Ладно, сперва еда, потом разберемся. Фетт нашел свободный столик на веранде. Вытянув повыше руку, принялся щелкать пальцами, подзывая официанта. Оркестр из четырех музыкантов в национальных андаланских костюмах наяривал что-то зажигательное.
— Прекрасная госпожа, танцуете? — рядом тут же материализовался еще один кавалер, с усиками, в перчатках, в лакированных штиблетах, с пышным шейным платком.
— Это моя девушка! — возмутился герой-спаситель.
— Ах, простите, не заметил, прошу разрешения…
— Не танцует!
— Я хотел бы спросить вашу даму…
— Не танцует, я сказал!
— Простите, господа, — пробормотала Амарела. — Мне надо попудрить носик.
Оглушительный успех у маргерийских мужчин испугал ее не на шутку.
— Стой! — Фетт через стол попытался схватить ее, Амарела шарахнулась и бросилась прямо через танцплощадку к выходу, наталкиваясь на кружащиеся пары и бормоча извинения.
— Стоять! — заорал за спиной Фетт-спаситель. — Куда рванула?! Немедленно вернись!
Она скатилась со ступенек и врезалась в группу молодых людей, как раз собирающихся подняться на веранду.
— Осторожно, госпожа, — чьи-то руки подхватили ее. — Ноги переломаете!
— Девушка, вас обижают?
Сбоку горячо задышали в ухо, по спине прошлась чья-то ладонь.
— Это моя женщина, скоты! — надрывался Фетт.
Ба-бах! — выстрел в воздух. Что-то звонко разбилось. Взвизгнув, смолкла музыка, поднялся гомон голосов.
Амарела сцепила под грудью руки и изо всей силы двинула локтем назад. Лапающий ее за задницу поперхнулся, рейна рванулась, потеряла косынку, но выдралась на свободу.
И побежала так, как никогда не бегала.
— Сто-ой!
Ба-бах!
С ума посходили! Или это я сошла с ума? Что происходит?
— У-лю-лю! Лови ее, лови!
— Держивора-аа!
Она оглянулась — за ней ломилась толпа. С криками, улюлюканьем, с выстрелами в воздух. Женщины там тоже были, господи помилуй.
Амарела неслась по освещенной улице, шаря глазами, куда бы свернуть. Би-ип! би-ип! — сзади загудел клаксон, послышалось тарахтение мотора, Амарелу нагнал неспешно катящийся «сполох» пыльно-белого цвета. С крыльев его скалился знакомый до тошноты макабринский череп. Кто-то очень большой, поднявшись, выметнул длинную руку, и рейну, как котенка, вдернули в открытый салон.
«Сполох» остановился. С передних сидений к Амареле повернулись двое, а тот, кто втащил ее, оперся коленом о заднее сидение и развернул к толпе закрепленную на кузове «аранью».
— Что, бунтуем? — спросил он с веселым изумлением. — Угостить?
Толпа нерешительно затопталась.
— Ай-яй-яй, — посмеиваясь, он покачал головой. — Как нехорошо. Гоняете девушку, как кошку. Нашли себе забаву. А ну брысь.
Белая летная куртка, майорские семиконечные звезды на погонах, гвардейский эмалевый щит с каманой на груди, мертвая голова на плече. Белокурый чуб спускается на бровь, светлые насмешливые глаза, белозубая улыбка.
— Не бойтесь, прекрасная госпожа. Не дам вас в обиду.
Он скинул куртку и набросил на плечи тяжело дышащей Амареле. Это было лучше всего: она стянула куртку на груди и сразу почувствовала себя защищенной.
— Кавен Макабрин, двенадцатая гвардейская воздушно-кавалерийская бригада, к вашим услугам. Это Филико Лагарте, мой оруженосец, — младший лейтенант с переднего сидения улыбнулся Амареле как родной. — Васк, хватит зевать, поехали! — это ефрейтору-шоферу, пялящемуся на рейну, словно на дарский золотой запас.
— Подбросим вас в город, госпожа, куда скажете. — Он сел рядом, но на безопасном расстоянии. Положил на колени белую фуражку с высокой тульей и золотой крылатой макаброй. Опять ободряюще улыбнулся: — Не волнуйтесь, госпожа, все будет хорошо. Вот еще что — суньте руку в карман куртки.
— В карман? — голос у рейны оказался слабеньким, как у девочки.
— В карман куртки, ага. В правый. Не стесняйтесь, пожалуйста. Мне кажется, это вас поддержит по дороге.
Она сделала, как просили, и вытащила из кармана толстую полуфунтовую шоколадную плитку, завернутую в пергамент и серебряную фольгу.
