А в целом этот документ можно рассматривать как свидетельство заботы о том, чтобы «ленинградское дело» не могло повториться. Убрать из архивов «органов» весь компромат на партийных деятелей, даже устаревший - кто знает, как все эти невинные с виду сведения станут «работать» в случае появления нового компромата? Собрать всю информацию в особом архиве (заодно почистив), поставить работу по ней под тщательный контроль партийных деятелей. И вывести на будущие времена их всех из сферы действия МГБ.
Притом, что практически все заговоры в СССР зарождались в партийной и государственной верхушке.
Делла, это настолько нелепое предположение, что, на первый взгляд, оно полностью лишено смысла. Но только так можно объяснить все до единого факты в деле. Выслушав, ты сама будешь удивлена, почему мы раньше до этого не додумались
Эрл Стенли Гарднер
Глава 11. СМЕРТЕЛЬНЫЕ ИГРЫ
На девяносто процентов конспирология - это, конечно, шиза. Но заговоры все же случаются - сие есть объективная реальность, спорить с которой бессмысленно.
Сразу после революции их развелось очень много, ибо в России и за ее пределами существовало огромное количество людей, которые не прочь были бы вернуть то, что отняли у них большевики. До конца 20-х годов заговорщиков, связанных с прежней Россией, постепенно вылавливали, пока они не закончились - поскольку любая группа, которая убывает и не воспроизводится, когда-нибудь приходит к концу.
Но одновременно формировалась другая питательная почва для заговоров - причем это была система, которая воспроизводилась ровно в той мере, в какой убывала. Называлась она «аппарат ВКП(б)» - пользуясь терминологией Оруэлла, «внутренняя партия», члены которой часто занимали и государственные посты.
Партия и государство: эволюция конфликта
Борьба за власть внутри советской верхушки шла с самого начала - и еще какая!
Первым водоразделом стало отношение к мировой революции и к России в ее контексте. Обозначилось это различие еще летом 1917 года, на VI съезде партии, и затем лишь углублялось. Очень грубо говоря, после завоевания власти партийцы-большевики разделились на две группы. Одни считали, что всю силу и энергию партии и страны следует направить на дело разжигания мировой революции, а Советская Россия должна служить лишь вязанкой хвороста для раздувания всемирного пожара. Другие, не отрицая мировую революцию, предпочитали основные усилия направить на то, чтобы привести в порядок доставшуюся им страну. Различие тут чисто психологическое: одни люди предпочитают воевать, а другие строить. Ситуация общая для всех революций, и заканчивается она, как правило, истреблением тех, кто так и не смог успокоиться. Недаром даже афоризм существует: «Революция пожирает своих детей».
Вождями первой группы были профессиональный революционер Троцкий, человек с явно демонстративным характером, огромными амбициями и не менее огромными связями, и Зиновьев, председатель Исполкома Коминтерна и первый секретарь Ленинградского обкома ВКП(б). Прочие, вроде Каменева и Бухарина, являлись больше деятелями «разговорного» жанра, а эти - товарищи чрезвычайно конкретные. Силу они представляли нешуточную. Первый, как бывший наркомвоен, имел множество сторонников в армии и, по старой памяти, огромные международные связи. Второй, как ближайший соратник Ленина - столь же мощное лобби в партии, не считая, само собой, Коминтерна. Сию контору у нас практически не изучают и, в общем-то, недооценивают, а зря. Именно на Коминтерн было завязано международное коммунистическое движение, практически вся зарубежная разведка, он имел и боевиков-террористов, которых при необходимости можно было «развернуть» внутрь страны. Ну и Ленинград, вторая столица, значил немало -при желании в нем можно было создать параллельное правительство, перехватив власть у Москвы.
Во главу второй группы - «государственников» - очень быстро выдвинулся Сталин. Опирался он, в основном, на партийные (и отчасти беспартийные) низы, а со сторонниками «наверху» у него долгое время было не так чтобы очень хорошо. Сталинская группа располагалась по центру, между достаточно большими группами «правых» и «левых» деятелей. Каюсь, я так и не поняла, чем «уклонисты» по большому счету друг от друга отличались, а объединяла их активная нелюбовь к Сталину, над чем он немало в свое время смеялся. Но потом стало не до смеха.
