Произведя фурор в Соединенных Штатах, эта история была перепечатана газетами почти всего мира, причем многие из них утверждали, что якобы имели доступ к оригинальным статьям «Edinburgh Journal». Это побудило членов ученого совета Йельского университета нанести визит в редакцию «Сан» с наивным намерением посмотреть сами материалы. И хотя им несколько дней морочили голову сотрудники газеты, посылая из одного отдела в другой, и в конце концов они возвратились в Нью-Хейвен несолоно хлебавши, ученым и в голову не пришло, что их просто-напросто дурачат. Правда, нашлись газеты, занявшие куда более скептическую позицию, обвинив «Сан» в обмане читателей. «Герольд» даже выяснила, что «Edinburgh Journal of Science» уже несколько лет как не существует. Попав под сильное давление, газета Локка опубликовала спустя несколько дней колонку, в которой рассматривала возможность того, что напечатанная история — розыгрыш, хотя окончательно утверждать что-либо можно будет только после соответствующих подтверждений английской прессы. Сам Локк никогда не признавал публично, что это был обман. Его испугали масштабы последствий дерзкой затеи. Он никогда не думал, что дело примет такой оборот. Он только хотел, чтобы американцы задумались над тем, сколь хрупки основы любых верований, однако большинство читателей оказались невосприимчивы к его иронии и продолжали считать, что все напечатанное правда, что на Луне действительно обитает вся эта бредовая фауна и что наш спутник — то ли имитация рая, то ли место отдыха персонажей волшебных сказок. Кое-кто из священнослужителей даже рассматривал возможность издания Библии для людей — летучих мышей, а группа баптистов начала сбор средств для отправки на Луну миссионеров, дабы они занялись там спасением душ ее погрязших в пороке жителей. И несмотря на то, что со временем с помощью куда более совершенных телескопов, таких как телескоп Джона Дрейпера, были сделаны дагеротипы, продемонстрировавшие абсолютно нетронутую, необитаемую поверхность Луны, многие ньюйоркцы по-прежнему пребывали в уверенности, что рано или поздно наука докажет, что все рассказанное доктором Грантом правда. И если кто-нибудь из вас спросит, какова же была реакция Гершеля на все это, могу сообщить, что астроном долгое время ни сном ни духом не ведал об обмане, в который был втянут, поскольку, как совершенно правильно говорилось в статье, находился в это время в Капштадте, где производил астрономические наблюдения. Когда же до него в конце концов дошла эта история, он воспринял ее с юмором, быть может, потому, что знал: его собственные исследования никогда не приведут к столь ошеломительным результатам. Однако, когда те, кто верил в правдивость этой истории, забросали его вопросами, желая узнать все подробности, вплоть до самых нелепых, относящихся, например, к сексуальной жизни homo vespertilio, улыбка постепенно исчезла с его лица.
