быстрая река Атак, лесу и травы мало, где же бывает ночлег, там есть полянки. Часто видел я употребление в пищу пшеничного толокна, которое мешают густо в чайной воде и оною же потом запивают; для кормления лошадей возили мы с собой ячмень, ибо места сии совершенно безлюдны. Не доезжая пределов Тибета дней за 15 есть чрезвычайно высокая гора, покрытая весьма густым туманом и окруженная столь тяжелым воздухом, что у людей и скота захватывает дух, отчего и последний мой товарищ из русских умер.
В Тибете, до коего ехали мы всего 35 дней, жил я с месяц в области Цонг, или Цанг. В сие время прибыли туда три тружденика[330], шедшие в Мекку для поклонения гробу Магометову. Я познакомился с ними и вознамерился быть их спутником, надел на себя такую же одежду, какую носят и все подобные им люди, то есть платье из толстого простого и самого белого сукна, из коего делают они себе шапки вышиною в пол-аршина, вышитые шерстяными же разноцветными нитками наподобие узора, употребляемого у нас на конских попонах. Отсюда пошли мы пешком; нельзя было употреблять тут лошадей и быков по причине больших пропастей, узких проходов и вообще худой дороги до Кашемира, и ноши свои долженствовали мы нести на спинах.
В Кашемире, равно как и пограничном индийском городе Джаннани, не имел я никакой болезни, но верст за десять от города Джамбу распухла у меня нога, которую скоро потом свело; на оной сделались раны, открывавшие волосатика, происходящего от употребления бухарской воды и выходящего от ходьбы. Я пролежал с месяц, и болезнь моя превратилась бы в опасную, если бы один добрый набожный старик родом из Кашемира не приложил обо мне особенного старания и не довольствовал всем нужным как меня, так и слугу моего арапа и трех моих спутников. Двое из последних не дождались моего выздоровления и продолжили путь, а третий оставил меня уже в Дели.
Не знал я тогда, что должен был предпринять и куда идти: случай вывел меня из сего недоумения. Однажды встретившийся на улице человек спросил меня: кто я и откуда? и когда я сказал ему, что из России, то он позвал меня к себе и, расспрося обо всем подробно, велел удовольствовать пищею и объявил о себе, что он родом армянин, по имени Симион и готов способствовать мне к отправлению в английские владения, откуда удобно отправиться и в Россию. Недели чрез две дал он мне на сей конец письмо к находившемуся в одном городе сих владений священнику и отправил меня с купцами в Лякнаур, куда лежит путь чрез город Акбаравату, у коего протекает река Джаноп. До последнего ехали мы семь дней, от него до города Шукуравату день. От Шукуравату начинается владение англичан, мы ехали от него до местечка Карнауч, находящегося при реке Ганг, три дни, потом до Лякнаура четыре дни. По прибытии в оный мы остановились в караван-сарае; я вручил потом одобрительное письмо священнику, коему по виду должно быть около 70 лет, и был принят им ласково, также уведомлен от него, что комендант тамошний Медлитон, известясь обо мне, хочет определить в свою службу.
Священник советовал мне при свидании с комендантом сказать о себе, что я родом из Санкт-Петербурга; ежели спросит: знает ли кто меня? то объявить, что знает живший в Петербурге и Ораниенбауме голстинский священник. Лишь только возвратился я от него, как тотчас был взят под стражу, держан был оною два дни и позван после того к упомянутому коменданту. Сей спросил меня: кто я и зачем туда прибыл? Я отвечал ему так, как наставил меня священник, за коим тотчас же и послано. Священник донес, что я знакомый ему майор и знатной фамилии, родственник графа Чернышева. Комендант, услыша оное, освободил меня немедленно и дал мне письмо в город Калькутту к приятелю его Чамберу, прося его о скором отправлении меня в Англию. Так освободился я от второго плена и отправился в дальнейший путь.
Из Лякнаура ехал я на быках в индийской коляске с зонтиком, без коего она во всем подобна чухонской телеге. Потом в одном местечке нанял я лодку и плыл до города Илебашу шесть дней; последний сей при реке Джамне, которая несколько пониже впадает в Ганг. От Илебашу до города Бенаресу, или Банарессу, шесть дней пути, от сего до города Патны, или Азимоват, пять дней, от оного же до селения Муангенчу семь дней. Река Ганг разделяется под сим селением на два рукава. От Муангенчу до города Максюдавату два дни пути, оттуда до Калькутты шесть. Сверх всякого моего ожидания, в Калькутте нашел я греков и даже их монастырь, в котором приняли меня как странника, отвели для отдохновения особую келью и довольствовали пищею. Я был весьма рад, что мог в храме Бога по своему закону, в отдалении от родимой земли за сохранение жизни своей при столь многих опасностях и открытие десницею Его пути к возвращению в возлюбленное отечество принесть Ему, Всевышнему, благодарение.
В Калькутте нашел я Чамбера, который сперва хотя и не склонялся на отправление меня в Россию, но по настоянию моему в сем и при предложении ему в дар купленного мною арапа он дал мне 300 рупий, две дюжины рубашек тонкого полотна, пару платья и поручил меня начальнику почтового судна, которое отправляла тогда в Англию контора Ост-Индийского Торгового общества. Начальник сей тотчас дал мне билет для пропуску на сие судно, стоявшее от пристани верстах в осьми. Меня отвезли на оное в лодке греки, с коими расставшись получил в каюте весьма хорошее для себя место. Дни чрез три отправились мы в путь, плыли по Индийскому морю два месяца и одиннадцать дней до неизвестных мне африканских островов, от сих до острова Санталина еще 19 дней. Запасшись на сем безлесном и безлюдном острове пресною водою, продолжали мы путь свой[331] месяц и 19 дней и прибыли в ирландский город Кисли Гавн, а оттуда в день в Кангисель[332]. Отсюда мог я уже ехать сухим путем. Почему вышел тут на берег и, отдохнув немного, отправился в путь и чрез восемь часов прибыл в город Корк, а из оного по почте чрез пять дней в Довлен, из коего в течение двух с половиною дней переехал на судне в английский Ливерпуль. Из Ливерпуля ехал я в почтовой коляске до Лондона двое суток. Здесь 1782 года немедленно