Считается, что первый бой оппозиция попыталась дать партии еще в 1923 году. Хотя и до того имели место какие-то стычки, возникали некие полулегальные группы, но все же первым серьезным конфликтом стало известное «письмо 46-ти». В этом чрезвычайно пространном документе единственным конкретным требованием являлась свобода дискуссий. Надо полагать, что от дискуссий к тому времени озверели все, потому что последовавшую вслед за тем внутрипартийную разборку оппозиция с треском проиграла. Если бы ее деятелей тогда же исключили из партии и отправили в места глухие и отдаленные, на этом бы все и закончилось. Но не исключили и не отправили - у членов правящей группировки недостало цинизма, чтобы переступить через память о совместной борьбе.
В 1927 году оппозиция перешла в более решительное наступление - ровно с тем же результатом, что и в 1923-м. После чего правящая команда преодолела часть имеющихся у нее комплексов, и противников «линии партии» стали снимать с работы и отправлять в глубины российских просторов - благо места в стране много. Оппозиция, в свою очередь, начала постепенно (по мере разгрома очередного «направления») переходить к нелегальной работе, достаточно быстро сообразив и все преимущества объединения. В СССР появилась «вторая партия», нелегальная и противопоставившая себя первой. По мере обострении конфликта ее методы становились все более острыми, пока не дошли до прямой подготовки государственного переворота. Со «второй партией» боролись - сперва менее, а потом более успешно и, в конце концов, зачистили в ходе репрессий.
Но параллельно в верхних эшелонах советского общества формировался заговор. Самый настоящий, разветвленный, с группами в ОГПУ - НКВД, в армии, в партии, во властных структурах. Начало его можно отнести не позже, чем к 1927 году - именно в этом году Авель Енукидзе, человек, занимавший очень высокий государственный пост, вербовал в заговорщики Тухачевского (последний сам рассказывал об этом на следствии).
Заговор, как уже говорилось, включал в себя несколько групп. Самые известные (и самые бестолковые, ибо насквозь политизированы) были троцкисты. Кроме них, имелась группа в органах, которой руководил нарком внутренних дел Ягода, несколько военных групп (согласно показаниям Ежова на следствии, три: Тухачевского, Якира и Егорова) и какие-то люди в государственном аппарате.
Заговор, связанный с первым расколом партии большевиков, разгромили в ходе «тридцать седьмого года» - но не до конца. «Испанский» заговор, например - это явно какое-то щупальце «военной группы», недогрызенное НКВД входе репрессий. Да и связи маршала Жукова тянутся именно к «группе Тухачевского».
…Но если бы одними только оппозиционерами все ограничилось! Параллельно в стране вызревал другой, ничуть не менее опасный раскол.
Далеко не все «старые революционеры» ушли в оппозицию. Большинство поддерживали «генеральную линию», иные искренне, другие - постольку, поскольку ее колебания никак не влияли на их личное положение. Многие из этих людей с дореволюционным партийным стажем выдвинулись «наверх», но весьма немногие из них имели необходимые для решения все усложняющихся задач образование и деловые качества. В итоге основным методом борьбы со всеми проблемами на советских просторах оставалась грубая сила. Пока жизнь в СССР строилась по «чрезвычайным» законам, такое положение еще как-то можно было терпеть. Но с окончанием коллективизации задачи, решаемые «кавалерийскими» методами, окончательно иссякли, а сами методы остались. Культивировала их, в основном, партийная верхушка, поскольку для работы в формирующемся государственном аппарате люди отбирались исходя из деловых качеств, а в партии в ходу были партстаж, заслуги, участие в Гражданской войне и пр. И чем более нормальным государством становился СССР, тем очевиднее было, что партаппарат профессионально непригоден для того, чтобы им управлять. К середине 30-х годов, когда государственный аппарат более-менее сформировался, вопрос о власти стал со всей остротой.
До сих пор власть в СССР осуществлялась весьма своеобразно. Государственная машина образца 20-х годов была практически неуправляема, а партия управляема, зато не имела властных полномочий. Выходом стал остроумный механизм: все люди, занимавшие ответственные посты, становились членами партии и если не выполняли решения Совнаркома в порядке государственной дисциплины, то поневоле выполняли решения Политбюро в порядке дисциплины партийной. Так что по факту страной руководило Политбюро, вообще не имевшее формальных властных полномочий. Поскольку оно персонально совпадало с верхушкой Совнаркома, проблем «двоевластия» на самом верху не возникало. Проблема была в другом - в статусе Политбюро.
