Вечером того дня, когда Фальк уехал к невесте, состоялся свадебный ужин. Епископ Анже благословил брачное ложе, служанки Мод помогли ей раздеться и улечься в постель. Мод прикрылась льняной простыней и распустила волосы, рассыпавшиеся по плечам блестящими каштановыми волнами. Колокола зазвонили к повечерию, и Жоффруа наконец постучался в двери спальни.
— Вам понравились эти покои? — спросил он, обводя комнату взглядом собственника.
Мод кивнула, проследив за его взглядом. Большая спальня, как и все прочие помещения замка, несла на себе печать несколько приземленных вкусов графов Анжуйских. Высокие белые свечи в окованных железом подсвечниках отбрасывали дрожащие тени, освещая резную деревянную кровать с красно-голубым покрывалом, голубой балдахин и занавески, массивные деревянные сундуки с позолотой, дубовую скамью и плотные льняные гобелены на стенах.
Одетый в странноватую голубую шелковую рубаху восточного покроя, покрытую вышивкой из серебряных полумесяцев, Жоффруа, по всей видимости чувствовавший себя неловко, начал расхаживать по комнате. Он взял ларчик из слоновой кости, куда Мод положила на ночь кольцо Стефана, повертел его в руках и, к большому ее облегчению, поставил на место, так и не открыв.
— Не хотите ли выпить немного вина? — спросила она, указав на кувшин и два деревянных кубка, стоявшие на одном из сундуков.
Мод подумала, что ему надо успокоиться: Жоффруа был взволнован и нервничал, словно породистая борзая, которую в первый раз взяли на охоту. Ей стало любопытно, какой опыт он уже успел приобрести в любовных делах, — если вообще успел. В его возрасте трудно было предположить большую осведомленность. И, само собой, она недалеко ушла от него. Олдит сказала бы: слепой слепого ведет. Внезапно перед глазами Мод возник образ тела Стефана, прижимающегося к ее телу.
— С удовольствием выпью, — поблагодарил Жоффруа, наливая вино в кубки и подходя к постели.
— Восхитительное вино, — произнесла Мод, немного отхлебнув из кубка.
— Бордосское. Это свадебный подарок герцога Аквитанского, — отозвался Жоффруа. Он выпил, поставил кубки на пол и, набрав полную грудь воздуха, торжественно заявил: — Я сознаю, мадам, что ни вам, ни мне этот брак не по душе, но мы должны постараться сделать его как можно более приятным, отбросив любые предубеждения. — Он взял ее за руку влажными, потными пальцами. — Предлагаю вам заняться тем, что поможет явиться на свет нашему наследнику. Представьте только, мадам, у наших будущих детей оба деда — короли: один — Англии, а другой — Иерусалима!
— Великолепное наследство, — прошептала Мод, не оставшаяся равнодушной к этой короткой и решительной речи, без сомнения, отрепетированной заранее.
Жоффруа наклонился и стянул с нее простыню. Увидев обнаженную пышную грудь Мод, он на мгновение замер с округлившимися глазами и, придвинувшись ближе, робко прикоснулся ней дрожащим пальцем, словно боясь, что она его укусит. Потом внезапно вскочил, задул свечи и стянул через голову свою голубую рубаху.
— Мне известно, что вы уже знакомы с делами брачной постели, — сказал он, забираясь на кровать. — Но я хочу, чтобы вы знали: и у меня есть кое-какой опыт по этой части.
Мод улыбнулась про себя в темноте.
— Я и не сомневалась.
Она заставила себя покорно терпеть, пока Жоффруа влажными губами целовал ее. Потом он раздвинул ее неподвижные губы языком и, не встретив сопротивления, принялся обеими руками мять ее груди, шумно сопя носом, как утомившаяся от игры собака. Натянув одеяло на голову, Жоффруа свернулся клубочком рядом с ней и с силой впился губами в сосок, словно жадный младенец, ищущий материнского молока. Тело его, хрупкое, худое и еще не вполне сформировавшееся, казалось детским по сравнению с мощным мускулистым торсом Стефана.
Разглядывая тени на потолке, Мод терпеливо лежала, пока Жоффруа щупал и мял ее тело. У нее хватало сил только на то, чтобы не завизжать в голос. В конце концов он взобрался на нее. Благодарение небесам! Скоро все кончится. Мод послушно раздвинула ноги, крепко зажмурив глаза. Жоффруа извивался, ерзал и терся об нее всем телом. Мод начала понимать, что все еще не чувствует его мужского естества — не почувствовала ни разу. После нескольких бесплодных попыток войти в ее тело влажным, мягким членом Жоффруа скатился с нее, встал с кровати и быстро натянул голубую рубаху.
— Вы не готовы для меня сегодня, мадам, — быстро проговорил он, избегая ее взгляда и утирая со лба ручейки пота. — Вам сперва надо привыкнуть к своему новому окружению. Я уверен, что со временем все пойдет на лад.
Жоффруа выбежал из комнаты прежде, чем она успела что-либо произнести. Мод была рада, что пытка наконец окончилась, но она понимала, что ее супружеские обязанности этим не исчерпывались. Похолодев, она вспомнила редкие беспорядочные попытки императора разделить с нею ложе, которые так редко заканчивались успехом. Ах, Пресвятая Богоматерь, неужели ей снова предстоит терпеть такие муки? Как и Жоффруа, она надеялась, что время само позаботится об этих сложностях, ибо единственной целью их брака было рождение ребенка. Иначе… иначе она просто не в силах вообразить последствия.
22
Анже, 1126–1127 гг.
Две недели спустя после прибытия Мод в Анже она обратилась к Жоффруа с несколькими предложениями, рассчитывая помочь ему в управлении графством. Был теплый июльский день. Жоффруа взял жену с собой, объезжая земли, прилегающие к замку. Мод показалось, что момент вполне подходящий.
— Помимо присмотра за дворцовой прислугой, я могла бы оказать вам помощь в юридических и финансовых делах, — нерешительно начала Мод. — Я изучала каноническое право, и император всегда говорил, что я превосходно справляюсь с ролью…
— Поскольку сейчас вы находитесь за пределами Священной Римской империи, мнение вашего покойного супруга едва ли имеет какой-то вес, — перебил ее Жоффруа. — Дворецкий тоже не нуждается в вашей помощи по управлению слугами. Он служил моему отцу, а его отец — моему деду и отцу моего деда. Вы меня понимаете? — Граф смерил ее холодным взглядом.
— Да. Я только хотела приносить какую-нибудь пользу…
— Прислуге не понравится, что в их дела вмешиваются посторонние, — продолжал Жоффруа, пропустив ее слова мимо ушей.
— Но вашу жену едва ли можно назвать посторонней!
— Здесь любой нормандец первым делом вызывает недоверие. Конечно, через несколько лет, когда анжуйцы привыкнут к вам, возможно, все будет по-другому. — Он немного помолчал. — Моя мать научила меня многому, вплоть до поварского искусства. С вопросами канонического права превосходно справляется епископ Анже, и ему будет неприятно ваше вмешательство в его епархию.
