Теперь Престимиону приходилось сдерживаться, чтобы не выгнать Септаха Мелайна из комнаты. Он старался обрести внутреннее спокойствие, и ему это удалось. Он ответил ровным голосом:
- Ты меня поражаешь, друг мой. Я согласен с тем, что вечно горевать о Тизмет было бы безумием и короналю следует обзавестись супругой. Но неужели ты действительно хочешь женить меня на женщине, с которой я был знаком менее часа? Отбросив в сторону вопрос о ее низком происхождении, я напоминаю тебе, Септах Мелайн, что мы с ней совершенно друг друга не знаем.
- Это можно легко исправить. Она сейчас находится в Замке. На следующей неделе она предстанет перед тобой на королевском приеме Как я уже говорил, если ты предложишь ей стать фрейлиной в Замке, она не откажется. А затем будет масса возможностей для вас...
Гнев Престимиона, который мгновение назад готов был выплеснуться наружу, растворился в хохоте.
- А, теперь я все понял! Ты очень тщательно все подстроил, не правда ли, помахав перед их носом этим приглашением на прием?
- Это было необходимо, чтобы купить ее молчание, не то Симбилон Кайф узнал бы, кем были те три торговца, которые пришли к нему за займом.
- Это ты уже говорил. Интересно, нет ли более простого способа все устроить? В любом случае, Септах Мелайн, давай покончим с этим Я хочу, чтобы ты понял: что в настоящее время я очень далек от мыслей о браке. Это ясно?
- Все, чего я прошу, - это чтобы ты воспользовался возможностью узнать ее немного лучше. На это-то ты хоть согласен?
- Я вижу, что для тебя это важно.
- Важно.
- Тогда согласен. Но я это сделаю только ради тебя.
И не питай никаких ложных надежд, дорогой друг. Как бы тебе этого ни хотелось, я не собираюсь обзаводиться женой. Если тебе не терпится устроить в Замке свадебные торжества, можешь сам на ней жениться.
- Если ты откажешься, - легкомысленно ответил Септах Мелайн, - тогда женюсь я.
5
При лорде Конфалюме, а до него при лорде Пранкипине существовал обычай: во вторую субботу каждого месяца устраивать официальный прием у короналя.
Выдающихся граждан государства приглашали к короналю, и он оказывал им честь, уделяя каждому несколько секунд своего внимания. Престимион, хоть и считал этот обычай бессмысленным и даже неприятным, понимал его пользу для формирования тех связей, через которые осуществляется правление. Мгновение, проведенное в присутствии короналя, останется в памяти подданного на всю жизнь, человек всегда будет считать себя в каком-то смысле связанным с величием и властью правителя, и это придаст ему силы и наполнит глубокой благодарностью и вечной преданностью.
Престимион всего в третий раз после своего восшествия на престол нашел время для подобного приема.
Поскольку прием у короналя был в основном актом политического спектакля, он нуждался в тщательной постановке и репетиции. Среди прочих вещей ему пришлось потратить час или два накануне вечером и вместе с Зельдором Луудвидом, распорядителем, ответственным за подобные события, просмотреть программу мероприятий. При этом он старался запомнить какой-нибудь лестный факт о каждом из приглашенных.
Затем, в день церемонии, по крайней мере еще час отняла процедура одевания. Он должен выглядеть царственно величественным. Это означало надеть не просто какой-нибудь наряд в традиционных зеленых и золотистых тонах, которые символизировали должность и власть короналя. Это означало разодеться с изысканной роскошью: в различные сочетания меховых накидок, шелковые шарфы, жесткие пышные эполеты, диадемы, драгоценности и всякие прочие излишества. На него надевали то одно, то другое украшение, потом снимали, потом снова надевали, пока не добились необходимой степени величия.
Сегодня основным костюмом был свободный, с завышенной талией, золотистый бархатный дублет, с прорезями на груди и спине, открывающими зеленую шелковую сорочку под ним. Широкие рукава-крылья дублета, также разрезанные у локтей и тесно облегающие запястья, завершались кружевными отложными манжетами, частично скрытыми красивыми перчатками с раструбами из красной кожи. Сапоги с отворотами были из той же кожи, а выше виднелись зеленые шелковые чулки.
Сапоги вызвали некоторое замешательство, поскольку их подошва была утолщенной, что добавило к его росту два дюйма. Престимион уже давно примирился с тем, что он не так высок ростом, как многие другие мужчины, и это его совсем не волновало. Он даже редко вспоминал об этом. Искусственная прибавка в росте, которую давали эти сапоги, его оскорбляла, и он попросил, чтобы их унесли и заменили обыкновенной парой. После пятнадцатиминутной задержки обнаружилось, что в гардеробе нет других сапог такого цвета, который подходил бы к остальному костюму, и поэтому ему придется начать одевание сначала - в золотой дублет другого оттенка. Это вызвало у него бурную вспышку гнева, потому что и так уже было слишком поздно. И в конце концов он надел сапоги на платформе, хотя тот факт, что он смотрит на мир с высоты на два дюйма большей, чем обычно, его смущал.
На его голову, разумеется, возложили корону лорда Конфалюма - сложное нелепое сооружение из изумрудов, рубинов и пурпурных диниабасов на переплетениях ослепительного металла, громовым голосом возвещавшее, что ее носитель олицетворяет законную королевскую власть в государстве. А на груди висел золотой медальон с печатью лорда Стиамота в центре, который надел на него Конфалюм во время коронации. На вид это была современная репродукция медальона, который носили коронали древности. Но в действительности все было несколько иначе. Престимион сам, сговорившись с Сирифорном и покойным и всеми забытым принцем Корсибаром, придумал сказку об этом медальоне и нарисовал правдоподобную "копию" давно утерянного оригинала, чтобы подарить его лорду Конфалюму на сорокалетний юбилей пребывания в должности короналя. Теперь медальон перешел к самому Престимиону и дальше, наверное, будет переходить из века в век, от короналя к короналю, почитаемый и оберегаемый. Через пару сотен лет все будут безоговорочно верить, что сам легендарный лорд Стиамот носил именно этот медальон целую вечность тому назад.
Вот так рождаются прочные традиции, подумал он.
Лорд Конфалюм также украсил тронный зал треногами, курильницами и астрологическими вычислительными машинами своих придворных магов, не потому, что эти устройства играли какую-то роль в официальных придворных церемониях, но просто потому, что с возрастом ему все больше и больше нравилось окружать себя подобными вещами. Но Престимион был менее доверчивым человеком, чем Конфалюм.
Он хорошо понимал и просчитывал пользу применения магии в современной жизни Маджипура, но никогда не принимал ее с таким полным доверием, как широкие массы. Ведь она часто оказывалась ловким обманом, основанном на суеверии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