Таковы были неожиданные последствия для американского общества, к которым привел розыгрыш Локка, и тогда он, победивший недоверчивость американцев, извлек из этой истории следующий урок: человек нуждается в мечте. И Локк сделался достаточно искусным портным, выкраивавшим мечту точно по мерке этого разочарованного человека. Вначале неожиданный успех помог ему притушить огонь критики и оскорблений со стороны противников, но по мере того как шло время, буря возмущения стихала и его розыгрыш начинал восприниматься как забавный анекдот, Локк все больше гордился своим подвигом: нет, не зря он открыл главную человеческую потребность и способ ее удовлетворения. Люди нуждались в мечте, и он приглашал их помечтать, показывая, что мир гораздо прекраснее, чем они его воспринимают. Если вдуматься, он давал им все то, что могла дать религия, но ничего не лишал взамен. Он подарил им рай, где можно было мечтать, куда можно было убежать от земных горестей, но при этом не покушался на их свободный выбор, заставляя выполнять бессмысленные правила, и не угрожал адскими муками. И все упреки казались Локку столь же несправедливыми, как наказание поводыря за то, что тот описывает слепцу невероятный заход солнца, когда разные цвета сливаются в единую музыку, а облака источают запахи фруктов. Учить людей мечтать должны не только религии или искусство. Нет, в каждом правительстве должно быть министерство, ответственное за то, чтобы граждане мечтали о лучшем мире, с многочисленными кабинетами, где такие мечтатели, как он, могли бы утешать людей, даря им надежду. Да, это был бы мир если не рациональный, то по меньшей мере разумный… Начиная думать о таких вещах, Локк всякий раз все больше радовался своим достижениям, но все больше огорчался из-за того, что никто не сумел их по достоинству оценить. Как он убедился, широкомасштабные иллюзии имели свои недостатки и, как бы ему ни хотелось представить человечество в виде маленькой девочки, дожидающейся очередной сказки на ночь, не все люди были одинаковы. Многие предпочитали принимать действительность такой, какая она есть, не лакируя ее посредством фантазии. Иные же попросту не выносили, чтобы кто-то обладал большей властью, чем они. Единственное, что он был в состоянии сделать, это подарить немного волшебного напитка, случайно открытого им, тем, кто действительно этого заслуживает. Работа требовала, так сказать, индивидуального подхода. Вот только если человечество в целом казалось ему достойным его зелья, то ни один из людей в отдельности ничего подобного не заслуживал.
Все изменилось, однако, в тот день, когда он взял на руки свою первую дочь, всматривавшуюся в него пытливым взглядом новорожденного младенца. Локк тогда понял, что наконец-то нашел того, кто по праву заслуживает подарка в виде более прекрасного мира. И вот, когда Элеоноре исполнилось десять лет, отец преподнес ей нечто необычное. Он подарил ей возможность мечтать, заключенную в бумажном рулоне, перевязанном алой ленточкой. Развернув его, девочка увидела карту Вселенной, собственноручно нарисованную Локком. Он уже не мог населить диковинными зверями Луну, ученые ему это запретили, зато остальная Вселенная еще ждала своего открытия. Конечно, спустя десятилетия телескопы постепенно раскроют ее тайны, а впоследствии и человек сможет бороздить ее просторы на крылатых машинах тяжелее воздуха, но до этого еще далеко, возможно, столетия. Пока же Вселенная могла побыть такой, какой ее изобразил на бумажном свитке Локк.
И, разумеется, его дочка никогда не сомневалась, что Вселенная выглядит именно так, потому что Элеонора выросла такой же мечтательницей, как и ее отец. Но это было не единственное ее свойство. С раннего детства проявился импульсивный характер девочки — она принадлежала к натурам, у которых смех и плач идут рука об руку. Солнечный луч, робко выглянувший после грозы из-за туч, мог привести ее в неописуемый восторг, точно так же как увядший букет, которому забыли поменять воду, мог вызвать безутешный плач, причем никогда нельзя было предугадать, сколько он продлится. Хотя, к всеобщему удивлению, наиболее действенным средством от плача оказывалась подаренная отцом карта неба. Иной раз ей достаточно было развернуть ее и погладить кончиками пальцев изображенные там чудеса, чтобы улыбка вновь засияла на личике девочки. И это было очень кстати, поскольку, как вы можете себе представить, коль скоро ее душу с раннего детства обуревали сильные страсти, связанные в том числе с неизбежными разочарованиями, то, по мере того как девочка росла, причин для слез становилось все больше. К счастью, карте всегда удавалось успокоить ее, рассеять огорчение или гнев, вызванные тем, что один из щенков в последнем приплоде родился мертвым, или тем, что один из ее кавалеров поздоровался с ней тоном, в котором явно проглядывало равнодушие. Какой бы ни была очередная драма, стоило ей выйти в сад и взглянуть на ночное небо, как она сразу начинала слышать далекую мелодию, что-то похожее на радостную суету ярмарки, обещавшую невообразимые удовольствия, что-то напоминавшее о звучании истинной Вселенной, незримо пульсировавшей за темной завесой, которую были не в силах преодолеть телескопы. Вселенной, о существовании которой знали только они с отцом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
