувствую силу в теле, оно не болит. Я габаритный зверь, но по коже внезапно несется дрожь. Глаза жжет. Резко вдыхаю, когда они увлажняются. Часто моргаю, пока видимость не проясняется.
Но едва это происходит, дыхание вновь спирает.
Светловолосый ангел смотрит мне прямо в глаза и дергает мелкими пальчиками галстук.
Галстук, блядь? Что вообще происходит?
– Ты сегодня долго, – голос малышки звучит тихо и мягко, но прорезает слух не меньше, чем предшествующий этому визг. Теплые ладошки касаются моих щек, личико ангелочка приближается. Я просто делаю то, что должен – ответное привычное движение вперед, и мы соприкасаемся лбами. А потом звучит такой же нерводробильный, типа секретный, шепот: – Мама меня заругала.
– Потому что ты купалась под краном, – влетает в наш замкнутый мирок размеренный голос Вари.
Моей Вари… Моей…
Вот тогда мне и кажется, что я умираю. Сердце стопорится, а с трудом заглоченный воздух вдруг превращается в увесистый горящий булыжник. Говорю себе подождать, пока все это потухнет, восстановится и начнет функционировать в привычном режиме… Но не могу и пары секунд выдержать. Малыха поворачивается на звук, и я следом за ней вскидываю взгляд.
Глаза в глаза.
По раскаленной коже летит разящий, как ток, озноб. Меня словно электрический разряд сотрясает.
– Разряд! Есть реакция… Есть. Стабильно. Работаем.
Вдыхаю натужно.
