Их дружный хохот заглушил мерный скрип галерных весел. Ксерий с трудом сдержал стон.
– А теперь еще и Священная война, дорогой мой Конфас! Ты станешь несравнимо более великим, чем самые славные из наших главнокомандующих!
«Чего она добивается?» Истрийя постоянно его поддразнивала, но никогда еще ее шуточки так сильно не отдавали бунтом. Она знала, что победа Конфаса над скюльвендами превратила его из орудия в угрозу. Особенно после вчерашнего фарса на Форуме. Ксерию достаточно было одного взгляда на племянника, чтобы понять: Скеаос был прав. Конфас действительно замышлял убийство. Если бы не Священная война, Ксерий велел бы зарубить его тут же, на месте.
Истрийя была там. Она все это понимала и тем не менее подталкивала все ближе к грани. Неужели она…
Неужели она добивается, чтобы он убил Конфаса?
Конфас явно пришел в замешательство.
– Знаешь, бабушка, мои солдаты на это сказали бы: не считай убитых, не пролив крови!
Но в самом ли деле ему не по себе, или он лишь притворяется? Быть может, они нарочно разыгрывают этот спектакль, чтобы сбить его со следа? Он обернулся и осмотрел галеру, ища Скеаоса. Нашел сидящим рядом с Аритмеем, гневным взглядом позвал к себе, но тут же мысленно выругался. Ну на что ему этот старый дурак? Мать просто играет в игры. Она всегда играет в игры.
«Не обращай внимания!»
Присеменил Скеаос – старик передвигался, точно краб, – но Ксерий не обратил на него внимания. Он глубоко, ровно дышал и созерцал проплывающие по реке суда. С медлительной грацией скользили мимо баржа за баржей, и большинство из них были нагружены товарами. Он видел свиные и говяжьи туши, сосуды с маслом и бочонки с вином; он видел пшеницу, ячмень, камень из каменоломен и даже то, что он принял за труппу танцовщиц. Все это медленно ползло по широкой спине реки, направляясь к Момемну. Хорошо, что столица стоит на Фае. Река была толстым канатом, к которому цеплялись все обширные сети Нансурии. Торговля и ремесла – все было освящено образом императора.
«Золото, что они держат в руках, – думал он, – отмечено моим ликом!»
Ксерий поднял глаза к небу. Его взгляд упал на чайку, таинственным образом зависшую в самом сердце далекой грозовой тучи. На миг императору показалось, что он ощущает прикосновение гармонии, что он способен совершенно забыть о болтовне своей матери и племянника.
Но тут галера дернулась, вздрогнула и встала. Ксерий едва было не свалился за борт, но вовремя ухватился за перила. Он вскочил, яростно высматривая капитана галеры в кучке чиновников, сидевших ближе к середине судна. Снизу донеслись крики, приглушенные деревянной палубой, потом хлопанье бичей. Ксерию, помимо его воли, представился темный, тесный трюм, мучительно стиснутые гнилые зубы, пот и резкая боль…
– Что случилось? – осведомилась его мать.
– На мель сели, бабушка, – объяснил Конфас. – Похоже, еще одна проволочка…
В его тоне звучало нетерпение и раздражение. Несколько месяцев тому назад он себе таких вольностей не позволял! Впрочем, это была еще мелочь по сравнению со вчерашней дерзостью.
Палуба дрожала от криков. Весла отчаянно били по воде, но все без толку. Прибежал капитан, всем своим видом заранее моля о пощаде, и признался, что судно застряло на мели. Ксерий обругал глупца, не переставая ощущать, что мать пристально на него смотрит. Он обернулся в ее сторону и увидел взгляд, который был чересчур пронзительным для матери, наблюдающей за сыном. Рядом с ней развалился на своей мягкой скамье Конфас. Он ухмылялся так, будто наблюдал за петушиным боем, исход которого предрешен заранее.
Ксерий, которого их взгляды изрядно выбили из колеи, отмахнулся от жалких оправданий капитана.
– Почему гребцы должны пожинать то, что посеял ты? – рявкнул он.
Ребяческий лепет капитана внушал ему отвращение. Император повернулся к нему спиной и велел своим гвардейцам увести его вниз. Донесшиеся из трюма вопли только распалили гнев императора. Почему так мало на свете людей, способных отвечать за последствия собственных поступков?
– Решение, достойное Последнего Пророка! – сухо заметила мать.
– Будем ждать здесь, – отрезал Ксерий, не обращаясь ни к кому конкретно.
Вскоре звуки ударов затихли, затихли и вопли. Скрип весел тоже умолк. На галере воцарилась необычная тишина. Над водой разносился собачий лай. Вдоль южного берега гонялись друг за другом ребятишки, прятались за перечными кустами, визжали. Но слышался и другой звук.
– Вы их слышите? – спросил Конфас.
– Да, слышу, – ответила Истрийя и вытянула шею, вглядываясь вперед, вверх по течению.
Теперь и Ксерий услышал слабый хор криков с дальнего берега. Он прищурился и вгляделся вдаль, туда, где Фай делал поворот и уходил в ложбину меж темных холмов. Ксерий пытался разглядеть баржу, везущую его новый памятник. Однако баржи было не видно.
– Быть может, – прошептал ему на ухо Скеаос, – нам стоит дождаться нового знака вашего величия на корме галеры, о Бог Людей?
Ксерий уже хотел было осадить главного советника за то, что лезет к нему с такой ерундой, но заколебался.
– Продолжай! – велел он, пристально вглядываясь в лицо старика.
Физиономия Скеаоса всегда напоминала ему вялое, скукоженное яблоко с двумя червоточинками блестящих черных глазок. Советник походил на престарелого младенца.
– Отсюда, о Бог Людей, ваш божественный памятник будет открываться постепенно, что позволит вашей матушке и племяннику…
Его личико скривилось, точно от боли. Ксерий поморщился, искоса взглянул на мать.
– Никто не смеет насмехаться над императором, слышишь, Скеаос?
– Конечно, Бог Людей! Разумеется… Однако если мы станем ждать на корме, ваш обелиск сразу предстанет перед нами во всем своем величии.
– Об этом я уже подумал!
– Разумеется, разумеется…
Ксерий обернулся к императрице и главнокомандующему.
– Идемте, матушка, – сказал он. – Давайте уйдем с солнца. Немного тени только украсит ваши черты.
Истрийя нахмурилась от неприкрытого оскорбления, но в целом, по всей видимости, вздохнула с облегчением. Солнце стояло в зените и палило не по сезону. Она поднялась со всем изяществом, какое позволяли оцепеневшие старческие конечности, и нехотя оперлась на предложенную руку сына. Конфас поднялся следом и пошел за ними. Ряды надушенных рабов и чиновников расступались, освобождая им путь. Все трое остановились у столов, что ломились от лакомств. Скеаос почтительно застыл на расстоянии. Матушка похвалила умение кухонных рабов, и Ксерий слегка оттаял. Она всегда хвалила его слуг, когда хотела извиниться за очередные неучтивые речи. Это был ее способ просить прощения. Ксерий подумал, что, возможно, сегодня она будет к нему снисходительнее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
