class="p1">— Так, помедленнее, мистер. Кровать. Почему мы должны делить кровать, когда у тебя есть диван… — Я сажусь на него и приземляюсь на что-то похожее на твердый камень. — Какого черта, имея столько денег, ты сидишь на валуне и смотришь телевизор? Боже, чувак, это ужасно. — Я пытаюсь подпрыгнуть на нем, но ничего не получается. — Почему так жестко?
— Не успел толком опробовать. Большую часть времени провожу в спальне.
— У тебя полно денег, найми людей, чтобы они опробовали его для тебя.
— Зачем нанимать кого-то, если я могу попросить свою невесту сделать это? Я принесу тебе простыни и одеяла.
— О нет, даже не думай. — Я встаю, хватаю чемодан и направляюсь к его спальне, по крайней мере, к тому, что считаю его спальней. Когда открываю дверь передо мной предстает самая огромная кровать, которую я когда-либо видела. Безупречно заправленная, углы подогнуты и подоткнуты, и идеальное количество декоративных подушек. Я закатываю чемодан внутрь и говорю: — Сойдет. Здесь достаточно места для нас обоих. Тебе лучше бы не храпеть.
— Я собирался сказать то же самое.
— Пффф, я сплю как ангелочек.
Он оглядывает меня с ног до головы.
— Это мы еще посмотрим.
Так как уже поздно, мы сразу начинаем готовиться ко сну. Я переодеваюсь в ванной, пока он переодевается в своей гардеробной, а затем мы вместе чистим зубы. Он — в простой черной футболке и фланелевых штанах, я — в так называемой монастырской пижаме: кроме рук и ног, ничего не видно.
Когда мы выключаем свет в ванной, я уже собираюсь забраться в кровать, как Рэт спрашивает:
— Что ты себе позволяешь?
— Я же сказала, что не буду спать на диване.
— Да, я понимаю, но это моя сторона кровати.
Я смотрю на прикроватную тумбочку и вижу, что его телефон уже заряжается.
— Но мне тоже нравится эта сторона.
— А я люблю спать на ней, так что подвинься, а то будут проблемы.
Я отстраняюсь и говорю:
— Ты ведешь себя не так как подобает муженьку.
— Так я еще не твой муж. — Он садится на край кровати, и я наблюдаю, как он снимает штаны, затем футболку, складывает оба предмета одежды и откладывает их в сторону. Скользнув под одеяло, он поворачивается ко мне спиной и говорит: — Спокойной ночи.
Но я еще не готова пожелать спокойной ночи.
— Какой смысл надевать штаны и футболку, если ты собирался их снять?
Он поворачивается ко мне лицом, и в слабом свете, проникающем в комнату, я вижу мощь его ключиц и плеч, но не более того. Проклятые покрывала.
— Я не хотел пугать тебя и разгуливать в одних боксерах. Я проявил уважение. — На его губах появляется легкая улыбка. — Ты расстроилась, что пропустила шоу?
— О да, угу, да, очень расстроилась. Лью горькие слезы. О, горе, я не увидела своего босса в трусах, — говорю я, не унимаясь. — Как же мне теперь жить?
Резким движением запястья он сдергивает с нас обоих одеяло, и закидывает обе руки себе за голову, распластавшись на кровати.
— Не хочу, чтобы моя невеста расстраивалась. Давай, наслаждайся вволю.
Не думаю, что когда-либо чувствовала, что мои щеки вспыхивали так же быстро, как в ту секунду, когда Рэт отбросил одеяло в сторону.
Пресвятая Матерь… осмелюсь сказать… оох-ууу-еть?
Я знала, что у этого парня есть мышцы — трудно не заметить, когда его костюмы сшиты специально подчеркивая каждый контур его тела, — но я не ожидала, что он настолько накачан.
Ради всего святого, этот человек съедает по пирожному в день. У него должно быть отложение жирка по бокам и выпуклый живот, в который можно игриво тыкать и называть сладкоежкой.
Но нет, у этого мужчины нет ни грамма жира. У него рельефный живот с рельефным прессом, а там, где должен быть жирок, на боках V — образная талия.
Как такое возможно?
Как.
КАК, БОЖЕ, КАК?
Благодаря тому, что я долго находилась рядом с ним, у меня появилось несколько фаворитов в выпечке, и я занимаюсь спортом почти каждый день. Каким же образом Рэту удается сохранять такое потрясающее телосложение?
Это потому, что он богат, наверняка. Богатые люди платят за секретные услуги по высасыванию жира. У них есть тайные знания, которыми они не делятся с нами, простыми людьми. Мало того, что у них больше денег, так теперь они еще и красуются перед нами своими красивыми телами.
— Почему ты ухмыляешься глядя на меня?
— Засранец, — говорю я, поворачиваясь так, чтобы больше ни секунды не видеть его тело.
— Что? — Он смеется. — Почему это я засранец?
Я не отвечаю, еще глубже зарываюсь лицом в подушку.
— Чарли.
Нет, я не буду…
Он хватает меня за плечо и с силой переворачивает на спину, нависая надо мной — не полностью, а чуть сбоку, — а я все еще смотрю на него, любуясь его крепкими грудными мышцами, покрытыми небольшими волосками. Рельефные плечи, мощные бицепсы, жилистые мышцы, которые переплетаются друг с другом… Он великолепный экземпляр, от которого я, кажется, не могу оторвать глаз. Не могу решить, будет ли это худшим наказанием за всю мою ложь или невысказанным, незаслуженным благословением, что мне приходится ежедневно видеть его полуобнаженное тело. Это пытка, и это только первая ночь. Пытка. Но… учитывая, что я девушка, которая смотрит на вещи с лучшей стороны, это бремя я понесу с радостью.
С искренней улыбкой на лице, которую очень редко удается запечатлеть, он говорит:
— И почему я засранец?
— Ну, ты только посмотри на себя, — говорю я, пытаясь скрыть вздох, который так и рвется наружу, когда я смотрю на его торс. — Ты ешь сладости каждый гребаный день. Откуда у тебя пресс?
Он бросает взгляд на свой рельефный живот, а затем снова на меня.
— Быстрый метаболизм.
— Фу, мужчины.
Я снова собираюсь развернуться, но он останавливает меня.
— Ты не можешь злиться на меня за то, что у меня есть пресс. Это смешно, и есть одна вещь, которую мама рассказала мне о браке.
— Ты же знаешь, что мы еще не муж и жена.
— Я знаю, но все же…
— И мы еще не сказали твоим родителям… так что действуют ли ее правила?
Хоть я дразню его, мне интересно, когда мы расскажем его родителям. И как…
— Да, ее правила действуют, потому что это хорошие правила. Ты слушаешь, «Пенис во множественном числе»?
— Ах. Ты всегда будешь меня так называть?
Я закатываю глаза.
— Ну, ты первая придумала это. В любом случае, как говорила моя мама: никогда не ложись спать злым.
