что моему поколению уже не придется. Не будут, наверное, участвовать в таком походе и наши дети. Теперь совсем не та Европа. Претерпела серьезные антифашистские, демократические преобразования и Германия. А вот в отношении внуков и тем более правнуков сказать затрудняюсь. Нет твердых гарантий в том, что в Германии со временем не возьмут верх правые, милитаристские, неонацистские группировки, не возобладают, как бывало раньше, культ силы, политика агрессии и реваншизма, не появятся новые территориальные и другие претензии к России.
Очень хочется, чтобы в Европе дело никогда не доходило до военных конфликтов. И вместе с тем нам нет смысла пренебрегать историческим опытом.
* * *
В бытность мою в ГСВГ Управление особых отделов возглавляли генералы Михаил Артемьевич Белоусов, Александр Иванович Матвеев, Серафим Николаевич Лялин, к которому я прибыл заместителем, и Иван Лаврентиевич Устинов.
Каждый из них, безусловно, являлся опытным руководителем и имел индивидуальные особенности стиля управления. Здесь я позволю себе рассказать более подробно о Михаиле Артемьевиче Белоусове.
Впервые мое знакомство с Михаилом Артемьевичем состоялось в 1958 году в Киеве, куда я прибыл в составе группы сотрудников 3-го управления КГБ с целью проверки состояния работы возглавляемого им особого отдела Киевского военного округа. Проверка носила плановый характер и завершилась вполне нормально. Каких-либо существенных претензий ни в адрес коллектива, ни его руководителя не было. Мы знали о предстоящем после проверки отъезде Михаила Артемьевича в Группу советских войск в Германии, куда он получил назначение начальником Управления особых отделов.
Более близко, как человека и руководителя, я узнал генерала Белоусова уже в ГСВГ, где работал с 1959 года в его подчинении.
Несомненно, Михаил Артемьевич относился к числу руководителей-профессионалов, хорошо знавших чекистское дело. И это естественно. Сразу же после окончания Военно-политической академии его направили на работу в органы военной контрразведки. Как вспоминал Михаил Артемьевич, массивные, тяжелые двери четвертого подъезда дома № 2 на площади Дзержинского он впервые открыл 27 июня 1941 года, на пятый день начала Великой Отечественной войны. Боевое крещение и опыт оперативно-разыскной работы получил в сложнейшей обстановке на Юго-Западном фронте и других сражениях войны. После ее окончания руководил особым отделом армии в Порт-Артуре, а затем военной контрразведкой Киевского военного округа, где ему присвоили звание генерал-майора.
Большим коллективом чекистов ГСВГ генерал Белоусов управлял уверенно, жестко, требовал высокой исполнительности и отдачи в работе. Являясь человеком общительным, к подчиненным стоял близко. Правда, излишняя эмоциональность иногда приводила его к скороспелым решениям, о чем спустя некоторое время он сожалел.
Однажды, после проверки особых отделов дивизий, входивших в состав 18-й армии, он позвонил мне и предложил дать ему письменное обязательство о готовности аппарата особого отдела армии своевременно устранить выявленные недостатки в деятельности этих органов. Дело шло не о каких-то провалах, грубых срывах, а обычных, как говорят, рутинных упущениях. Меня такое указание крайне удивило, и я сказал:
— Михаил Артемьевич, вы что, не доверяете мне? Ведь у вас есть право наказать меня, в крайнем случае поставить вопрос об освобождении от должности. Зачем разводить подобную бюрократическую писанину?
— Для повышения ответственности особого отдела армии. Выполняй мое распоряжение, — раздраженно сказал он и повесил трубку.
Прошло несколько месяцев. Управление особых отделов приехала проверять московская комиссия. Кто-то из проверяющих нашел в бумагах управления мое «письменное обязательство». Руководитель комиссии генерал П.И. Ивашутин, выступивший с докладом на разборе по результатам проверки, раскритиковал этот случай как порочный, бюрократический метод руководства со стороны аппарата управления подчиненными органами. Скажу откровенно, внутренне я был доволен подтверждением своей правоты.
Михаил Артемьевич всегда, даже в состоянии «кипения», все же заставлял себя выслушать оппонента. А самое главное — никогда не таил обиды, не искал удобного случая прижать, свести счеты или отомстить. Стремился быть справедливым, а при возможности и исправить свою ошибку.
Ко мне в армию как-то заехал находившийся в ГСВГ заместитель начальника 3-го управления КГБ генерал С.З. Остряков (о нем я еще расскажу). Как я понял из состоявшейся между нами беседы, хорошо зная меня по Москве, Сергей Захарович решил пообщаться со мной и апробировать свои мысли в отношении работы военных контрразведчиков Группы войск. Провели мы вместе около трех часов, пообедали, и он возвратился в Потсдам.
Спустя некоторое время я узнал, что Михаил Артемьевич на меня рассерчал. Почему-то воспринял приезд Острякова ко мне как стремление получить на него компрометирующие материалы. Хотя в нашей беседе с Сергеем Захаровичем фамилия Белоусова вообще не упоминалась. Для Сергея Захаровича, человека высоко воспитанного, сбор негативной информации на своих коллег был просто чужд.
Будучи в Потсдаме с очередным докладом, я напрямую высказал Михаилу Артемьевичу свое недоумение его необоснованными подозрениями о цели нашей встречи с Остряковым. Он ответил:
— Все вы, москвичи, постоянно жалуетесь и доносите на меня руководству военной контрразведки.
Безусловно, это был абсурд. Я постарался Михаила Артемьевича разубедить. Как подтвердило время, к моим словам он прислушался. В один из дней позвонил мне и пригласил приехать в Потсдам, чтобы присутствовать на проводимой им с сотрудниками теоретической конференции и высказать свое мнение о ней. Приглашение на роль «эксперта» мне показалось странным, но я поехал. Конференция прошла интересно. И руководитель, и участники подготовились к ней достаточно обстоятельно. Из начальников особых отделов армий, кроме меня, на конференции присутствовал Юрий Орлов, близкий Михаилу Артемьевичу человек еще по Киеву.
После завершения научной конференции Михаил Артемьевич пригласил нас с Орловым к себе на ужин. Хозяйка дома Нина Николаевна организовала замечательный стол, и мы за интересными разговорами, закуской и выпивкой просидели допоздна. Я понял, что Михаил Артемьевич все сомнения в отношении меня снял и сделал твердый шаг навстречу нашим нормальным отношениям.
Меня направили в Закавказье весной 1964 года, а он возвратился к прежнему месту службы в Киев несколько раньше. В последующие годы между нами всегда присутствовало взаимное уважение.
Михаил Артемьевич любил людей, общество, был компанейским человеком. Умел интересно рассказывать о событиях и своих наблюдениях. Хорошо владел пером, писал и издавал воспоминания. В 1978 годувсборнике «Военные контрразведчики» опубликовал очерк «В те трудные дни…». В нем описал трагические события начала войны: окружение немцами под Киевом и героическую гибель командования и руководителей особого отдела Юго-Западного фронта, свидетелем которых он являлся. Для высших начальников Михаил Артемьевич был нелегким подчиненным. Он никогда и ни к кому не приспосабливался, всегда говорил то, что думает, свое мнение умел отстаивать.
Генерал Михаил Артемьевич Белоусов прожил большую, насыщенную трудом, полезную для страны и общества жизнь. В моей памяти остался сложным, но честным и многогранным
