Виктор Шкловский
(Без даты. — Т. А.)
Дорогие и любимые Серафима Густавовна и Виктор Борисович!
Я расшифровал письмо В. Б. на 5/6! Замечательное письмо! Мне оно особенно было к сроку, т. к. я последнюю неделю перепечатывал кое-что из записей в блокноте, которые иногда делал за высказываниями В. Б. Когда наберется листа полтора, пришлю вам — есть ужасно ехидные и смешные. Вроде: «Пришел Мунблит. В. Б. похвалил книгу его воспоминаний. Мунблит глухой и дико разговорился, возбудившись похвалой В. Б. Наконец часа через два ушел. В. Б. сразу стащил штаны и полез в кровать. Жалобно сказал: «Сима, какой ужас: я его откупорил»». Или: «Рукописи разговаривают с хозяином». «Бедные львы! Сперва их в цирке делают шелковыми. А потом учат огрызаться…»
Вот каким приятным делом я занимался, все время будучи мыслями с вами. А вообще живется глухо, и новая книга все никак не может начать литься, и уже кажется, что она никогда не забулькает.
Очень ударила смерть Володи Высоцкого. Я пытался прорваться в Москву, но Олимпиада все перекрыла. И не только она. Я звонил Товстоногову — ему не разрешили послать от театра ни одного человека…
Получил письмо с того света от вашего любимчика Симонова, который «…во время борьбы с космополитизмом напомнил мой «Гамбургский счет» и на много лет прижал меня на лопатки». Так вот, я в своих «Вчерашних заботах» все старался кусить его и из-за этого потратил много сил в боях с редактурой. Но все-таки, мне кажется, чуть кусил. И вдруг получаю письмо от Василия Ардаматского, которого знать не знаю. И оказывается, Симонов перед смертью читал мои «Заботы», очень их расхваливал и хотел писать мне, но не успел. И Ардаматский, выполняя его волю, передает мне всякие его высокие слова. Довольно странно все это. Симонов сказал Ардаматскому, что мои «Заботы»: «…полезны в самом высоком, если хотите, даже государственном смысле». Во как! А дело в том, что его совесть заела — он не ответил на мое письмо 4-му Съезду, отправленное и ему лично: побоялся…
Что еще из космической важности событий? Зарезали мой сценарий («Через звезды к терниям». — Т. А.) на «Ленфильме». И правильно сделали, так как к сотому варианту он превратился в позорное и мерзкое существо.
Зубы продолжают мучить.
Книга так омерзительно стоит на месте еще и потому, что я пытаюсь как-то выходить на сушу, а человеческой обыкновенной береговой жизни не знаю, как выяснилось, абсолютно. Я ни разу не видел ни одного своего дедушки, никогда не имел семьи, не имел детей и не отвечал за все это, а если за что-нибудь не отвечаешь, то этого никогда не узнаешь, даже если начнешь специально на старости лет изучать специально. Даже такой вопрос, как деньги, для меня труден. У меня их много, но я не умею их тратить, помогать себе ими, жить и другим помогать тоже не умею, ибо и во всем этом нет опыта.
Да, как В. Б. пишет в письме: «Корабль наш идет с вмятиной на боку. Надо находить стройность в мачтах». Какие вы оба могучие, сильные! Я, к сожалению, кажется, неверующий, но прошу Господа благословить Вас.
После пятого августа буду дома в Ленинграде лечить пасть. И буду звонить вам. Я звонил несколько раз, но вы, вероятно, на даче. Какие планы дальше на лето? Где будете? Про себя не знаю ничего. Привет всем хорошим людям.
Ваш Вика Конецкий
05.08.80. Комарово
Дорогой Виктор.
Я не умею печатать на машинке. Могу писать, но забыл алфавит. Вагон тронулся, и платформа с провожающими и деревом уехали в другую сторону.
Милый Вика. Пей в меру, чтобы не забыть машину, на которой пишешь хорошие вещи.
Ты рассказывай нам о портах; там где-то в горах жила Мария Магдалина, которую не забыть. Деревья ушли, люди измельчали, но память о Магдалине прекрасна. Напиши о берегах, за которыми скрываются люди. Напиши о берегах истории. Милый друг, ты уже часто теряешь голос, а голос очень нужен для разговора по телефону… Остаются мифы не в пепле, а живые и требующие воспоминаний. То, что ты не написал, мяукает, забытое, в корзинке. Не забывай, ты очень нужный и хороший писатель. У тебя есть друзья, для которых ты… не котенок в корзинке. Он мяукает потому, что с похмелья. Толпа провожала писателя, который умел петь хриплым голосом (В. С. Высоцкого. — Т.А.). Они его слушали и вспоминают, что они люди.
Мой отец пил более пятидесяти лет. Пил и ругал мою седую мать. Потом бросил и читал в академии (Михайловском артиллерийском училище) курс математики.
Милый Володя. Очень милый Володя. Пропасть легко, но ты же сам человек из команды спасателей и стоял в холодной воде, потому что командир должен при аварии уходить последним.
Целую тебя, мой старый друг.
Ведь ты по возрасту мог бы быть моим сыном.
Не мяукай.
Помни Марию Магдалину, которая во что-то верила и потому жива и памятна.
Виктор Шкловский, год рождения 1893.
11 августа 1980
Дорогой, попавший в качку, умный, задорный Вика.
Коротка стоянка…
Забудь про Ниточкина.
Не заглядывай в душ, когда в нем моется женщина… Только это трудно.
Корабль наш идет с вмятиной на боку. Надо находить стройность в мачтах. Море, ты, кажется, один об этом знаешь, имеет свой уют.
Ты умеешь видеть, умеешь спасать, умеешь последним уходить, когда вода угрожает. Мы только привыкли к морским поэтам.
Плавай, друг. Вот и Сима тебя целует. А я отношусь к тебе не как к траве, а как к дереву. Деревья не боятся ветра. Ветер деревья причесывает.
Я пишу книгу и не могу ее дописать. Она просится стать историей стиля. Есть очень убедительные мысли (и страницы) о бесконцовости современной хорошей советской прозы. Концов мы не умеем делать. Пушкин (достойный пловец) отодвигал подальше Онегина… Ахматова (может быть, помнишь) Анна о том писала, как он способен спокойно писать конец с его высшей воздушностью.
Достоевский, Толстой не умели завязывать узел на конце, чтобы песок не просыпался. Чехов отрезал конец. Он заметил, что конец или смерть, или отъезд. Как он умен…
Я не умею быть молодым. А мне 88 год.
Моя книга про общую теорию, а не про энергию заблуждения.
Надо только не бояться усталости и плохого почерка. Ну вот… в шутке, в веселом разбеге карандаша. Живи долго, мальчик, долго, брат современник. Пей умеренно… У тебя есть то, что мне кажется молодостью. Я допишу книгу.
Виктор Шкловский
15 июля 1980
Дорогой Вика! Жизнь кончается. Но, по-моему, это ошибка.
Узнаю ли, что такое «Ничто», как закругляется огромная страна под названием «жизнь», пойму ли, как велика эта степь и что будет за ней?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
