По тому удовольствию, которое выказала Элинор, принимая удивительные блюда, представленные ей, было ясно, что, хотя она и планировала застолье, об этих яствах ничего не знала. Сначала была преподнесена копия замка Роуз-линд, выполненная в мельчайших деталях, со стенами и башнями из теста, со рвом, наполненным медом и подсиненным засахаренными фиалками, и с морем внизу, взбитым в белую пену над скалами и отмелями. Затем последовал макет свадьбы, показывающий на переднем плане церковь, троих епископов со своими помощниками (двое из которых были явно долеплены в последний момент), невесту и жениха (Элинор улыбнулась — языки служанок явно проделали большую работу, поскольку ее оранжево-золотое платье и изумрудно-зеленый наряд Иэна были выполнены очень достоверно) и толпу зрителей. Сколько дней и ночей труда, сколько мыслей и изобретательности ее люди добровольно прибавили к той и без того напряженной работе, которая им была поручена, только чтобы доставить ей удовольствие!
Развлечения были столь же разнообразны, сколь и яства. Отовсюду, куда смогли добраться гонцы Элинор, съехались менестрели. Они играли, пели, жонглировали, плясали, показывали чудеса акробатики. Дрессированные медведи неуклюже танцевали джигу под музыку, в качестве вознаграждения получая медовые лакомства. Собаки строили пирамиды, танцевали в обнимку и прыгали через горящие кольца.
В замке Элинор ждал еще один сюрприз. К ее грусти, она не сумела пригласить труппу настоящих актеров, однако, прежде чем гости отупели от еды и опьянели от вина, сэр Джон д'Альберин поднялся со своего места, призвал всех замолчать и очистить сцену и объявил, что сейчас актеры разыграют несколько действий. Он добавил, что это дар признательности от вассалов и кастелянов Элинор.
Пьесы были шумными и веселыми. Все они, конечно, касались брака и были не слишком добродетельными, зато изобретательными и невероятно смешными, а последняя из них рассказала о властной женщине, которая с непогрешимой регулярностью совершает разгром за разгромом, причем ее муж терпеливо наводит порядок.
— Как они смеют? — прошипела леди Ллевелин через голову потрясенного мужа Элинор молодой осмеянной жене.
Но Элинор смеялась так сердечно, как никто другой. Она знала, что они осмелились на это из любви и доверия к ней. Тех, кто желал бы подорвать ее власть, здесь не было. Каждый человек, который приехал сюда, знал, что ему придется публично возобновить свою клятву верности в присутствии трех епископов, сводного брата короля и величайшего военачальника Англии, а также перед такими же, как он сам, вассалами и кастелянами, которые, в свою очередь, поклянутся наказать его вместе со своей госпожой, если он нарушит клятву. Церемония присяги была назначена на следующий день, когда все гости будут еще в сборе. Некоторые из гостей проведут в Роузлинде еще несколько дней или даже неделю, но многих звали дела, и они уедут, как только примут присягу.
Иэн не мог танцевать и весь день и вечер провел, переходя от одной группы гостей к другой, чтобы утихомирить пьяные размолвки, но ничто не могло омрачить его лица. Он знал, что с каждой минутой приближается исполнение его желания. Его радость не затмевали ни сомнения, что Элинор все еще скучает по Саймону, ни сомнения в ее искреннем стремлении к исполнению супружеского долга, несмотря на то, что она отказала ему в добрачных отношениях. Недобрые предчувствия проснулись в нем, только когда он наконец увидел, как дамы обступили Элинор, чтобы начать церемонию подготовки к брачному ложу.
Не то чтобы он сомневался в своих способностях любовника при обычных обстоятельствах. Он знал, что способен удовлетворить любую в меру страстную женщину, а что Элинор именно такая женщина, он был совершенно уверен. Не то чтобы он не испытывал охоты исполнить супружеские обязанности — как раз в обратном, думал он, скривившись и наблюдая, как его неунывающие друзья собираются вокруг него, заключалась его проблема. Он слишком страстно желал. Опять-таки в обычных условиях это не имело бы большого значения — но в первый раз… «Дурак, — сказал он себе, — думай о чем-нибудь другом. Иначе ты кончишь еще до того, как с тебя снимут одежду».
Эта насущная потребность отвлечься была разрешена пьяным эскортом Иэна. В тот день он обходился без шины на ноге, чувствуя, что это будет нежелательным предметом на брачном ложе. Друзья его, однако, были уже в таком состоянии, что не сумели помочь ему подняться по лестнице достаточно аккуратно, и боль, пронзившая его колено, послужила, хотя бы временно, холодным душем для его не в меру разгоряченной плоти. Успокаивающий эффект этого происшествия совершенно исчез, однако, в тот момент, когда они добрались до верхней большой комнаты, которая за недостатком места в спальне Элинор стала местом обряда раздевания.
Элинор в роскошном платье с драгоценностями и в золотой вуали, такой тонкой, что сквозь нее просвечивалась белая кожа, выглядела утонченным созданием. Однако вида Элинор, совершенно обнаженной, если не считать черной гривы, которая ниспадала до бедер, было достаточно, чтобы у всех мужчин выпучились глаза и остановилось дыхание. Затем женщины откинули ее волосы назад и приподняли так, чтобы все ее прелести и недостатки были видны совершенно явственно.
Соответствующая реакция Иэна вызвала хохот, аплодисменты, щелканье пальцами и топанье ногами. Посыпались бесконечные и фривольные шутки, причем дамы смеялись и отпускали шутки, одна крепче другой, наравне с мужчинами. Ни в одной из сторон не было найдено никаких изъянов. Благодаря довольно энергичному образу жизни Элинор, беременности не испортили ее фигуру, лишь грудь стала несколько полнее, живот чуть круглее и появилось несколько голубоватых послеродовых растяжек, а в остальном ее вполне можно было принять за невинную девушку.
Это зрелище вызвало несколько дополнительных комплиментов, но большая часть комментариев касалась, естественно, Иэна. Все происходило очень забавно, но, несмотря на бушующий в камине огонь, в декабре было не слишком удобно долго стоять обнаженным. Изабель заметила, как дрожит Элинор, и потянула своего мужа за рукав, намекая, что невеста и жених замерзли. Вино на некоторое время стерло из памяти Пемброка старого друга Саймона.
— Ради Бога, — взревел он, — оставьте их в покое, или они оба посинеют от холода, как колено Иэна.
— Подождите, подождите! — крикнул Солсбери, когда принесли одеяло, чтобы обернуть замерзших новобрачных. — А что, если его колено останется негнущимся? Вы не отречетесь от Иэна из-за хромоты, леди Элинор?!
Это был вообще-то серьезный вопрос, но Элинор тоже была немного пьяна.