— Вы южанка ведь? Беженка? — Кавен, облокотившись на борт, старательно наблюдал, как бегут фонари вдоль дороги.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Угу… — промычала она сквозь шоколад.
Из зеркальца заднего вида, закрепленного на лобовом стекле, смотрели на нее собачьи глаза шофера. Лейтенантик ерзал на сидении и все время оглядывался.
— И у вас не оказалось денег на чашку кофе с пирожком? — Макабрин покачал головой, взглянул искоса, снова отвел взгляд. — Сколько вы не ели? У вас ни денег, ни документов… выбежали из дома, в чем есть?
Она закивала.
Машина дернулась, взвизгнули тормоза, рейну бросило на спинку переднего сиденья.
— Васк, твою мать, смотри за дорогой! Ушиблись? — он помог ей вернуться на сидение, задержал горячие пальцы на локте. — Не бойтесь, прекрасная госпожа, теперь все будет хорошо. Мы наведем порядок на Южном Берегу, вышвырнем Лестан к чертовой матери, щелкнем по носу Фервор — забудут соваться к нам.
«К нам»! Рейна нахмурилась и выдернула локоть из макабринской хватки. Они уже считают Марген дель Сур своим!
— Если бы нас раньше позвали на помощь, не пришлось бы вам, нежной юной девушке, пройти такие ужасные испытания. Но теперь все будет хорошо.
Лавенги спустили своих псов. И даже пытались собственноручно вытащить ее, Амарелу, непонятно, правда, зачем. Ей очень хотелось расспросить Макабрина подробнее, но она боялась, что он сложит два и два и узнает в остриженной под корень замурзанной девчонке королеву соседней страны.
— Фил, башку тупую отвернул, быстро! Нечего таращиться. Сейчас побежишь пешком за машиной. — Кавен разжал кулак, видимо, еле справился с желанием влепить оруженосцу подзатыльник. — Извините, прекрасная госпожа. Дисциплиной мы сегодня похвастать не можем.
Рейна комкала фольгу. «Сполох» оставил позади предместья и теперь катился по городу. Кавен помолчал, сжимая и разжимая пальцы, потом спросил:
— Прошу прощения за бестактность, но… какими духами вы пользуетесь?
— Что? — она ожидала любого вопроса, но не этого.
— Я слышал, существует такой парфюм… ну… вызывающий… как бы сказать…
Макабрин, рыцарь, офицер и просто здоровенный самец, замялся. А у Амарелы в голове вдруг сложилась мозаика.
— А-а… — сказала она. — О-о…
— М? — он поднял бровь.
— Это сагайский божок… как их там называют… забыла. Это он. Я спряталась на барже с землей.
Макабрин прищурился, начиная понимать.
— На барже с землей? Которая сегодня пришла в Маргерию. Дедовы люди как раз ее встречать сегодня должны.
— Я была ранена, когда спряталась на барже. Этот… божок вылечил меня… я его видела. Это не парфюм, это сагайское благословление!
Врагу не пожелаю такого благословления! Она с новым испугом уставилась на Макабрина.
— Так-так, — пробормотал он. — Я-то думал, это сказки. Ну, скажу я вам, действует это благословление… как хороший гипноз… мозги отключаются. Не бойтесь! — он поднял ладонь. — Я вас не трону и другим не позволю. Вам надо отсидеться, пока это… благословление не выветрится. Сколько оно будет держаться?
— Не знаю…
— Ладно, у нас есть еще завтрашний день, послезавтра с утра мы улетаем. Обещайте слушаться меня, а я обещаю ничего не делать против вашей воли. Лады?
Макабрин обещал ничего против ее воли не делать? А если моя воля — не бомбить Марген дель Сур?
Если бы дело было в одном Кавене!
Амарела вздохнула и согласилась:
— Лады.
* * *
— Давай сюда! — выкрикнула Мораг. Смоляные жесткие ее волосы были вымазаны в пыли и крошеве зеленых листьев. Военные высокие ботинки нелепо торчали из под вечернего платья, разрез на котором она продрала чуть не до пояса. Между ботинками и платьем — голые ноги с костлявыми коленками, поцарапанные и в потеках грязи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Быстро, пока он не плюнул! Лавенг! Тащи свою жопу сюда!
Энери решился и стремительно перебежал залитую полуденным светом улицу, пригибаясь и волоча с собой тяжеленную брезентовую сумку. Камни древней мостовой покрывали пятна копоти. Местами гранитные булыжники оплавились, дымились и мерзко воняли химией.
