Двести сторонников ушли с Авессаломом на юг в Хеврон, где другие заговорщики уже были готовы захватить власть. Из Хеврона Авессалом разослал гонцов к другим своим сторонникам в Израиле с одним и тем же указанием: «когда вы услышите звук трубы, то говорите: «Авессалом воцарился в Хевроне».
Ахитофел тайно выскользнул из Иерусалима и поспешил в Хеврон, где открыто заявил о своей верности сыну Давида. Вскоре подобные заявления слетелись в Хеврон от имени мятежников, готовых сражаться за Авессалома. Некоторые войсковые части взбунтовались и перешли на его сторону. Однажды перед Давидом предстал вестник. Его короткий доклад ошеломил царя:
— Сердце израильтян склонилось в сторону Авессалома.
Вести о массовых изменах стали теперь доходить до дворца в Иерусалиме. Интенсивность и массовость восстания потрясли старого царя, который дотоле пребывал как бы в полусне. Он послал за Ахитофе-лом. Но советника нигде не могли найти. Сообщили, что Авессалом ведет свои войска на Иерусалим.
— Убежим, — сказал Давид всем слугам своим, — ибо не будет нам спасения от Авессалома.
Когда двор готовился покинуть столицу, все были уверены, что царь в панике и что все потеряно. Но бывший беглец не так-то легко теряет инстинкт самосохранения.
Глава 8
ВОЗВЫШЕНИЕ СОЛОМОНА
Царские посланцы сновали по узким улицам Давидова города, глашатаи провозглашали новость у городских ворот, на рынке, у водопровода Гихонского источника, у пруда Ен-Рогел. Их словам невозможно было поверить: царь и его двор покидают столицу, уходя на восток, за Иордан. В назначенный час все верные Давиду солдаты и горожане должны были собраться за воротами на большой дороге, ведущей на восток, на Дороге Аравы. Впрочем, никто не сомневался, что все как-то уляжется и Иерусалим будет возвращен.
Сейчас можно только гадать, что же именно стояло за удивительным решением Давида покинуть Иерусалим. Сама по себе весть, что Авессалом выступает из Хеврона, не кажется достаточной причиной. Правителя нелегко убедить оставить свою столицу, центр власти.
Но царь неожиданно столкнулся с рядом проблем. Казалось, первые же признаки свидетельствовали о том, что вызов Авессалома весьма опасен. Взять хотя бы тот неоспоримый факт, что самый авторитетный из приближенных Давида Ахитофел — государственный деятель, настолько уважаемый всюду в Израиле, что его фактически считали пророком, — участвовал в восстании. С горечью оглядываясь назад, Давид мог теперь вспомнить неоднократные предупреждения Ахитофела о серьезности народного недовольства. Разумеется, было ясно, что Ахитофел не бросил бы царя, если б не был достаточно уверен, что Авессалом сможет этим недовольством воспользоваться.
Но предательство Ахитофела значило для Давида гораздо больше. Ахитофел наверняка пользовался очень широкой поддержкой в коленах — включая и колено царя, Иуду. Ахитофел, вероятно, был самым влиятельным старейшиной в Иуде — самом многочисленном из израильских колен, практически владевшим всем югом страны. Давид возвысился благодаря Иуде, Иуда могла его и низвергнуть. Хеврон, столица Иуды, был в руках Авессалома, да и вся Иуда определенно тоже.
Почти не вызывало сомнений, что Авессалом заручился поддержкой самых видных людей в коленах и на севере, и на юге, пообещав им восстановить значительную часть той власти и полномочий, которые Давид постепенно оттянул в Иерусалим. Таким образом, Авессалом был последней надеждой завзятых консерваторов, рассчитывающих на восстановление отживших традиций, на возврат к тем временам, когда политическая и военная власть принадлежала коленам израилевым.
Напомним, что в те времена средства сообщения были примитивны, и часто невозможно было отличить слух от реального факта, а получение точной информации отнимало драгоценное время. Поначалу у Давида не могло быть, к примеру, достоверных сведений об истинной поддержке Авессалома, о том, кому на деле верны армия, аристократия, провинциальная бюрократия, священники. За кем в конечном итоге пойдет народ — за Давидом или за Авессаломом? Увы, большая часть чиновников, способных на это ответить, находилась под контролем Ахитофела, а тот бежал. Давид, столь долго пребывавший в состоянии безразличия, должен теперь отыскать новые источники проверенной информации.
Как видно, возраст возраст царя не лишил его быстроты реакции и прежнего умения приспосабливаться к внезапным поворотам судьбы. У него оставался прежний характер, крепнущий от раздоров, но расслабляющийся в благоприятных условиях. Теперь же Давид снова был на грани гибели, и его способность к неординарным решениям проявилась снова. Не владея точными сведениями, он, должно быть, рассудил так: если войско Авессалома достаточно многочисленно, чтобы успеть осуществить осаду, то он, Давид, запертый в стенах Иерусалима, как птица в клетке, будет более чем бесполезен — отрезанный от своего народа, своих подчиненных, своей армии. Давид прекрасно понимал, что если он сейчас уйдет в тень, не станет во главе своего войска, все будет безнадежно потеряно. Решись он подождать повстанцев в городе, чтобы оценить возможности Авессалома, — скорее всего, бежать уже будет слишком поздно.
Главным принципом его тактики всегда было непременное сохранение возможности маневра. Он сражался как тигр, а не как слон. Война по правилам была не для него. В наши дни генералы обычно сражаются, чтобы захватить территорию. Но то, что оставлено сегодня, может быть отбито завтра. Давид боролся не за территорию, а за стратегическое преимущество. Пространство для маневра, однажды потерянное, утрачено навсегда. В любой войне бывают моменты, когда выигрыш во времени гораздо важнее удержания боевых позиций. Иерусалим был городом Давида, но не его гробом. Он оставит его сегодня и возвратится, чтобы вернуть его завтра.
Но перед тем как уйти из Иерусалима, Давиду следовало трезво оценить свои силы, а также безошибочно выяснить, кто ему верен, а кто противник, и установить, есть ли в его рядах предатель. Поэтому он приказал всем, кто решил следовать за ним на восток, собраться вместе и пройти у него перед глазами. Если, как рассчитывал Давид, с ним уйдет большинство жителей Иерусалима, Авессалом захватит почти безлюдный город.
Зычный звук бараньих рогов возвестил запланированный час ухода. Давид и его свита прошли за восточные ворота Иерусалима. И опять прах широкой дороги прилип к ногам бывшего беглеца. Мысль об этом могла бы сломить и парализовать его. Царю предстояло без борьбы уходить из города, который стал живым памятником его правления, ввязаться в гражданскую войну с сыном, алчущим его жизни и трона. Но подобно тому, как ум приноравливается к обстоятельствам, сила — это умение не отступить перед возможностью провала или даже гибели. И тут стойкость Давида была безмерной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
